Родная земля (СИ) - Ступников Виктор

Графиня де Нотель молча последовала за мной в мои покои, ее молчание было красноречивее любых упреков. Я рухнул в кресло у камина, сдерживая стон, когда мышцы живота напряглись.

— Если вы пришли полюбоваться на мои страдания, то вы по адресу, — пробормотал я, откидывая голову на спинку кресла.

— Я пришла убедиться, что ваш идиотизм не стал на этот раз смертельным, — она подошла к столу, где стоял графин с водой, и налила стакан. Ее движения были отточенными, полными врожденной грации. Она протянула мне стакан. — Пейте. Вы выглядите ужасно.

Ни одной женщине я не позволял со мной так говорить, но только замечания графини меня одновременно смешили, и возбуждали. Её дикая природная непокорность и строптивость пробуждали во мне укротителя тигров.

Я взял стакан, поблагодарив кивком. Вода была прохладной и немного смыла металлический привкус крови во рту.

Чебек стоял у стекла, вглядываясь в отражение своего искаженного яростью лица. Холодная пустота сменилась леденящим душу расчетом. Его Дар, обычно шепчущий хаос из тысяч возможностей, теперь был сфокусирован на одной-единственной, яркой и ясной, как лезвие.

Он медленно повернулся и направился к стене, затянутой темным дубом. Легкое движение руки — и панель бесшумно отъехала в сторону, открывая скрытый за ней кабинет. Не современный, с голограммами и сенсорами, а старый, пахнущий воском, кожей и порохом. На стенах висело оружие разных эпох — от кривых сабель до компактных импульсных излучателей.

Его толстые пальцы с неожиданной нежностью провели по рукояти древнего кинжала. Этой вещи было триста лет, она помнила кровь его предков.

Звонок.

Голограмма возникла в центре комнаты,изображая человека в безупречном костюме с бесстрастным лицом.

— Распоряжения, хан? — голос был ровным, лишенным всяких эмоций.

— Всё, что связано с князем Прохоровым, — тихо, но четко произнес Чебек. — Бизнес. Союзники. Семья. Любимые игрушки. Я хочу видеть полную картину его падения. Не быстро. Не эффектно. Точно.

— Слушаюсь.

Голограмма погасла. Чебек опустился в массивное кожаное кресло. Он взял со стола старый хронограф — подарок Малыша Бая на его пятнадцатилетие. Простенькая, дешевая вещица, но он хранил ее все эти годы.

Теперь его Дар не шептал, а громко звучал в его сознании, рисуя один-единственный путь. Путь, на конце которого князь Михаил Прохоров лежал в луже собственной крови, а в его глазах застывало недоумение — от того, что его могущество, его богатство, его связи оказались бесполезны против холодной, безжалостной воли одного человека.

Глава 16

В своем кабинете Чебек не двигался еще с час. Он не спал. Его сознание, его Дар, который обычно был похож на рой разъяренных пчел, теперь работал как высокоточный станок. Обрывки информации, слухи, финансовые отчеты, данные слежки — все это сливалось в единую, сложную схему, которая медленно, но верно проявлялась в его разуме.

Он взял старый пергамент и перо. Анахронизм в век голограмм. Но так он думал лучше. Тактильные ощущения, шелест бумаги, запах чернил — все это помогало упорядочить хаос.

Он вывел имя в центре: «Михаил Прохоров».

От него,как щупальца, потянулись линии.

«Голдберг-банк. Долг под залог акций».

«Любовница: Алиса Верн. Бывшая прима в Одесском театре балета».

«Незаконный сын: Георгий. Едва исполнился год».

«Проект его почившего отца „Феникс“. Скрытые наработки».

Каждая линия была уязвимостью. Каждая точка — мишенью.

Снова прозвенел звонок. На этот раз без голограммы. Голос был тихим и эффективным.

— Хан, мы получили доступ к протоколам совета директоров «Голдберг-банка». Князь просит отсрочки по кредиту. Давление?

— Нет, — без колебаний ответил Чебек. — Наоборот. Обеспечьте, чтобы ему ее предоставили. На самых выгодных условиях. Я хочу, чтобы он почувствовал себя в безопасности. Чтобы он продолжил вкладываться в свою деревню.

— Слушаюсь.

Связь прервалась. Чебек отложил перо. Первый шаг был сделан. Не нападение, а поддержка. Яд, замаскированный под нектар. Он знал: чтобы разрушить империю, нужно сначала позволить ей разрастись до невозможного, до того момента, когда она станет хрупкой, как пересушенная глина.

Он подошел к окну. Внизу, в долине, туман медленно поглощал огни деревни. Так же медленно и неотвратимо его сеть будет опутывать князя Прохорова. Не быстрый взрыв, а медленный, неумолимый яд. И он будет наслаждаться каждым мгновением этого падения.

Он потянулся к хронографу, снова завел его тихий, размеренный механизм. Время работало на него.

— Так ваши дела налаживаются, князь, — с хитрым прищуром произнесла графиня, устраиваясь напротив меня.

— О чем это вы? — я сделал ещё глоток.

— Я знаю про ваши долги перед Голдберг-банком.

Меня не удивило, что графиня в тайне докопалась до финансовых дел моей семьи. Но я полагал, что она не будет ими козырять так нагло.

— Миша, у нашей семьи какие-то серьезные проблемы? — всполошилась Маша, стоявшая у окна и оказавшаяся невольный слушателем.

— Нет, с Голдбергами я договорился. Они пошли нам на уступки. Но да, отец задолжал их банку крупную сумму.

— И как же вы планировали её отдать? — продолжала допрос Анна.

Я думал, что уже разгадал графиню, но, видимо, в её змеиной душе ещё оставался неразгаданный мною клочок с пазлом.

— Благодаря нашему договору с вашим отцом, — не скрываясь, ответил я.

Да мне и нечего было скрывать. Сделка являлась выгодной для обеих сторон, потому стыдиться или скрываться мне незачем.

Графиня медленно провела пальцем по резному подлокотнику кресла, её губы тронула улыбка, в которой было больше понимания, чем злорадства.

— Ах, вот как, — протянула она. — Значит, мое приданое станет не только фундаментом нашего общего будущего, но и заплаткой для дыр в вашем настоящем. Расчетливо, князь. Очень расчетливо.

Маша, бледная, сжала руки у горла.

— Миша, это правда? Ты женишься на Анне…

— Теперь мне понятно, почему вас считают грозой мужчин, — усмехнулся я и стиснул зубы из-за боли, пронзившей мое тело. — И часто вы себя уже так выдали замуж?

— Неужели вы против? — графиня обиженно надула губки. — Я вам совсем не нравлюсь?

Ну что за хитрая лиса!

— Нравитесь, — ответил я, чувствуя, как в висках стучит нарастающее раздражение. — Вопрос не в симпатии, а в чистоте ваших намерений. Или вы полагаете, я верю, что ваше сердце внезапно воспылало ко мне, а не к моему титулу и перспективам?

Анна не смутилась. Напротив, её глаза заблестели с новым, почти озорным огоньком.

— А разве одно другому мешает? Титул — это часть вас, князь. Как и ваш ум, и ваша… решительность. Мне нравятся сильные мужчины, умеющие принимать трудные решения. Даже если эти решения продиктованы необходимостью.

В её словах была горькая правда, от которой у Маши вырвался тихий, почти неслышный стон. Я не посмотрел на неё, не мог позволить себе сейчас эту слабость. Весь мой гнев был направлен на женщину напротив.

— Вы говорите о браке как о биржевой сделке.

— А разве это не так? — парировала графиня, наклоняясь вперед. Её низкий голос зазвучал интимно и доверительно, будто она делилась великой тайной. — Брак в нашем кругу — это всегда сделка. Просто одни прикрывают её цветами и стихами, а другие честно называют вещи своими именами. Я предпочитаю честность. Мой отец получает влияние и родство с вашей фамилией. Вы получаете состояние, которое спасёт вашу семью от позора. А я… — она сделала паузу, и в её взгляде промелькнуло нечто неуловимое, — я получаю положение, о котором мечтала. Все в выигрыше.

— Вы всё продумали, — констатировал я без эмоций.

— Так же, как и вы, мой князь. Не притворяйтесь невинностью. Мы с вами — две стороны одной монеты. Просто моя сторона оказалась честнее.

Она поднялась с кресла, плавным движением расправляя складки платья. Спектакль, по её мнению, был окончен.