Между добром и злом. Том 6 - Кири Кирико

— Я на многих работал, — пробормотал он.

— Речь идёт о той, что находится рядом. Около запруды чуть дальше.

— А, про ту… Ну да, я работал там. Многие работали, — кивнул он.

— Но не многие остались работать дальше, ­— заметил Кондрат. — Когда вы работали, в каких годах?

— М-м-м… три года назад, — припомнив, ответил тот. — Я пришёл под самый конец, в семьдесят втором, когда её вновь закрывали. Отработал всего года там.

— Можете что-нибудь рассказать о ней? Может что-то необычное?

— Да нет, шахта как шахта. Единственное, подмывало её слегка, но вроде как с этим боролись насосами.

— А почему её закрывали, не знаете? — спросил Цертеньхоф.

— Ну там её начало затапливать частично, подмывать, и продолжать разработку стало небезопасно, почему её было решено закрыть окончательно. Как нам сказали. Я сам чёрт знает, вроде выглядело всё крепко и надёжно, но инженерам виднее как-никак.

— Про проклятие слышали шахты?

— А тож, главная байка, которую рассказывали всем. Поговаривали, что там духи убивают людей и так далее, но я как-то знаете, не особо в это верю. Я-то жив, в конце концов, верно?

— А что касается других?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Кто-то перешёл с нами сюда, на эту шахту, кто-то уехал.

— А смерти? Несчастные случаи?

— Не помню такого… хотя нет, один парень споткнулся об рельс и наткнулся на собственную кирку. И ещё один сломал шею, когда упал в северо-западном туннеле.

— От болезней много умирало?

— М-м-м… ну кто-то хворал, да, я помню. Текучка была большая, что странно, даже под самый конец, хотя она уже работала два года до этого. Кто-то уходил, кто-то приходил, постоянной команды не было.

— Два года? — переспросил Кондрат. — То есть, она работала не год? В семьдесят втором открылась и в семьдесят третьем закрылась, нет?

— Нет-нет, она работала три года, с семидесятого по календарю, мистер. Это точно. Можете у других поспрашивать, кто со мной начинал работать.

Получается, открылась она пять лет назад, но рабочие начали умирать лишь через два года после открытия. И едва это началось, её быстро прикрыли. Ну как быстро, только через год начала бума смертности, плюс-минус. Будто испугались смертей, вспомнив, что произошло до этого. А не получается ли, что и в прошлый раз смерти начались далеко не сразу, как она открылась? И тогда открылась она не семнадцать, а девятнадцать лет назад.

— Вы слышали о болезни, которой болели многие шахтёры ещё в прошлом, когда она работала в течение десяти лет? — спросил Цертеньхоф.

— Нет, не слышал. Да и откуда, я не местный, как и многие здесь.

— В шахтах местные не работают? — уточнил он.

— Не, мало кто. Местные стараются на завод сталелитейный идти, там и побезопаснее будет, и работать будет полегче. А на шахтах мы, с ближайших деревень идём.

Значит Дайлин права. На шахтах работали далеко не жители города, а приезжие. В этом случае смерти остались бы незамеченными. Один оттуда, один отсюда, и вот все погибшие размазаны по региону, что не сильно заметно. Но тогда откуда столько смертей? И почему их скрыть хотели так рьяно, что сбросили просто в реку?

— Вы хоть раз встречались с хозяевами шахты? — спросил Кондрат.

— Не-а, ни разу. Знаю, что это кто-то местный, но не более.

— Может слышали, они были верующими или ещё что?

— Нет, не слышал, — покачал он головой.

— Про шахту можете ещё что-нибудь добавить? — уточнил Цертеньхоф.

— Ну… она старая, — пожал он плечами. — Мы там даже находили старые инструменты, кирки там, сгнившие телеги для руды, мусор всякий…

— Кости людей?

— Не, такого мы не находили, — покачал он головой.

— Ясно, спасибо, — кивнул Цертеньхоф.

Мужчина покинул небольшой домик, оставив их вдвоём.

— Что думаешь? — спросил он у Кондрата.

Тот задумчиво изучал план новой шахты. Она существовала уже год, если верить надписи на плане с датой создания.

— Я думаю, что забыл посмотреть, когда точно была построена… то есть расконсервирована старая шахта, — произнёс Кондрат.

— Ты же сказал, в пятьдесят восьмом по этому календарю.

— Я считал по году, когда начались смерти. Но по словам Меркоса шахта успела отработать два года, прежде чем начались смерти. То есть только через два года, после её открытия, начался странный бум смертей. Возможно, и в первый раз, когда её открыли, бум смертей начался не сразу. Знаешь, что это может значить?

— Болезнь. Они чем-то заразились, — произнёс Цертеньхоф. — И закрыли её не потому, что подтапливало, это рассказали для отвода глаз. А потому что началось что-то типа эпидемии. Потом попробовали снова, эпидемия вернулась, и они закрыли её окончательно.

— Как раз пока они заразились, прошло два года.

— Какая болезнь может заставить слечь человека только через два года? И раз уж на то пошло, если

— Не знаю, но я хочу вернуться и посмотреть, когда шахта была открыта, — ответил Кондрат.

— Тогда я останусь, узнай сходи, — кивнул он на дверь.

Так и порешили. И пока Кондрат бегал узнавать по поводу шахты, а Дайлин опрашивала тех, кто мог о ней знать, Цертеньхоф остался с шахтёрами, поочерёдно вызывая к себе тех, кому удалось поработать на прошлой шахте. И в конце дня они вновь встретились в комнате, чтобы обсудить результаты.

Начал Кондрат.

— Шахта действительно была переоткрыта бароном девятнадцать лет назад. В пятьдесят шестом. Но всплеск смертей начался только через два года. Шахта проработала десять лет, и ещё два года после закрытия люди продолжали умирать.

— Словно они чем-то болели… ­— пробормотала Дайлин.

— Мы именно об этом и подумали, — кивнул Цертеньхоф.

— Стоп, погодите-ка, но мы же там были! Кондрат, мы были в тех шахтах, а это значит…

— Это ничего не значит, — ответил он. — Мы были там всего ничего. Людям требовалось года два, чтобы умереть от чего-то, поэтому один день вряд ли что-либо изменит.

— Ладно, а от чего они умирали?

Цертеньхоф и Кондрат едва удержались, чтобы не пожать плечами.

— Думаю, наш патологоанатом скажет, — предположил Цертеньхоф. — Не зря же его прислали.

— Это если они были из шахты, чему у нас прямых доказательств нет, — напомнила Дайлин.

— Но пока всё сводится именно к этому, — ответил Кондрат и посмотрел на Цертеньхофа. — Что у тебя?

— Негусто. Единственное, что могу сказать — шахтёры действительно чем-то болели и многие действительно были приезжими. Несчастные случаи были, но в меру. А когда начались смерти, многие особо суеверные отказались идти на работу. Они говорили, что шахта проклята. После того, как шахту закрыли, кто-то уехал, кто-то перебрался на новую или другие.

— Это речь идёт про второй раз, когда открыли? — уточнил Дайлин. — А что насчёт первого?

— А я не нашёл таких, — пожал тот плечами. — Может и есть, но надо поднимать списки.

— Это можно, — кивнул Кондрат. — Уверен, если не в кабинете Жангерфера, то где-нибудь в ратуше сохранились документы, где есть списки работников.

— И тем не менее, что там была за болезнь? — не унималась Дайлин. — Да и если была, зачем было избавляться от трупов, я не пойму? Несчастные случаи на таких предприятиях обычное дело. Разве чтоб шахту не закрыли, я не знаю?

— Кстати, как вариант, — посмотрел Цертеньхоф на Кондрата. — Открывать шахту — это дело непростое. Совсем не простое и совсем не дешёвое. Так что как вариант. А едва стало понятно, что там действительно какая-то хрень происходит, выбора не осталось.

— Ладно, Дайлин, какие у тебя новости?

— Да никаких, всё, как и прежде, ­— пожала она плечами. — Проклятая пещера, злые духи, смерти людей и целых семей.

— Тех, которые работали на шахте, — закончил Кондрат.

— Именно.

— Принесли какую-то заразу, — предположил Цертеньхоф. — И вряд ли это была простуда. По крайней мере, я ни разу не слышал, чтобы ей заражались два года, а потом умирали. Но что точно, Жангерферы не могли не знать об этом. Только с их приказа могли как открыть, так и закрыть шахту. А значит…