Как же ей стало противно. Мерзко. Обидно до слёз. Ей было больно не от угроз отца. А от этого молчаливого предательства тех, кого она считала своей семьёй.
Она медленно села обратно за стол. Взяла специальную салфетку из тончайшего льна, пропитанную ароматическими маслами, и аккуратно вытерла уголки губ.
— Спасибо за последний наш с вами ужин, — её голос звучал ровно и холодно. Никто не увидел слёз, которые душили её изнутри. — Я так полагаю, если я покину стены этого дома, то меня исключат из рода?
— Да, так и будет, — подтвердил отец.
— Отлично, — кивнула она, вставая. — Можете уже исключать. Я не хочу здесь больше находиться ни секунды. Всего хорошего.
Она развернулась и, не оглядываясь, направилась к выходу.
Катерина шла по широкому коридору, стены которого были увешаны портретами её предков. Она направлялась в свою комнату, чтобы забрать хотя бы самые необходимые вещи. Но не дошла.
У самой двери, преграждая ей путь, стоял дворецкий.
— Прошу прощения, госпожа, — его голос был подчёркнуто вежлив, хотя глаза выражали безразличие. — Но вы больше не можете пользоваться этой комнатой. Она вам не принадлежит.
— Там мои вещи.
— Всё, что находится внутри, — это имущество рода.
Катерина горько усмехнулась.
— Хорошо. Но хоть платье я могу на себе оставить?
На ней было её любимое платье — простое, но элегантное, сшитое на заказ у лучшего портного столицы.
Дворецкий на мгновение замялся.
— Наверное, можете. Не пойдёте же вы нагишом, позорить род.
— И на этом спасибо, — бросила она и, развернувшись, пошла к главному выходу.
Она шла по длинной подъездной аллее, и в глубине души ещё теплилась крошечная, глупая надежда. Что сейчас её остановят. Что отец или мать выбегут, скажут, что погорячились. Что всё это была лишь жестокая шутка…
Но никто не вышел.
У самых ворот её остановил начальник охраны.
— Вот, — он протянул ей несколько мятых купюр. — Господин велел передать, цитирую дословно: «Ни в чём себе не отказывай. Чтобы потом не говорила, что род тебя отпустил с пустыми руками».
Катерина молча взяла деньги. Пятьдесят рублей. Цена одной чашки приличного кофе с десертом. Это была последняя пощёчина. Окончательное унижение.
Ворота за её спиной с лязгом закрылись.
Она стояла под мелким моросящим дождём и смотрела на огни ночного города вдалеке. Слёзы, которые она так долго сдерживала, наконец-то хлынули из глаз, смешиваясь с каплями дождя на её щеках.
Но она плакала недолго. Через минуту она вытерла слёзы рукавом, сжала в кулаке жалкие пятьдесят рублей и усмехнулась.
«Ну что ж. Они правы в одном. Химеролог из меня и правда паршивый. Мой Дар слаб, как у новорождённого котёнка. Даже не у химерного кота».
Так что она всё равно не смогла бы устроиться в одну из тех элитных клиник, о которых они говорили. Ей бы там просто указали на дверь.
Но она знала теорию. Знала её лучше, чем любой из тех напыщенных выпускников академий. Теория — это её оружие. А практика… Практику можно наработать.
Ей не нужны были их деньги и их связи.
Она найдёт себе работу. В какой-нибудь маленькой захудалой клинике на отшибе. В бедном районе, где владельцу будет плевать на громкие имена и рекомендации. Где ему нужен будет не Одарённый с громким именем, а просто толковый специалист, который сможет отличить болотную жабу от пустынной.
И она всем им покажет. Что на одних знаниях можно добиться гораздо большего, чем на пустой силе.
Катерина шла по мокрой брусчатке, не разбирая дороги. Пятьдесят рублей в кармане и ледяная пустота в душе. Вот и вся её независимость.
За спиной раздался тихий шорох шин. Рядом притормозил чёрный автомобиль — тот самый, родовой, с гербом Белозёрских на двери. Окно опустилось, и водитель, старый слуга, которого она знала с детства, посмотрел на неё с сочувствием.
— Приказано отвезти вас, куда скажете, госпожа.
— Я больше не госпожа, — холодно бросила она.
— Для меня — всегда, — тихо ответил он.
Она молча села на заднее сиденье.
— В город, — коротко сказала она, не уточняя адреса.
Водитель, видимо, решил проявить инициативу. Или выполнить какой-то тайный приказ. Потому что высадил он её не в центре, а на окраине, в районе, где вместо сияющих витрин были обшарпанные фасады, и даже воздух пах безнадёгой.
Ночь. Темнота. Ещё и дождь пошёл, как назло.
Она нашла какую-то убогую скамейку в сквере и просто села, глядя в никуда.
Назад она не вернётся. Никогда. Лучше сдохнуть здесь, под дождём, чем снова оказаться в той золотой клетке, где её мнение не стоило и ломаного гроша.
Был, конечно, ещё один вариант. Дальняя тётя, живущая на другом конце Империи. Единственный человек в роду, который всегда её понимал. Но чтобы добраться до неё, нужны были большие деньги. И смелость, чтобы пересечь полстраны в одиночку.
Дождь усилился, полил как из ведра. Холод пробирал до костей.
— Ты что, дура? — раздался из ближайших кустов скрипучий голос.
Катерина вздрогнула, её руки инстинктивно метнулись вперёд. Между ладонями заплясал маленький нестабильный шарик голубоватой энергии. Слабый, почти игрушечный, но даже такого хватит, чтобы отпугнуть случайного бродягу.
— Кто здесь? — её голос дрогнул.
— Иди домой, — донеслось уже из-за другого куста.
— Не поняла…
— Заболеешь, — проскрипел третий куст.
Она вскочила, направляя свой энергетический шарик в сторону голоса.
— Покажись, а не то я тебе…
И тут из-за кустов, вылетел… попугай. Он приземлился рядом с ней, отряхнулся, смахнув с крыльев капли дождя, и уставился на неё своими чёрными глазками-бусинками.
— Ну, вот он я. И что? Легче стало?
Катерина опустила руки. Энергетический шарик погас.
— Простой попугай…
— Кеша не какой-нибудь там простой попугай, — фыркнул он. — Ты точно дура.
— Эй! — возмутилась она. — Ты зачем обзываешься⁈ Я сейчас тебя…
Она снова попыталась создать шар, но тот получился ещё меньше и жалче.
— Я сейчас тебя шандарахну!
— Ой-ой-ой, убьёшь, да? — попугай даже не шелохнулся. — Кеша не боится смерти. Кеша видел смерть.
Он вздрогнул, будто от неприятного воспоминания.
— Кешу хозяин постоянно убивает.
Катерина замерла.
— В смысле, убивает?
— В прямом. Длинная история. У меня хозяин — тот ещё чудик. Но сильный химеролог. А ты что тут делаешь? Решила утопиться в луже?
Его тон был настолько наглым и в то же время будничным, что Катерина, сама не зная почему, разговорилась. Она рассказала ему всё. Про семью, про унижение, про несбывшиеся мечты…
Кеша слушал, кивал, иногда вставляя свои комментарии:
— Ага, знакомо… Кешу тоже никто не понимал. Сидел в клетке, мечтал о свободе… А потом пришёл хозяин. Сначала перья мне отрастил, а потом убил. Сказал, для профилактики.
Катерина смотрела на этого странного попугая, и ей становилось как-то… легче. Его история, какой бы безумной она ни была, давала понять, что не только у неё всё наперекосяк.
— Так тебе что, некуда идти? — наконец спросил Кеша, когда она закончила.
— Нет. Утром пойду искать какие-то варианты.
— Так, понятно, — деловито кивнул попугай. — Хозяину как раз нужна рабочая сила. Но сначала — собеседование.
— Что? — опешила Катерина. — Какое ещё собеседование? С тобой, что ли?
— А с кем же ещё? Кеша — важная шишка! Начальник отдела кадров, между прочим. Вопрос первый: ты дура?
— Я… что⁈
— Вопрос простой. Да или нет?
— Да нет, конечно! — возмутилась Катерина.
— Плохо, — вздохнул попугай. — Я люблю дураков, на их фоне выгляжу умнее. Ладно, вопрос второй. Назови три основных компонента для зелья роста когтей у скального василиска.
Катерина моргнула, но на автомате ответила то, что вспомнила из учебников.
Кеша одобрительно хмыкнул.
— Неплохо. А теперь главный вопрос. Представь: на тебя несётся разъярённый бронекабан. Твои действия?
