Проклятый Лекарь. Том 3 (СИ) - Молотов Виктор

Я открыл глаза, выныривая из глубин транса. Голова кружилась, во рту было сухо, как в пустыне. Тело, инструмент, который я оставил на автопилоте, протестовало против такого грубого возвращения.

— Сработало? — спросил я хрипло, садясь на диване.

Костомар энергично закивал, так сильно, что его череп, казалось, готов был слететь с шеи. Затем он указал длинным костлявым пальцем в сторону кухни.

Я уверенно встал на ноги. Тело было слабым, Сосуд практически пустым, но воля Архилича — это то, что не зависит от жалких процентов Живы.

По-другому и быть не могло.

Я направился на кухню.

Моя ловушка была не просто отблеском. Это был идеально настроенный маяк, усиленный рунами и напитанный моей собственной волей. Устоять было невозможно.

Я вошёл на кухню.

Серебряный круг на полу тускло светился холодным, мёртвым светом. Руны по его периметру медленно, едва заметно пульсировали, как слабое сердцебиение.

А в центре круга металось полупрозрачное существо.

Его форма постоянно менялась, как марево над раскалённым асфальтом. Оно бросалось из одной стороны круга в другую, раз за разом врезаясь в невидимый барьер из серебряной пыли, и отшатывалось назад с беззвучным воплем агонии, который я чувствовал на астральном плане.

Итак, незваный гость — призрак. Простое эхо. Дух, привязанный к этому месту какой-то прошлой травмой.

Но когда мои глаза адаптировались к тусклому свечению круга, я понял, что все было не так просто.

Призрак был одет в парадную форму офицера императорской гвардии — тёмно-зелёный мундир с золотым шитьём, тяжёлые эполеты, высокие, начищенные до блеска сапоги. На его груди тускло мерцали ордена, но все они были залиты тёмной, почти чёрной призрачной кровью, которая стекала вниз, не оставляя следов на полу.

Он истошно, беззвучно выл, его лицо, застывшее в маске ярости и отчаяния, искажалось. Он бился о невидимые стены ловушки, но серебряный купол был непреодолим и, что важнее, полностью глушил любые звуки для внешнего мира.

В своей призрачной руке офицер сжимал длинный, окровавленный кинжал, которым раз за разом, в бессильной ярости пытался пробить невидимый барьер.

Я присмотрелся к знакам различия на его эполетах. Капитан лейб-гвардии Преображенского полка. Элита из элит. Личная охрана императора.

— Интересно, — произнёс я вслух, мой голос в тишине кухни прозвучал неестественно громко. — Что же такого должно было случиться, чтобы капитан Преображенского полка умер с кинжалом в руке в обычной квартире на окраине Москвы?

Я сделал шаг ближе, изучая его как редкий медицинский случай.

Судя по характеру повреждений ауры и зацикленному поведению — убийство. Внезапное и жестокое. Но кинжал в его руке… значит, он успел нанести ответный удар. Или это было самоубийство после совершённого им преступления?

— Кого ты убил при жизни, капитан? — спросил я спокойно. — И, что гораздо важнее, кого или что ты ищешь после смерти?

Призрак резко перестал метаться. Он замер, его голова медленно повернулась в мою сторону. Он уставился на меня своими пустыми, чёрными глазницами, из которых, казалось, сочился холод самой могилы.

Он меня видел. И слышал. Это меняло всё. Это был не просто фантом. Это был разумный дух. И, судя по всему, очень, очень злой.

Глава 14

Я смотрел на призрака, изучая его, как врач изучает редкий и агрессивный патоген, пока он бился об стены купола.

Моё некро-зрение, усиленное после ночного транса, проникало сквозь его полупрозрачную оболочку, анализируя всю структуру.

Это была не просто остаточная эманация. А сложная энергетическая конструкция, сотканная из боли, ярости и вечного повторения одного и того же момента. Его аура была расколота, изорвана в клочья, и из этих разрывов сочились эмоциональные токсины, отравляя само пространство вокруг ловушки.

Так вот кто шумел по ночам.

Тяжёлый топот гвардейских сапог по паркету. Едва слышный звон несуществующих шпор. Скрип половиц под весом того, кто давно не имеет веса. Всё это был наш капитан.

Но призраки не появляются просто так.

Их существование противоречит фундаментальным законам мира, согласно которым душа после смерти должна отправляться дальше. Чтобы остаться, ей нужен якорь.

Обычно это место насильственной смерти или мощное, незавершённое дело. Но этот случай был иным. Я чувствовал тонкую, почти истлевшую, но всё ещё прочную магическую нить, привязывающую его к самому фундаменту этого дома.

Его не просто убили здесь. Его здесь заперли. Намеренно.

Кто?

Я размышлял, начиная медленно обходить ловушку по кругу, изучая свою добычу под разными углами.

Зачем кому-то понадобилось держать призрака элитного гвардейского офицера в обычной квартире? Как сторожевого пса? Глупо.

Призраки своенравны, трудноуправляемы и привлекают ненужное внимание. Его оставили как наказание? Уже ближе к истине.

Обречь дух врага на вечные муки в запертой клетке — вполне в духе некоторых магических школ. Или, что наиболее вероятно для дилетанта, это был просто неудачный эксперимент? Призвал, а отослать обратно не смог.

Призрак перестал биться о барьер. Встал неподвижно, его глаза следили за моим движением. Он ждал. Оценивал. Это подтверждало мою теорию — он был разумен.

Время пассивного наблюдения закончилось. Пора было начинать допрос.

Я сделал шаг к ловушке. Мой первоначальный диагноз — простой фантом, застрявший в цикле, требовал подтверждения и, возможно, лечения. Самый простой способ успокоить беспокойного мертвеца — это напомнить ему о покое могилы.

Я протянул руку и коснулся барьера.

Через кончики пальцев направил в серебряный купол тонкую, контролируемую струйку своей родной энергии. Не грубую силу, а концентрированный седатив, сотканный из чистого некромантского спокойствия.

Энергия, которая для любой нежити является родной стихией, обещанием тишины и конца страданий.

Эффект оказался немедленным и прямо противоположным ожидаемому.

Призрак отшатнулся, как будто я коснулся его раскалённым железом. Его беззвучный вопль был не криком для ушей, а психической ударной волной чистой агонии и ненависти, которая ударила по моим ментальным щитам.

Он забился в ловушке с яростью бешеного зверя, бросаясь на невидимые стены, не хаотично, а с целенаправленной яростью загнанного в угол хищника.

Кинжал в его руке вспыхнул, засияв пульсирующим багровым светом.

Я отдёрнул руку.

— Тихо, тихо, капитан, — усмехнулся я. — Не на того напал.

Это был не простой фантом, запертый заклинанием. Моя успокаивающая некромантская энергия для него была не успокоением.

Она была той же самой энергией, из которой были сотканы прутья его тюрьмы. Я не предложил ему покой. Я лишь напомнил ему о его вечной клетке.

Наблюдая за его бешенством, я поставил новый диагноз — слишком долго он был заперт. Призрак десятилетиями мариновался в собственной ярости. Ненависть спрессовалась, сконцентрировалась, превратившись из простой эмоции в само топливо для его существования.

Простым касанием тут не поможешь. Это не пациент, которого можно успокоить. Это гнойный абсцесс, который нужно вскрывать. Стандартный подход бесполезен. Требовалось… хирургическое вмешательство.

Призрак снова начал бушевать в серебряных оковах ловушки. Я наблюдал за ним с отстранённым интересом диагноста, который столкнулся с особо буйным и нетипичным случаем психоза.

— Я ем грунт, — произнёс Костомар, стоя за моим плечом. В его интонации была непривычная нотка, которую можно было бы принять за печаль.

Я слегка повернул голову.

— Что, жалко его? — усмехнулся я. — Профессиональная солидарность? Ты стал слишком чувствительным в этом мире, старый друг. Этот воздух и атмосфера размягчили твою костную натуру.

— Я ем грунт! — возмущённо воскликнул он, выпрямляясь во весь свой двухметровый рост. Звук был похож на резкий, обиженный стук костей.