Лекарь Империи 6 (СИ) - Лиманский Александр

— Вот расскажу Совету Фамильяров о твоем самоуправстве! — пригрозил Фырк. — Они тебе устроят! Нарушение Устава — это серьезно!

— Ах ты мелкий стукач! — Шипа вскочила, выгибая спину. — Иди сюда, я тебя сожру! Будешь знать, как ябедничать!

— СТОП! — я снова поднял руку. — Никто никого не будет жрать! И в Совет никто жаловаться не будет! Мы сейчас спокойно поставим диагноз пациенту и уйдем. Все! Больше Фырк сюда не вернется!

— Эй! — возмутился бурундук. — Почему? У меня есть права!

— Потому что нам незачем создавать здесь конфликт, — я посмотрел на него строго. — У нас своя больница, своя работа. Мы пришли, сделали дело и ушли.

Я снова повернулся к Шипе.

— А ты не будешь нам сегодня препятствовать. Один раз. Потому что от этого зависит жизнь человека. Договорились?

Шипа смотрела на меня долгим, оценивающим взглядом. Она взвешивала мои слова, мою решимость.

— Ставьте свой диагноз, — наконец сказала она. — Только быстро и бесшумно.

Она направилась к стене.

— И еще, — обернулась она перед тем, как исчезнуть. — Формально твоя крыса…

— Бурундук! — не выдержал Фырк.

— … твой грызун имеет право находиться в больнице, пока он с тобой. Пусть шастает, мне плевать. Но если я встречу его где-то одного, без твоего прикрытия — сожру. И никакой Совет не поможет. Потому что это будет выглядеть как несчастный случай. Понятно?

Она растворилась в стене, оставив после себя только легкий холодок и запах озона.

Непонятно почему она так взъелась. Похоже не хочет, чтобы фамильяры что-то делали на ее территории. У этих духов свои заморочки. У каждого!

Я повернулся к Фырку. Он все еще дрожал, но уже не от страха, а от праведного возмущения.

— Вот ведьма полосатая! Как она смеет угрожать официальному представителю Совета Фамильяров!

— Ты официальный представитель?

— Ну… почти. В смысле, я зарегистрирован. Есть номер и все такое.

— Фырк, скажи честно — она реально может тебя съесть? В смысле, уничтожить?

Бурундук почесал за ухом, обдумывая ответ.

— Съесть в прямом смысле — нет. Мы же не материальные, помнишь? Но… — он помрачнел. — Наши энергетические поля несовместимы. Она — дух-хранитель кошачьего типа, я — грызунового. Это как… как материя и антиматерия. При прямом столкновении наших сущностей произойдет аннигиляция.

— Звучит серьезно.

— Это очень серьезно! Мы оба можем получить тяжелые повреждения. В худшем случае — развоплотиться. Это как смерть для фамильяра. Потом можно восстановиться, но на это уйдут годы. Десятилетия.

Так вот почему она так уверена в себе. Это не просто угроза. Это констатация факта. Физика их мира.

— Ясно. Значит, драться с ней — плохая идея.

— Очень плохая! — Фырк кивнул. — К тому же она старше и опытнее. Сорок три года в одной больнице — это серьезный стаж. Она знает каждый закуток, каждую щель. На своей территории она почти непобедима.

— Ладно, обойдемся без твоего внутреннего сканирования. Кстати, ты успел найти Максима?

— Да! — Фырк оживился. — Он в реанимации, второй этаж, палата двести семь! Я подлетел к двери, хотел нырнуть внутрь и просканировать, но тут эта полосатая ведьма как выскочит, как зашипит! Еле ноги унес!

— Не ведьма, а кошка, — поправил я. — И она не злая. Просто напуганная.

— Напуганная⁈ — Фырк возмутился. — Она же размером с тигра! Чего ей бояться⁈

— Потерять свою территорию. Потерять свой дом, — я вспомнил ее глаза, полные не только ярости, но и отчаяния. — Мне кажется, что для духа-хранителя остаться без больницы — это как умереть. Она боится, что мы пришли ее вытеснить.

— Глупости! Зачем нам ее облезлая больница?

— Она этого не знает. И не хочет рисковать. Поэтому защищается как может — агрессией.

— Все равно это не дает ей права угрожать! — Фырк надулся как воздушный шарик.

— Согласен. Но сейчас не время выяснять отношения. У нас есть пациент, которого нужно спасти. Попробуем обойтись без внутреннего сканирования. У меня еще есть «Сонар».

Хотя я сильно сомневался, что он будет работать. Я сильно истощен. «Искры» внутри не было.

Мы вернулись в палату. Все трое — Пестрякова, Вероника и барон — смотрели на меня с недоумением и легкой тревогой.

— Желудок прихватило, — я изобразил смущенную улыбку, потирая живот. — Видимо, волнение сказывается. Простите, что так резко выбежал.

— Это не последствия магического истощения? — Вероника подошла ко мне, ее лицо было полно беспокойства. Она положила руку мне на лоб, проверяя температуру. — Ты же выкачал почти всю «Искру»! Это опасно! Может быть отторжение магических каналов!

— Нет-нет, все в порядке, — я мягко убрал ее руку. — Просто нервы. Давайте продолжим. Время не ждет.

Я повернулся к Пестряковой.

— Виолетта Архиповна, что вы думаете?

Она выпрямилась, ее подбородок был решительно поднят — решение принято.

— Барон, пока вас не было, описал мне ситуацию. Если вы правы и у юноши действительно проблемы с сердцем, а не тяжелая черепно-мозговая травма, то счет идет на минуты. Я готова помочь. Чем угодно.

— Спасибо, — я кивнул. — Называйте это интуицией, шестым чувством, диагностическим даром — как угодно. Но я точно знаю, если мы не сделаем ЭКГ и ЭхоКГ в ближайшие полчаса, будет поздно.

— Но он же в реанимации! — Пестрякова нахмурилась. — Там дежурит Мастер Ерасов. Очень принципиальный, дотошный. Чужих к своим пациентам и на пушечный выстрел не подпускает. А после истории с вами и графом Ушаковым…

— Ушаков там?

— Конечно! Сидит у кровати сына, никуда не отходит. Он вас сразу узнает!

— Не узнает, — я начал продумывать план на ходу. — Мне нужна маскировка.

Через десять минут мы шли по коридорам больницы. Я преобразился до неузнаваемости — хирургическая шапочка была натянута низко на лоб, маска закрывала лицо до самых глаз, поверх дорогого костюма был накинут белый халат, а на носу сидели очки в толстой оправе.

В таком виде я был одним из сотен безликих лекарей. Даже мать родная не узнала бы. Идеальная маскировка.

Пестрякова шла рядом.

— Я не смогу, — шептала она. — Руки дрожат! Голос сорвется! Граф Ушаков сразу поймет, что что-то не так!

— Сможете, — уверенно сказал я. — Главное — не показывать сомнений. Вы лекарь, это ваша больница, вы имеете полное право. Ведите себя соответственно.

— Легко сказать…

— Виолетта Архиповна, — я остановился и повернулся к ней. — Посмотрите на меня. Вы проработали в целительстве сколько? Пятнадцать лет?

— Двенадцать.

— Отлично. За эти двенадцать лет вы наверняка сталкивались с агрессивными родственниками, скандальными пациентами, придирчивым начальством. И со всеми справлялись. Это ничем не отличается. Просто еще один сложный родственник. Действуйте так, как действовали бы в обычной ситуации.

Я видел, как она боится. Но сейчас мне нужна была не ее рефлексия, а ее профессионализм. Нужно переключить ее из режима «испуганная женщина» в режим «опытный лекарь».

Она глубоко вздохнула, расправила плечи. На моих глазах произошла трансформация — из нервной, сомневающейся женщины она превратилась в уверенного, собранного лекаря. Спина выпрямилась, подбородок поднялся, взгляд стал спокойным и сфокусированным.

— Вы правы. Я справлюсь.

Мы поднялись на второй этаж. Реанимационное отделение встретило нас тишиной и специфическим больничным запахом — смесь дезинфектантов, лекарств и того неуловимого аромата болезни, который невозможно перебить ничем.

Коридор был пуст. В конце — пост медсестры, но там никого не было видно.

Я осторожно заглянул в стеклянное окошко двери палаты двести семь. Максим лежал на функциональной кровати, подключенный к кардиомонитору.

Аппарата ИВЛ не было — дышал сам. Капельница в вене.

Рядом, в кресле, сидел граф Ушаков. Выглядел он ужасно — осунувшийся, постаревший лет на десять за последние два часа. Костюм помят, галстук расстегнут, волосы взъерошены. Он держал сына за руку и что-то тихо шептал.