Бедовый. Путешественник по Изнанке - Билик Дмитрий

Бывает, что ты ляпнешь что-то, а потом думаешь: зачем, почему? У меня это ощущение появилось примерно на середине отповеди. Даже внутренний голос начал не говорить, чтобы я остановился, а орать. Куда уж там! Меня трудно вывести из себя. Но если уж получилось, то, как в том фильме для взрослых с кучей негров. В смысле, держите меня семеро.

К тому же что за слова – «шелудивый», «вольный»? Я их сроду не употреблял. Нет, где-то слышал очень давно. Неужто хист расшалился? Блин, вот опять – «неужто». Что за кринж, как говорит прогрессивная молодежь?

– А тебя никто не ругает и не отчитывает, – все так же зло ответил Илия, не думая убирать хист. – Пока лишь спрашивает.

И вот тут как-то силы стоять на ногах закончились. Я плюхнулся на лавку, почувствовав свою слабость. Куда полез… Просто создалось ощущение, что я – навороченная машина, и в какой-то момент вдруг включилась автоматика. Лучше бы, конечно, АБС.

– Еще раз упрекнешь меня в чем-то незаслуженно, я тебе такую службу придумаю, что сам рад не будешь. Я это могу, поверь. Что до отваги твоей, наслышан, даже князю доложил с письмом. А он вон чего распорядился… – Воевода вытащил со Слова три мешочка, которые приятно звякнули, упав на стол. Мне даже трогать их не пришлось, чтобы понять: в каждом по две сотни монет. Внушительно!

– Так что, вольный человек, все еще недоволен своим воеводой?

– Нет, – мне от стыда хотелось сползти под стол.

Вообще не знаю, что на меня нашло. Интересно, есть у рубежников такая психологическая болезнь – помутнение хиста? Если нет, то можно ее называть в мою честь. Болезнь Зорина – звучит!

Хотя, конечно, едва ли речь в письме князю шла именно обо мне. Скорее всего, обо всех рубежниках, которые отличились, вот и решили выдать за каждого убитого бэккахеста по двести монет лунного серебра. Это же сколько казна с одной лошадки выручила? Вряд ли они в убыток себе деньги выдали.

Если честно, я ощущал себя примерно так же, как в тот раз, когда на меня свалились миллионы от Тихомировой. В полном недоумении. Чего с этими деньгами делать?

– А теперь давай еще раз. Что там произошло с Врановым?

Ну я и рассказал. Тем более, особо скрывать все равно нечего было. Захоти воевода – проверит мою историю без напрягов. К примеру, Ингу опросит или Ткача. Кстати, кто по должности выше – Илия или Ткач? И по хисту?

Воевода мой рассказ выслушал, то и дело кивая, будто учитель, который проверяет домашнее задание отличника. Может, правда, это было нечто вроде проверки? Кто его знает…

А когда я замолчал, почесал гладковыбритый подбородок.

– Давай, Матвей, скажу как есть. На твой поступок я не сержусь. Пусть и был более достойный кандидат, но хист не ушел, а это самое главное. Ритву мы всему научим, к тому же ей и идти некуда. Единственное, что ты неправильно сделал, – законоотступнику хотел помочь. А этого делать нельзя. – Воевода посмотрел испытывающе, словно у меня на лбу что-то было написано. Если и было, то, по всей видимости, на незнакомом языке. Потому что вскоре он продолжил: – Но тебя я на первый раз прощаю. Все же молодой, неопытный.

Что-то было в его взгляде странное. С таким видом не выговаривают накосячившему подчиненному. Наоборот, я будто сделал все правильно, и Илия это знал. Интересное чувство, в общем.

– Есть тебе еще что сказать? Может, терзает что или беспокоит?

Вот как он это делает? Словно мысли прочитал. Конечно, меня очень интересовал момент с перевертышем. Но даже три мешочка монет не прибавили мне доверия к воеводе. Поэтому я все же решил воспользоваться ситуацией. Тем более, когда еще, если не сейчас?

– Илия Никитич, вот вы говорите, что Ритву всему научите. А можно меня тоже? А то я всего хватаю, где смогу. А толком ни заклинание создать никакое не могу, ни чего другого.

– Так рубежная наука и приходит, понемногу и отовсюду. Азы только захожим и даем, чтобы беды не натворили. И тебя бы учили в свое время, да долго ты прятался, даже рубцами обзавелся. Но, коли так, приходи завтра утром в общинный дом. Вместе с Ритвой учиться и будешь.

Забавно: как плохо начался этот разговор и как хорошо закончился. Даже удивительно. Но расстались мы на вполне позитивной ноте. Воевода ушел, что-то весело напевая себе под нос. Хотя что я такого сказал? Ничего.

Я же наконец поплелся в общинный дом за Следопытом. И на этот раз никаких эксцессов не возникло. Тот сидел на кровати перед толстым лысоватым ивашкой с четырьмя рубцами, который чем-то поил Витю.

– Привет, – сказал я Следопыту. – Собирайся, нам пора.

– Молодой человек, – повернулся ко мне толстяк, – Следопыт находится на лечении и никуда пойти не может.

Я легонько дотронулся до плеча Вити и кивнул самому себе. Промысла стало еще меньше. Пусть Лихо и не могла проникнуть в Подворье, но ей этого и не нужно было. Она глубоко запустила свои щупальца в Витю и теперь действовала, как это модно говорить, дистанционно.

– Че-то не особо ваше лечение помогает, – сказал я. – У него хиста еще меньше стало.

– Это временный эффект, молодой человек, – презрительно сморщился ивашка. – Поверьте мне, я кое-что понимаю в медицине. Просто хист Следопыта дырявый, поэтому много времени ушло на латание прорех.

– Это ты дырявый, – со всей недоброжелательностью, на которую был способен, буркнул я. – Давай отказ от госпитализации, или что там у вас, и не мешай.

Нет, мне и раньше рубежники не сказать чтобы очень сильно нравились. Но сегодня вот откровенно раздражали. Конечно, есть вариант, что моя нервная система чуть-чуть повредилась, надо группу витаминов B попить, иначе так и буду на всех кидаться. Либо все окружающие специально пытаются меня довести.

– А ты чего сидишь?! – спросил я Витю. – На него погляди. Что твой хист подсказывает? Способен он тебе помочь?

– У меня и хиста почти не осталось, не вижу ничего, – признался Следопыт, явно сомневаясь. Но в тот самый момент, когда я был готов послать его, кивнул. – Но я с тобой пойду. Я тебе верю.

– Молодые люди, вы не знаете, что творите.

– Прости, Знахарь, – прошептал Витя.

Он попытался подняться, но не рассчитал силы. И плюхнулся обратно на кровать. Я подал ему руку, чтобы помочь. Но в тот момент, когда Следопыт пожал ее, случилось что-то странное.

Не знаю, как это назвать, но все вокруг резко перестало существовать. И в то же время возникло опять. Только стены сменили заросшие травой берега, дощатый пол превратился в зыбкую почву, и все вокруг поменялось.

Единственный, кто остался, – это Витя. Он заметно поправился, даже заматерел. А еще переоделся. Правильно, ему так больше идет – черные джинсы, чуть замызганные кожаные ботинки, рубашка в черно-белую клетку на выпуск в стиле кэжуал.

Но мы были не одни. Возле Вити стояла нечисть – сильная, могучая. Я не разобрал, сколько у нее было рубцов, но точно больше, чем у меня. Даже на человека немного похожа, разве что очень давно утонувшего – сине-багровая кожа, вздувшаяся грудь, розоватая пена вокруг рта, бледное лицо и стеклянные белые глаза. И весь какой-то одутловатый, неприятный. Но вместе с тем вполне живой, в смысле, размышляющий и думающий.

Что называется, опять вопрос дня: кто же тут нежить, а кто нечисть?

Этот утопленник даже что-то мне говорил. Именно мне, а не Вите. Я не великий физиогномист, но точно что-то нехорошее. А потом резко взмахнул рукой, в которой виднелся какой-то костяной кинжал, и ударил Следопыта.

Тот повалился на землю, удивленно глядя на меня и хватая ртом воздух. А потом все прекратилось. То есть меня выкинуло обратно в общинный дом. Только на этот раз я сидел на полу, бешено вращая глазами, и надо мной склонился тот мерзкий толстяк.

– Видите, молодой человек, вам самому нужна помощь. Посмотрите на меня. Как вы себя чувствуете?

– Как человек, который точно не брал сегодня талончик к терапевту. Отойди, эскулап.

Кстати, вокруг собрались еще рубежники, в том числе жена Вранового. Она, на удивление, выглядела не так ужасно, как в последнюю нашу встречу. Да, худовата, но и только. А на вид просто уставшая и иссушенная жизнью женщина лет сорока. И на меня она смотрела с явным любопытством.