Навола - Бачигалупи Паоло

— И я хочу, чтобы его туфли соответствовали наряду, — сказала она.

— Разумеется. Я могу нашить бриллианты...

— Чи. — Она вновь щелкнула языком. — Только не на туфлях. Регулаи богаты, а не глупы, маэстро.

— Разумеется, сиана. Приношу извинения.

— Что за уроки у Челии? — спросил я. — Она обещала быть здесь.

— У нее есть свои обязанности, — ответила Ашья, продолжая возиться с покроем моего камзола. — Это вас не касается.

У меня создалось впечатление, что, пока меня ощупывали, тыкали пальцами и кололи портновскими булавками, Челия развлекалась.

— Но она сказала, что будет здесь и выскажет свое мнение.

— Мнение этой девочки не должно вас волновать. Теперь вы будете встречаться с архиномо.

— Архиномо и их дочерьми, — кисло сказал я.

— Прекрасными дочерьми, — уточнила Ашья, вместе с портным подрубая мне рукава. — Стойте смирно, иначе вас уколют.

Я покорился, но был расстроен. Челия делала подобные мероприятия терпимыми. Она хотя бы оживляла их остроумными замечаниями. Сейчас она бы дразнила меня, обещая, что дочери архиномо станут падать в обморок при виде моих длинных рукавов, или утверждая, что моя шея, растянутая высоким царапающимся воротником, похожа на цыплячью. Что угодно, лишь бы развеять скуку. А вместо этого она сбежала, оставив меня на растерзание Ашье.

Ашья обошла меня кругом. Подергала длинный камзол.

— Да. Так лучше. — Она потрогала ткань. — Но я не уверена насчет цвета. Кремовый...

— Это отменный ксимский шелк! — возразил маэстро. — Он лучше, чем производят наши собственные мануфактуры. Предназначался для королевских лиц и был вывезен контрабандистами с большим риском. Мы не можем изготовить ничего подобного даже здесь, в Наволе.

— Да, мы с вами знаем, что это лучший шелк, но наволанцы... — Она нахмурилась. — Они любят яркие цвета.

— Будь Челия здесь, она бы вам сказала, — вспылил я. — Она мыслит как истинная наволанка.

Ашья прищурилась, оценивая мой выпад:

— Однако вы тоже истинный наволанец, но помощи от вас никакой.

Она встала рядом с портным и мрачно оглядела меня, размышляя.

— Думаю, нам будет достаточно Мерио. Давико, сходите и покажите ему цвет. Быстро. — Она хлопнула в ладоши, словно я был слугой. — Быстро, молодой Бык. У нас мало времени. Маэстро должен сшить камзол и доделать вышивку, а он не сможет заняться этим, пока камзол на вас.

Надувшись, я вышел из апартаментов Ашьи и спустился по лестнице. Миновал длинный приемный зал, где мы проводили семейные торжества в окружении образов старых богов, и из тени колонн ступил на садовый куадра.

Здесь, на одной из стен, отец приказал поместить фреску в память о моей матери. Она была в образе Эростейи, спавшей рядом с каменным медведем в высоких горах, в то время как другие животные выглядывали из зарослей, чтобы полюбоваться ее красотой и защитить ее. Эта картина была сильнее моих воспоминаний о женщине, с которой у меня ассоциировались запахи кардамона и меда, мягкость прикосновений к моей щеке. Глядя на фреску, я ощутил подкрадывающийся стыд за то, что назвал Ашью не наволанкой. Я знал, что эти слова причинят ей боль, и не ошибся. Нужно будет извиниться. Ашья желала мне добра и любила моего отца. На свой лад она хотела для меня самого лучшего. Но все же она была чужой, и мне не нравилось, что она ведет себя будто моя настоящая мать. Хотя ин веритас37 другой матери у меня не было.

Я прошел через сад, размышляя о неприятных извинениях.

Сквозь шеренгу арок мне следовало пройти в наш куадра премиа, но вместо того, чтобы направиться в кабинеты банка, где стрекотали счеты, я остановился. Меня манила лестница, ведущая на верхние галереи. Там располагались мои комнаты.

Челия играла в «лягушку и лисицу».

Почему не я?

Прежде чем эта мысль оформилась, появилась Ленивка, которая шаловливо посмотрела на меня, виляя хвостом.

Свобода звала.

Последовать ли мне приказу Ашьи?

Или украсть свою свободу?

В мгновение ока мы взлетели по лестнице, пронеслись по галерее, выходившей во двор, и вот я уже у себя, скидываю тонкие шелка и натягиваю бриджи и льняную рубашку.

— Нужно торопиться, — сказал я Ленивке, вилявшей хвостом от радости. — Мы же не хотим, чтобы Ашья нас поймала.

Я сунул кинжал в наручные ножны, как учил Каззетта, и мы вновь спустились по лестнице, тихие, словно воры в квартале Сангро, принюхиваясь, чтобы не пропустить малейшее облачко духов Ашьи, прислушиваясь, чтобы различить шелест ее мягких туфель по камню.

Полонос сидел у ворот и подбрасывал в воздух кинжал. Заметив нас, с настороженным видом крадущихся вокруг фонтана Урулы, он разгадал наши намерения. Мгновенно вскочил, спрятав кинжал, и зашагал рядом.

— Больше никаких портных и шелков сегодня?

— Мы уходим из этого похожего на гробницу палаццо, уходим как можно дальше от Ашьи, — ответил я. — Не желаешь стакан холодного вина?

— Ла сиана рассердится.

— Она правит моим отцом, а не мной.

Полонос фыркнул, но не стал препятствовать нашему уходу из палаццо.

На самом деле, несмотря на браваду, мне было стыдно за свой побег. Теперь придется извиняться еще и за это. Ашья попала в наш палаццо в цепях, и не ее вина, что она была чужестранкой и иногда вела себя необычно. На самом деле, несмотря на иноземное происхождение, она мастерски разбиралась в политике и обычаях послов и архиномо, с которыми мой отец сидел за доской. Она наполнила наш дом интеллектом, культурой и изяществом. Немногие в Наволе могли сравниться с ней, несмотря на ее тройные метки. Однако сегодня по какой-то причине я не мог ее вынести. Кроме того, меня бесило, что Челия наслаждалась свободой, в то время как я был обречен на колкие воротнички и цокающий язык Ашьи.

— Ты видел, куда пошла Челия? — спросил я Полоноса.

Он поднял брови:

— Сказала, что идет за покупками. За тем шоколадом Этруаля. Ее сопровождала служанка Серафина.

— Когда она ушла?

— Быть может, полсвечи, полклепсидры назад.

— Отлично.

Я направился к улицам, где продавали модные товары и где торговал Этруаль.

Вскоре нас окружили конфеты, шоколад, цветы и любовные побрякушки — и мы увидели, как Челия покидает лавку Этруаля, а за ней следует Серафина.

Я уже собирался окликнуть Челию, но тут она вручила все свои покупки Серафине — просто впихнула коробочки и бумажные свертки с золотым гербом Этруаля в руки служанки — и зашагала прочь по улице.

Как это понимать?

Челия шла быстро и целеустремленно, пробиралась по узким переулкам, проскальзывала между дамами и кавалерами, между торговцами и служанками. Один раз оглянулась, но по счастливому стечению обстоятельств я это предвидел и успел затащить Полоноса за огромный куст красных ромашек.

Мгновение Челия обшаривала глазами улицу, и у меня возникло странное чувство, будто мы все-таки замечены, но затем, взмахнув зеленым подолом, она свернула в очередной переулок. Немного выждав, я последовал за ней. Этот переулок был почти пуст, и нам пришлось отстать сильнее, чем мне того хотелось, и, лишь когда Челия скрылась за очередным углом, я метнулся вдогонку, надеясь увидеть ее прежде, чем свернет опять.

Не сомневаюсь, что мы представляли собой абсурдное зрелище — я, Ленивка и Полонос. Ленивка наслаждалась игрой, забегая вперед, словно выслеживала кролика; Полонос никуда не спешил, ворча, что слишком жарко для детских забав; и между ними я, пытавшийся казаться лидером, которого не уважали ни Полонос, ни Ленивка.

Собака промчалась вперед, высунув язык, потом вернулась, потом снова понеслась вперед, и я не сомневался, что она вылетит к Челии и выдаст нас. Полонос тоскливо изучал прохладные таверны с подносами сыра из Парди, бочками вина, хрустящим хлебом и летними соленьями: спаржей, луком и стручковой фасолью.

Ленивка снова вырвалась вперед. Я едва сдержался, чтобы не окликнуть ее и тем самым не закончить игру, но в последний момент, словно поняв мое желание, она остановилась у поворота, нетерпеливо дожидаясь нас.