Навола - Бачигалупи Паоло

Я со смехом оттолкнул его.

— Да не терялся я, Чьерко. Хотя недолго мне оставаться на плаву, если в дело вмешается Ашья.

Я отбился от второй попытки поймать меня, затем принялся помогать Чьерко, который запутался в своей мантии и книгах.

— Ай. Та чужестранка, — сказал Чьерко, высвободив голову с потной копной черных волос, кустистыми бровями и глубоко посаженными глазами, подвижными и выразительными. — Она слишком тщательно контролирует твоего отца. А теперь и тебя.

— Хуже того, — добавил его брат, — она делает его красивым.

Пьеро наконец удалось стянуть мантию с головы, продемонстрировав такие же глаза, как у брата, а еще острый материнский нос, напоминавший обнаженный меч, с которым он часто тренировался.

В отличие от Чьерко, у него были прямые соломенные волосы. Пьеро был светлокожим, а Чьерко смуглым, но они определенно были братьями — с густыми бровями, пронзительными синими глазами и одинаковыми ухмылками и энергией.

— Только взгляните, как красиво подстрижены и завиты его волосы! — Пьеро протянул руку, чтобы взъерошить мне шевелюру. — Что за симпатичный мальчик! — Он ущипнул меня за щеку. — Симпатичный мальчик в преддверии своего дня имени! Надо же, как ты вырос. — Теперь он обеими руками щипал меня за обе щеки. — Такой большой мальчик!

— Фескато. — Я оттолкнул его и мазнул тремя пальцами по щеке.

— Ты показываешь мне три пальца? — воскликнул Пьеро в притворной ярости.

— Более того, я покажу их тебе еще раз! Три и три!

— Ты осмеливаешься показать мне три пальца, пес Регулаи?

— Не осмеливаюсь, а дважды осмеливаюсь!

— Мы должны драться на дуэли!

С боевым криком Пьеро кинулся на меня.

— Мир! — взмолился я, когда мы с хохотом впечатались в колонну и Пьеро попытался повалить меня. — Мир, Пьеро! Для дуэли слишком жарко!

Но превосходивший меня скоростью и силой Пьеро не унимался. Ленивка кинулась ко мне на помощь, она лаяла и прыгала по нам обоим, виляя хвостом и покусывая, пока Пьеро не скатился с меня и не сел, раскрасневшийся и задыхающийся, держа собаку на вытянутых руках, в то время как она пыталась облизать ему лицо.

— Ай! — выдохнул он. — Ты прав, слишком жарко. Значит, сдаешься?

— Сдаюсь. — Я поднялся со всем достоинством, какое только возможно, когда тебя повалил на землю полуодетый студент литиджи. — Сдаюсь и салютую тебе. — Я проигнорировал ухмылку Полоноса, приводя в порядок свою льняную рубашку. — Но только если пообещаешь выпить.

— Когда это мы не пили? — Пьеро скинул с себя Ленивку, рукавом вытер с лица ее слюну и свой пот, потом задумался. — Когда-нибудь бывало такое, чтобы мы не пили?

— С тобой не бывало, — ответил Джованни.

— Что ж, — сказал Пьеро, поднимаясь на ноги и бросая злобный взгляд на двери Студио Литиджи, — должен же я чем-то смыть ужасные воспоминания о нашем маэстро ди Кулолингве.

— Сфай. Так нельзя... — начал было Джованни, но его перебил Чьерко:

— Маэстро Култалангве стоит прямо за тобой.

Пьеро в панике крутанулся и рухнул на колени, готовый пометить свою щеку в качестве извинения.

Конечно же, никакого маэстро там не оказалось, только другие студенты, болтавшие друг с другом и снимавшие черные мантии.

— Фескато! — Вскочив, Пьеро ударил Чьерко по руке. — Ты меня напугал!

— В таком случае не называй нашего маэстро жопоязыким.

— В жопу этого свинячего фескатоло...

— Как говорил своему юному ученику мудрый Плезиус, — вмешался Джованни, наставительно качая пальцем, — не произноси в сортире слова, которые не готов произнести на куадраццо.

— Чи. Плезиус. — Пьеро сплюнул. — Хватит с меня Плезиуса.

— Ты бы мог поучиться у Плезиуса.

— Ты бы мог поучиться фехтованию.

— Мудрость острее меча.

— В таком случае воспользуйся ею, чтобы управлять моей загородной виллой и обеспечить мне жирный доход.

— Какой загородной виллой? — фыркнул Джованни. — Твоя семья ее продала.

Пьеро добродушно рассмеялся.

— Вот для этого и нужен меч — чтобы добыть новое поместье. Я присоединюсь к люпари и завоюю несметные богатства.

— Ты всегда можешь добиться того же, преуспев в занятиях.

— Верно. Но для этого потребуется...

— Изучить Плезиуса?

— Именно! — Пьеро огляделся. — Мы же вроде собирались выпить. Лично я бы не отказался. Даже Плезиус любил вино.

— И написал о нем поэму, — откликнулся Джованни.

— Ну наконец-то мудрость! По крайней мере, мы все сходимся во мнении насчет выпивки.

И с этими словами мы подобрали вещи моих друзей и двинулись по Виа-Райяна.

Говорили, что юная сиа Райяна Беллапензи побудила своего ухажера, престарелого и уродливого Пагамелло, построить роскошную крытую колоннаду вдоль всей улицы, чтобы укрыть свою возлюбленную красавицу от ледяного дождя и палящего солнца по пути в университет и обратно. Без сомнения, когда-то это был прекрасный пассаж, однако, несмотря на романтичные намерения сио Пагамелло, студенты исписали колонны углем; гигантские лошадиные пенисы соседствовали с умными фразами из филоса и литиджи, которые, в свою очередь, перекрывали проклятия в адрес сморщенных ягодиц того или иного наставника, обидевшего студентов.

— Смотрите! — Пьеро показал на изображение университетского маэстро с невероятно длинным языком, скрытым в заднице стоящего на карачках студента. Снизу был нацарапан стишок про троганье и облизывание задов: КУЛОТОЧЧИ, КУЛОЛИНГВЕ, КУЛЬТАЛАНГВЕ, МОЛТО... — Все зовут его Кулолингве!

Я узнал руку, написавшую эту «поэзию».

— Твоя работа!

— И теперь все его так называют, — ответил Пьеро. — А значит, мои слова правдивы и истинны; все зовут этого жопоязыкого так, как он того заслуживает, и я с чистой совестью могу принести клятву во имя Леггуса: все зовут его Кулолингве. — Он просиял от гордости. — Это доказанный факт. Даже благородный Плезиус признал бы.

— Похоже, наш своенравный друг наконец-то стал студентом литиджи, — сухо заметил Джованни. — А мы-то думали, что он спит на всех лекциях.

— Во сне червь превращается в бабочку, — откликнулся я.

— Великолепная мысль.

— Фескато! — сказал Пьеро. — Я повелитель дебрей закона... — Остальные слова потонули в шквале наших непристойных комментариев.

— Скорее повелитель языков...

— Повелитель задниц!

— В случае Пьеро это прогресс.

— Я пускаю скупую слезу гордости...

— Я пускаю спруто спреми!41

— Наконец-то стал ученым!

— Пьеро Альтосевиччи, маэстро ди фескатоло.

— Я маэстро ди литиджи! — запротестовал Пьеро.

— Ты трепло, — задумчиво возразил Чьерко. — Этого у тебя не отнимешь.

Чем заслужил очередной удар по руке.

— Фескато, — сказал Пьеро. — За это ты оплатишь вино у сианы Грассы.

Мы вышли из-под сводов огромной колоннады Виа-Райяна и направились на тесную, изломанную Виалетта-дель-Оччи, где располагалась таверна «Л’Орсо Банко», на вывеске которой каменный медведь сидел за доской переговоров с огромным горшком меда.

Глава 15

«Медведь» пользовался популярностью у студентов нумерари, скривери и литиджи; тут им всегда были рады. Зимой на битком забитых столиках дымились бульоны, а летом здесь подавали прохладные пасты, которые можно было в любой момент заказать на огромной кухне, что трудилась с позднего утра до еще более поздней ночи. Хозяйкой заведения была дама, которую за глаза называли сиана Грасса42, а в лицо — сиана Граццурула, — настоящий медведь за доской, любил шутить Пьеро, причем медведь откормленный, и, хотя сиана Грасса сильно разбавляла вино и никогда не разрешала служанкам садиться на колени к студентам, ее и «Медведя» крепко любили.

В таверне пахло как дома, но не было домашнего груза имени и семьи; здесь студенты могли утешиться после драк в более суровых заведениях или после споров с другими студентами или укрыться от своих неудач, оскорбивших ожидания университетских маэстро либо — в моем случае — ожидания моей собственной семьи.