Избушка на курьих ножках - Андерсон Софи

– Ну, я точно не знаю. – Старая Яга устраивается поудобнее на ступенях. – Но, думаю, твоя избушка воспользовалась магией Яги.

Избушка позади меня раздувается от гордости.

– Я не понимаю. – Кожу покалывает, как иголками. Не хочу спешить с выводами и строить иллюзии только для того, чтобы их тут же разбили вдребезги.

– Избушка Яги даёт мёртвым силы казаться живыми.

Я медленно киваю.

– А твоя избушка могла дать тебе силу, которой хватило, чтобы стать живой. По-настоящему.

– Это вообще возможно? – бормочу я, не решаясь поверить.

– Почему бы, собственно, и нет? Я долго размышляла об этом по дороге сюда и не придумала другой причины, почему ты провалилась в чёрный океан. Может быть, избушка вдохнула в тебя жизнь ещё до того, как ты прошла сквозь Врата, чтобы не дать тебе вернуться к звёздам. А может, она просто решила, что лучший способ сделать тебя счастливой – это оживить тебя. – Старая Яга глядит на свою избушку, потом поворачивается и смотрит на мою. – Избушки Яги – мудрые и преданные. И если они знают, чего хочет их Яга, они сделают всё, что в их силах, лишь бы дать ей это. Как моя избушка, когда вырастила для меня лабораторию или проделала нелёгкий путь сюда.

Она с любовью смотрит на свой полуразрушенный дом.

– Думаю, твоя избушка желает тебе счастья, поэтому оживила тебя.

– Это правда? – спрашиваю я у ближайшего окна, чувствуя, как по венам бежит кровь, более отчётливо, чем когда-либо в жизни. – Я жива?

Избушка кивает и пожимает плечами одновременно, как будто не совсем уверена, сработали ли её попытки вдохнуть в меня жизнь.

– Как же мне узнать наверняка? – спрашиваю я и у избушки, и у Старой Яги.

– Например, можешь утром отправиться в тот городок у озера и посмотреть, растаешь ли ты, – предлагает Старая Яга.

– Я не дотерплю до утра. – Я мотаю головой, подрагивая от волнения. – Я теперь вообще не смогу уснуть!

– Сможешь, ещё как. – Старая Яга подталкивает меня к входной двери. – У тебя выдались нелёгкие деньки, а завтра будет и того интереснее. Так что лучше тебе поспать. Особенно если ты жива.

Я готовлюсь ко сну, смакуя каждое ощущение, будто оно – первое в моей жизни: брызги воды на лице, когда я умываюсь, свежий запах соснового мыла, тепло, которое исходит от моего тела и согревает прохладные простыни и одеяла, мягкость перьев Джека, когда я целую его перед сном, и нежный шёпот лёгкого ветерка в поле. Не знаю, выдумала ли я всё это, или я и вправду жива.

Но до того, как я засыпаю, тёмная, тяжёлая мысль прокрадывается ко мне в голову. Если я жива, то что же теперь будет со мной и с избушкой? Уйдёт ли она от меня? Избушке нужен Хранитель, который будет провожать мёртвых. А не девчонка, которая мечтает жить среди живых.

Я хмурюсь, и грудь сжимает острая боль. Я всю жизнь прожила в избушке Яги, с бабушкой Ягой. Значит, я тоже Яга. И я не могу променять свою избушку на жизнь среди живых. Потому что я не такая, как они. Это мой родной дом, и он мне необходим.

Грустные мысли проникают в мои сны, и они наполняются неприятными картинами жизни в доме, который не может выстроить для тебя крепость, поиграть с тобой в прятки, бегать с тобой наперегонки, пока ты не выбьешься из сил, или обнять тебя, пока ты сидишь на крыльце.

Я просыпаюсь и слышу голоса, но в голове такой туман, что я не сразу могу определить, чьи они: это Старая Яга, Бенджамин и его отец. Они на улице, болтают и смеются, как старые друзья. Я плетусь к выходу, протирая глаза и прогоняя сон.

– Доброе утро, Маринка. – Старая Яга протягивает мне кружку чая. – Ты как раз вовремя, может, он ещё не остыл.

– Спасибо. – Я усаживаюсь на ступеньке и улыбаюсь Бенджамину и его отцу. – Так вы уже познакомились с Татьяной? – Я вовремя вспоминаю, как назвать её правильно, чтобы не ляпнуть «Яга Татьяна» или «Старая Яга».

– Да, – кивает отец Бенджамина. – Татьяна рассказала, что она давняя подруга твоей бабушки. Я очень рад, что она здесь и за тобой есть кому приглядеть. Признаюсь, я сильно беспокоился, что ты тут совсем одна. Поэтому-то мы и пришли, когда ты так и не появилась к завтраку.

Я поднимаю глаза и понимаю, что уже полдень.

– Простите, я проспала.

– Ничего, – улыбается Бенджамин. – Ты хотела бы прогуляться в город? Там устраивают музыкальный фестиваль прямо на берегу озера. Могли бы сходить вместе.

От нетерпения я вся дрожу. Я смотрю на Старую Ягу, и она улыбается мне.

– Я приготовлю тебе каши, а ты пока собирайся, – предлагает она. – Потом зайдёшь за Бенджамином.

Я уже готова идти, но всё ещё стою на нижней ступеньке крыльца. Ноги как свинцом налились, ладони потеют.

– Всё будет хорошо. – Старая Яга подталкивает меня на траву.

– А если я исчезну? – От этих слов сердце замирает.

– Скажешь Бенджамину, что тебе нездоровится, и вернёшься домой.

Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь попрощаться с избушкой, но мой взгляд падает на дом Старой Яги. Он выглядит ещё хуже, чем казалось прошлой ночью. Её избушка, кажется, вот-вот развалится и уйдёт под землю.

– Ваша избушка сможет восстановиться? – спрашиваю я, нахмурив лоб.

Глаза Старой Яги становятся влажными и блестящими, она раскрывает рот, но ни слова не может сказать. Я не задумываясь бросаюсь ей на шею и крепко обнимаю. Она тоже обнимает меня и выдавливает из себя горький смешок.

– Иди, – говорит она. – Я просто немного расклеилась. Иди повеселись как следует. – Она снова сжимает меня в объятиях, потом мягко отталкивает и идёт к своему крыльцу. – Я пока побуду со своей избушкой. Увидимся, когда вернёшься.

Взмах руки – и она скрывается за дверью. Я поворачиваюсь к своей избушке.

– Скажи, пожалуйста, – шепчу я ей, – ты можешь хоть как-нибудь помочь избушке Старой Яги?

Дверной проём и окна щурятся.

– Если ты правда готова сделать все, лишь бы я была счастлива… Я знаю, ты уже сделала: оживила меня, хотя и не должна была… – Дыхание сбивается. – Наверное, я слишком много прошу, но, если ты можешь, спаси избушку Яги Татьяны… – Не знаю, что и добавить. – Пожалуйста?

Избушка медленно кивает, и я улыбаюсь ей в ответ.

Я бегу к дому Бенджамина чуть ли не вприпрыжку. Улыбка не сходит с моего лица, и, когда мы выходим из деревни и направляемся к городку у озера, у меня уже сводит щёки.

Хотя я и проверяю время от времени свои руки, в глубине души я знаю: я не растаю. Я чувствую себя слишком живой, чтобы быть мёртвой. По моим венам течёт кровь, а разум гудит от всего нового, что я вижу, слышу и трогаю.

Мы бредём по тропинке вдоль берега. Под навесом шелестящих листьев пляшут свет и тени. На маленьких островках расселись бакланы, расставив крылья, чтобы высушить перья. Гуси криком предупреждают, чтобы мы держались подальше от их гнёзд в камышах, а пушистые гусята неуклюже переваливаются с ноги на ногу возле них.

На сцене одни музыканты сменяют других, их инструменты сияют на солнце, некоторые танцуют, а некоторые поют. Мелодии поднимаются в воздух и проплывают над озером. Бабушке бы так понравилось это представление! От этой мысли всё тело как будто становится тяжелее, а ноги больше не хотят плясать.

Бенджамин, должно быть, что-то заметил: он спрашивает, не хочу ли я отдохнуть и перекусить. Мы идём к лавкам с едой. Я выбираю нечто, похожее на пушистое розовое облако, – не представляю, каким оно может быть на вкус. Я отщипываю небольшие клочки и жду, когда они растворятся у меня на языке, а Бенджамин отрывает большие куски и скатывает их в маленькие розовые конфетки.

Солнце уже клонится к закату, а музыка всё играет. Мы успеваем ещё немного потанцевать возле сцены, в толпе живых, и вот я чувствую, что воздуха у меня в лёгких совсем не осталось. Наконец фестиваль подходит к концу, и мы идём обратно вдоль берега, любуясь серебряными отблесками лунного света на ряби озера.