Навола - Бачигалупи Паоло

Все в Наволе говорили, что сиа Аллецция ди Виолеттанотте — красавица, но это было все равно что назвать Лазурь необъятной, а наволанцев коварными. Я видел ее дважды — и оба раза испытал потрясение. Один раз я был с друзьями Пьеро и Чьерко, и они показали мне ее.

Она сидела за столиком перед таверной, славившейся своими горькими настойками. В этом заведении использовали не длинные столы со скамьями, а маленькие столики, создававшие интимную обстановку. На сиа Аллецции было зеленое платье с белым кружевом, обнажавшее значительную часть груди. Ее глаза были подведены, губы накрашены, а шелковистые черные волосы уложены в сложнейшую прическу из кос и завитков — должно быть, служанки трудились над ней несколько часов. Сиа Аллецция напоминала портрет кисти Арраньяло, неземной и завораживающий, словно фата, вот только она была живая и досягаемая. Создание из легенд, сидевшее перед нами и потягивавшее красную настойку, в то время как мужчина напротив — архиномо нобили ансенс, судя по расшитым брюкам и камзолу, — лез вон из кожи, отчаянно желая, чтобы она обратила к нему свой драгоценный взгляд.

Аллецция ди Виолеттанотте.

Куртизанка, шептались Пьеро и Чьерко. Куртизанка, у которой четверо мужчин, и каждый содержит для нее палаццо, чтобы она могла навестить его, когда ей удобно. Женщина столь соблазнительная, что эти мужчины согласны делить ее очарование и внимание, поскольку без них погибли бы. Говорили, что сиа Аллецция погубила архиномо Талья, заставив патро, брошенного ею из-за вспышек ревности, потратить все деньги в попытках вернуть ее.

Аллецция ди Виолеттанотте.

Ай! Один вид ворот ее особняка пробудил во мне страсть. Полонос, судя по выражению его лица, тоже узнал эти ворота.

Что Челия делает в палаццо этой женщины? Что могло этой женщине понадобиться от Челии?

Пьеро говорил, что сиа Аллецция иногда устраивает вечеринки для мужчин, к которым благосклонна, подбирает им пары из юных вианомо, девушек, которым нравились игры обольщения, дочерей изготовителей матрасов, ткачей и свечных дел мастеров, которых приводили к ней матери и отцы, желавшие употребить сокровище между бедрами своих дочерей, чтобы соблазнять, ублажать и в конечном итоге подняться в наволанском обществе.

Пьеро и Чьерко рассказывали истории об этих девушках. Пьеро утверждал, что купил ночь с одной из них, но, вместо того чтобы превозносить девицу, превозносил Аллеццию, которая столь хорошо ее обучила.

«Ай, Давико. — Тут он ударился в лирику. — Что она творила своими пальчиками! Своим язычком! Она была фатой спальни. Древний Калиба не мог требовать большего от собственных служанок. Ай. — Пьеро мечтательно вздохнул. — Каждый мужчина должен провести ночь в объятиях девушки, обучавшейся у сиа Аллецции».

Я посмотрел через кованые ворота на лежавшие за ними фонтаны и деревья, но Челию не увидел. Стражник в свою очередь разглядывал нас с Полоносом.

— Если у вас нет тут дела... — Он дернул головой. — Проваливайте.

Полонос потянул меня за рукав:

— Нам лучше уйти.

— Что за дело может быть здесь у Челии?

— Вам известно, какими делами здесь занимаются, — ответил Полонос, волоча меня прочь.

— Но как она могла?!

Быть может, она прямо сейчас разгуливает по садам Аллецции, соблазнительно задрапированная, одна из ее нимф? Пьеро описывал, каково это — побывать внутри. Искрящаяся компания девушек, фат удовольствия. Неужели Челия одна из них? Неужели она уже расположилась между бедер какого-то развратного архиномо?

Я уходил, пытаясь отогнать образы, наводнившие мое сознание: сбивающие с толку, возбуждающие, отталкивающие, интригующие. Вот Челия в роли фаты Калибы, облаченная в прозрачные шелка. Вот Челия позволяет платью соскользнуть к ее ногам. Вот сиа Аллецция во всей ее красе вместе с Челией. Их тела переплетены, как на рисунках, которые я видел в отцовской библиотеке...

Долгое время я брел наугад, сопровождаемый Полоносом и Ленивкой, в моем разуме кружились видения, которые я пытался заглушить, вопросы, которые не мог отторгнуть.

— Хотите, чтобы я проследил за ней? — прервал мои мысли Полонос. — В следующий раз, когда она уйдет? Я могу проверить, встречается ли она с... — Он умолк.

Мужчинами.

Это слово он не осмелился произнести. Проверить, встречается ли она с мужчинами. Ходит ли по тавернам и сидит ли на коленях у архиномо с похотливыми сердцами. У юных расточительных нобили или старых, морщинистых, толстых мерканта. Узнать, взялась ли она за ремесло Аллецции. Порочит ли Регулаи распутными выходками. Вот что хотел сказать Полонос, но не сказал.

— Нет. — Я покачал головой. — Не знаю...

Я сомневался, что Челия делает... то, что делает, публично. Очень уж старалась она сохранить в тайне свой визит к сиа Аллецции. Но у меня было дурное предчувствие. Визит Челии в дом столь известной женщины — причем такой скрытный — не предвещал ничего хорошего.

— Быть может, она просто встречается... — Полонос умолк, потому что в доме сиа Аллецции все встречи подразумевали плотское взаимодействие.

Если только...

У Аллецции есть влияние во многих сферах. Многие архиномо ищут удовольствий у нее и ее нимф. К ней приходят друзья и враги. И если у Челии имеются секреты...

Мне на ум пришел Каззетта, неприятный, шепчущий, подозревающий всех, у кого есть секреты, задающий вопрос, который постоянно отравлял его разум — и теперь отравил мой:

Она предательница?

Я думал о Челии, смеющейся, дразнящей меня, зовущей покататься в солнечный денек. Может ли моя сестра быть предательницей? Следует ли рассказать об увиденном отцу, или лучше сразу обратиться к Каззетте? Каззетта определенно не станет терять время на выяснение причин скрытности Челии. Он прилипнет к ней, подобно тени. Он будет следить, будет слушать и в конце концов...

Я содрогнулся.

Мне отчаянно не хотелось выпускать на свободу тьму Каззетты. Этот человек выдирал из людей тайны, как рыботорговец выдирает кости из ромильской форели. Напустить Каззетту на Челию... Что ж, он наверняка выяснит, зачем она приходила в палаццо Виолеттанотте, однако нет никаких гарантий, что Челия в итоге не станет кровавым подношением моему отцу.

Погруженный в тревожные мысли, я бродил по городу с Ленивкой и Полоносом, не сознавая, куда меня несут ноги, размышляя только о Челии и проблемах, вызванных ее тайной.

От раздумий меня внезапно оторвали колокола, пробившие третий час, лавина черных мантий и приветственные крики:

— Давико! Ай! Давико!

Я недоуменно поднял глаза, пытаясь понять, где нахожусь. Это был Университетский квартал.

— Давико! Стряхни шерсть с глаз!

Река студентов лилась из Студио Литиджи, толкая величественные деревянные створки дверей. Они были украшены резьбой, изображавшей знаменитых наставников и восхищенно внимавших им студентов (хотя, если приглядеться, можно было отыскать ловко спрятанных дремлющих лентяев); теперь эти створки были распахнуты, и в бурлящей массе освобожденных учеников я заметил знакомые лица.

— Давико! — позвал Чьерко. Он запутался в своей мантии, пытаясь скинуть ее на бегу. — Где ты был? Мы думали, что потеряли тебя. — Он ткнул в меня пальцем. — Глядите, братья! Наш заблудший Регулаи!

Наверное, я подсознательно искал общества и утешения, раз оказался в нужное время в том месте, где часто встречал друзей. Вместе с Чьерко Альтосевиччи был его брат Пьеро, а также мой ученый друг Джованни и Антоно Верадикка, которого мы звали Тоно. Все они жонглировали ворохами бумаги и перьев, скидывая на жаре черные студенческие мантии, наконец-то выйдя из-под власти университетской традиции.

— Я же говорил, что недавно видел его, — сказал, стягивая мантию через голову, раскрасневшийся и взъерошенный Джованни. — После того как вы с Пьеро бросили меня в холмах.

— Ты хочешь сказать, после того, как ты лишил нас лошадей, — упрекнул Чьерко, но, не дожидаясь начала спора, все еще наполовину одетый в хлопающую мантию, кинулся вперед, чтобы обнять меня. — Наш давно пропавший друг! — Он обхватил меня руками, запутав в своем облачении, и принялся скакать, словно ребенок, нашедший любимую игрушку. — Пропавший, как моряки «Ла Деметы», потопленной Черулеей! Он потерялся — а теперь нашелся!