Турист (СИ) - Демченко Антон

— А волшебное слово? — прищурился я. Ну не нравится мне этот Тормашев. И тогда, в первую нашу встречу, не понравился, и сейчас не нравится. Напыщенный индюк, кайфующий от собственной мнимой значимости.

— Это приказ, — набычился он.

— Ой, дубинушка-а… — тихо, почти шёпотом протянула Оля, взирая на нашего собеседника с изрядной долей сочувствия. Недолгого.

— Чей? — удивился я, демонстративно оглядываясь по сторонам. Пётр дёрнулся и только что не вскипел чайничком. Аж покраснел от натуги, бедолага. Впрочем, уже спустя секунду эфирник справился с собой и, глубоко вдохнув, заговорил, явно сдерживая эмоции.

— Отца Иллариона, Кирилл Николаевич. Имею от него задание передать вам некоторые указания.

— Ах, отца Иллариона, — я покивал. — Знаю такого, как же… Вот только один маленький нюанс, господин Тормашев. Отец Илларион мне не начальство. Коллега? Возможно. Но и только. Я, знаете ли, частное лицо, к православной церкви и… вашему томному клубу отношения не имею. Так что советую сбавить тон, пока я не проредил вам зубы за наглость и не засунул указания преподобного туда, где темно и не светит солнце. Компренде, господин Тормашев?

Эфирник в рясе священника прикрыл глаза, помассировал переносицу и, сделав очередной глубокий и тяжёлый вздох, кивнул.

— Я вас понял, господин Обухов, — медленно, цедя слово за словом, произнёс он. — О вашем поведении я обязательно доложу отцу Иллариону, а пока прошу вас всё же проследовать за мной. Даже если вы не считаете себя обязанным исполнять приказы вышестоящих, я такого поведения себе позволить не могу. У меня есть чёткие указания от начальства, и я им следую.

— Следуйте на здоровье, — безразлично пожав плечами, отозвался я. — Но, я так и не услышал волшебного слова… а без него, боюсь, вам придётся доложить преподобному не только о моём поведении, но и о неисполнении отданного вам приказа. Итак?

Тормашев скривился, словно лимон сожрал. Засопел, засверкал глазами, но…

— Кирилл, ну давай посмотрим-послушаем, а? — подала голос Оля. — Интересно же, чего ещё от нас хочет этот самый отец Илларион. В конце концов, никто не заставляет нас брать под козырёк и прыгать по его указке, но любопытно же, что он там ещё придумал!

— Ла-адно, — протянул я, изображая недовольство. — Крутишь ты мной, как хочешь, милая… Но, пусть будет по-твоему.

— Вот и славно, — улыбнулась Оля и, мгновенно преобразившись в ледяную королеву, повернулась к насупленному, пребывающему в возмущении эфирнику. — Ведите, господин Тормашев, и молите бога, чтобы причина, по который вы посмели нарушить наш отдых, оказалась достаточно важна. В противном случае и вас, и ваше начальство будут ждать большие неприятности. Это я вам гарантирую.

— А меня-то за что? — буркнул себе под нос Пётр, спускаясь по лестнице. Но Оля услышала. Не могла не услышать.

— За наглость, милейший. Запредельную и ничем не подкреплённую наглость, — промурлыкала она.

Следуя за Тормашевым, мы миновали южные кельи и вышли к юго-западному корпусу. Его нам пришлось обойти и спуститься по вытертым ступеням ко входу в подклеть. Сводчатые потолки, белёные стены… несколько минут хода по каменным плитам пола, и, миновав просторный зал, потолок которого был подпёрт полудюжиной массивных колонн, мы оказались в небольшом помещении с одиноким, забранном кованной решёткой окошком-бойницей. У стен притулились несколько старых, украшенных потёртой резьбой шкафов с многочисленными квадратными ящичками, а под единственным окном расположился широкий, слегка обшарпанный письменный стол, столешница которого была покрыта зелёным сукном, явно выцветшим от старости. Четыре неудобных жёстких стула завершали этот ансамбль.

Оглядевшись по сторонам, я подвинул поближе к столу выбранный Олей стул и, дождавшись, пока жена, сохраняя вид воплощённой неприступности, разместится на нём, присел рядом и уставился на уже оказавшегося по другую сторону стола, хозяина кабинета. Опустившись на жёсткую сидушку, Тормашев вытянул из-под столешницы пенал вычислителя и, развернув экран, тут же поднялся на ноги.

— А теперь я вас оставлю, поскольку отец Илларион настаивал на конфиденциальности, — Пётр попытался выйти, но не преуспел.

— Стоп-стоп-стоп, господин Тормашев, — я погрозил ему пальцем. — Останьтесь в помещении, будьте так любезны. Поверьте, я в состоянии обеспечить конфиденциальность без таких подвигов с вашей стороны.

Тот пожал плечами и… плеснул удивлением, когда эфирная волна заполнила кабинет, отрезав Петра от всего происходящего в метре от него. Заодно я и комнатку проверил на наличие фиксаторов и иных следящих устройств. Чисто. Вот теперь можно и посмотреть, что такого важного прислал преподобный, для чего понадобилось разводить все эти турусы на колёсах.

Пароль в виде моего наёмничьего прозвища в качестве первичной проверки — это нормально. Но использовать имя моего знакомца-эфирника Перглера в качестве второй ступени идентификации — уже перебор, на мой взгляд. С другой стороны, если у вас паранойя, это ещё не значит, что за вами никто не следит, верно?

«Во первых строках письма» отец Илларион витиевато извинялся за столь странный способ доставки своего послания, оправдываясь тем, что не имеет номера моего нового коммуникатора. Что, в принципе, и понятно. Я этот номер оставил только Гдовицкому, ученицам да тестю, на всякий пожарный, чтоб никто другой не мешал нам с Олей отдыхать, да и она сама поступила также, не оставив своего номера даже Капе Рюминой. И тем неприятнее было получить такое вот послание от отца Иллариона. Это ж надо было додуматься напрячь своих людей, работающих на местах, находящихся в пределах нашего предположительного маршрута путешествия, только для того, чтобы… А для чего, собственно?

Впрочем, стоит признать, в этот раз мои пессимистичные ожидания не оправдались. Эфирник не стал напрягать нас с женой какими-то своими проблемами или грузить задачами. Не дурак оказался, понимает, что пошлём куда подальше. Как выяснилось, дедов наследничек, почти случайно узнав от тестя о нашем желании поохотиться на аномалии за Уралом, решил «посодействовать столь благому начинанию» и в качестве жеста доброй воли передать нам контакты своих людей, обосновавшихся за Камнем и потому сведущих в местных раскладах. Но зная ушлого святого отца, полагаю, одним таким «добрым делом» он не ограничится. Точнее, принимать его действия за бескорыстную помощь нам не стоит. Помня чёртов клуб эфирников, ни секунды не сомневаюсь, что за эту подмогу они не постесняются выставить свой счёт. А потому…

— Мягко стелет, да жёстко спать. Обратимся за помощью к его людям только в случае крайней необходимости, — озвучила мою собственную мысль Ольга, задумчиво глядя на опустевший экран вычислителя.

— Согласен, — кивнул я. — Долги клубу эфирников — совсем не то, что нам нужно. Особенно сейчас. Нет уж, сами справимся. В конце концов, у нас ведь есть рекомендательные письма к Юсуповым и Демидовым.

— Не только, дорогой, — Оля улыбнулась. — Батюшка списался с Ермаковыми и Дежнёвыми, так что в Яицком и Восточном казачестве, при необходимости, нас примут с гостеприимством, как протеже Бестужевых.

— Значит, к чёрту эфирников, — подвёл черту я.

— К чёрту, — согласно кивнула Оля, развеивая мои щиты от прослушки. — Пётр Алексеевич, можете передать вашему начальству, что свою задачу вы выполнили и информацию до нашего сведения довели. Желательно, в нашем присутствии. Не то что бы я вам не доверяла… но, мне хотелось бы быть уверенной, что впредь наше путешествие не будут омрачать рожи ваших коллег, стремящихся выполнить то же поручение, что и вы.

— Ну, а я не буду врать о доверии и скажу проще, — ощерился я. — Связывайтесь с отцом Илларионом, сейчас же.

— Эй! — изобразив возмущение, Оля ткнула меня кулачком в бок. — Я не врала!

— Как скажешь, дорогая, — улыбнулся я в ответ и вновь перевёл взгляд на хмурого Тормашева. — Я жду, Пётр Алексеевич.

— Секунду, — буркнул освобождённый из эфирного «плена» хозяин кабинета и, заняв своё место за столом, вновь активировал вычислитель. И вновь пароли и идентификация…