Проклятый Лекарь. Том 3 (СИ) - Молотов Виктор

Я едва сдержал улыбку. Его преданность была абсолютной, и любое предположение, что он может испытывать симпатию к какому-то случайному, хаотичному духу, было тяжким оскорблением его профессиональной гордости главы гвардии.

Затем он немного помялся, суставы в его позвоночнике тихо щёлкнули. Он добавил уже более вкрадчивым, почти заговорщицким тоном:

— Я ем грунт?

Его практичный, военный ум уже перешёл от эмоционального спектакля к оценке потенциального ресурса.

— Сделать его помощником? — перевёл я вслух. — С призраками не всё так просто, Костомар. Они не такие, как ты или Нюхль. Ты — конструкт моей воли, связанный со мной узами магии и верности. Нюхль — призванная сущность, часть моей силы, обретшая форму. Мы — единый механизм. А призраки — это эхо. Осколки личности, прикованные к миру своей собственной незавершённой болью. Они не служат. Они преследуют.

— Я ем грунт, — понятливо кивнул Костомар.

— Они не подчиняются, — объяснил я, снова поворачиваясь к бушующему фантому. — Они определяются своей одержимостью. У них свои счеты с миром живых. Всё их существование — это бесконечный цикл последних мгновений их жизни. Хорошо, если вообще удастся выгнать его отсюда, не разрушив при этом полквартиры. Сейчас он скорее проблема, которую нужно решить, чем ресурс, который можно использовать. Но мы попробуем.

Я присел на корточки перед ловушкой, опускаясь на один уровень ниже призрака. Его ярость всё ещё кипела, но атаки на барьер стали менее хаотичными и более сфокусированными.

Он изучал меня. Это был хороший знак.

Если в нём остался хотя бы осколок офицерской дисциплины, он должен отреагировать на обращение по уставу. Нужно попробовать установить вербальный контакт. Если он ответит, мы получим анамнез. Если нет, то диагноз — терминальная стадия агрессии и соответствующее лечение.

— Капитан лейб-гвардии Преображенского полка, — обратился я официально, мой голос был ровным и лишённым эмоций, как у следователя на допросе. — Приказываю вам назвать своё имя и причину вашего незаконного присутствия на этой территории.

Призрак на мгновение замер.

А затем его полупрозрачное лицо исказилось в гримасе чистого презрения. Он беззвучно оскалился и рванулся вперёд, с силой ударяя своим светящимся кинжалом в то самое место, где мои глаза находились по ту сторону барьера. Серебряный купол вспыхнул от удара.

Ладно. Устав не работает. Значит, офицера в нём не осталось. Попробуем зайти с другой стороны. Через его боль.

— Попробуем иначе, — сказал я, не меняя тона. — Кто вас убил? Имя. Звание. Кого вы ищете? Я могу помочь.

На этот раз реакция была ещё более яростной.

Он снова бросился на барьер, но теперь не просто бил кинжалом, а колотил по нему обеими руками, ногами, всем своим призрачным телом, сотрясая серебряный купол до самого основания.

Ясно. Контакт невозможен.

Я медленно поднялся.

Пациент невменяем и представляет опасность. Стандартные протоколы переговоров провалены. Переходим к плану Б: изоляция и разработка терапии.

— Серебряного купола хватит на пару дней, — сказал я, обращаясь скорее к нему, чем к своим фамильярам. — За это время ты либо успокоишься и будешь готов к конструктивному диалогу, либо я найду способ тебя… упокоить. Окончательно. Выбор за тобой, капитан.

Повернувшись к Костомару и материализовавшемуся рядом Нюхлю, я строго предупредил:

— Не подходить к нему. Ни при каких обстоятельствах. Призрак в таком состоянии — это энергетический вампир. Он может попытаться высосать вашу силу даже через барьер, если вы дадите ему эмоциональную зацепку. Просто игнорируйте его. Он в надёжной клетке.

Проблема с призраком была локализована. На ближайшие пару дней он был надёжно заперт, превратившись из невидимой угрозы в объект для наблюдения. Это означало, что я мог позволить себе то, в чём отчаянно нуждался. Отдых.

Я еле добрел до спальни.

Вхождение в транс, болезненная перестройка энергетических каналов, поимка и допрос буйного духа — всё это, наложенное на практически бессонную ночь, выжало моё тело до последней капли. Каждый шаг отдавался свинцовой тяжестью, а в голове стоял гул, как после контузии.

Двенадцать с половиной процентов. Я мысленно проверил Сосуд, уже падая на кровать прямо в одежде. Критически низкая отметка. Ещё одна такая ночь — и проклятье, не получая внешнего притока Живы, начнёт с силой высасывать её из меня самого.

Сон накрыл меня мгновенно. Тяжёлый, вязкий, без сновидений. Это был не отдых, а скорее, аварийное отключение системы для экстренной перезагрузки.

Проснулся я от запаха жареного бекона. Густой, насыщенный, абсолютно неуместный в квартире, где обитает некромант и два его костяных фамильяра. Костомар продолжал своё кулинарное самообразование.

Он уже стоял у стола, когда я вошёл на кухню, и с гордостью, достойной шеф-повара императорского дворца, ставил передо мной тарелку. На ней был полноценный английский завтрак — идеальная глазунья из двух яиц, хрустящие полоски бекона, фасоль в томате и поджаренные тосты.

— Я ем грунт! — гордо объявил он. В переводе: «Завтрак подан, милорд. Прошу оценить».

— Спасибо, — ответил я.

Мысленно проверил Сосуд. Одиннадцать с половиной процентов. За ночь пассивное восстановление не дало ровным счётом ничего. Критически мало. Смерть всё ещё дышала мне в затылок.

— Костомар, принеси документы, которые я тебе вчера дал, — распорядился я, приступая к завтраку.

Скелет молча кивнул, подошёл к старому книжному шкафу, который мы приспособили под сейф, и извлёк оттуда две серые папки. Одну, с компроматом на Морозова, он положил на край стола, а вторую, с досье на меня, протянул мне.

Я углубился в чтение, методично поглощая завтрак. Морозов был педантом. Каждая бумажка, каждый донос, каждая запись с камеры были аккуратно подшиты и снабжены его комментариями. Он анализировал меня так же, как я изучал своих пациентов. С холодной отстранённостью и вниманием к деталям.

Из-за моей спины, из центра кухни начали доноситься звуки. Приглушённые серебряным барьером, но отчётливые беззвучные вопли призрака, который вместе с рассветом возобновил свои попытки пробить клетку.

— Я ем грунт, — произнёс Костомар с ноткой, похожей на сочувствие, кивнув в сторону невидимой ловушки.

— Не жалеть, — отрезал я, не отрываясь от документов. — Это не живой человек. Это отпечаток. Энергетическая запись последних, самых сильных эмоций, зацикленная на вечном повторении. Он не страдает — он просто снова и снова воспроизводит паттерн своей ярости и боли. Жалеть его — всё равно что жалеть граммофонную пластинку за то, что на ней записана грустная песня. Он — симптом, а не пациент.

Моё собственное досье было коротким и предсказуемым: подозрения в некромантстве, доносы, параноидальные выводы. Я отложил его в сторону.

Теперь — основное блюдо. Вторая серая папка. Та, что была озаглавлена «Финансовая отчётность — особая», оказалась не просто золотой жилой. Это был подробный анатомический атлас коррупционной системы клиники «Белый Покров». Морозов в своей педантичности документировал не только врагов, но и союзников по воровству. Вероятно, для контроля.

Это была не просто папка с компроматом. Это была карта слабостей, подробный план всех болевых точек и рычагов давления на руководство клиники.

Заведующий анестезиологией, доктор Семёнов, систематически списывал и продавал излишки морфия клану «Системников».

Полезная точка давления. Наркоторговля карается строго.

Главный бухгалтер Крючков годами подделывал накладные на закупку несуществующего оборудования, вроде «магических резонансных глушителей» для морга. Дилетантски, но эффективно для вывода средств. И легко доказуемо.

Даже милая, как божий одуванчик, Зинаида Петровна из главной регистратуры, как оказалось, имела небольшой, но стабильный побочный бизнес, беря взятки за «ускоренную» запись к ведущим специалистам.

Жалко, но показательно. Гниль проела систему с самого верха до самого низа.