Аттестат зрелости (СИ) - Рюмин Сергей

— А как мы в ЦУМ с сумками попрёмся? — невинным голосом поинтересовался я. Первым отреагировал продавец, ярко выраженный уроженец Кавказа:

— Малчык! Нэ мэшай мамке! Она взрослая, сама рэшыт!

Но maman уже передумала.

— Едем в универмаг! — решительно сказала она и направилась быстрым шагом к остановке. Продавец-кавказец буркнул нам вслед что-то нелицеприятное.

Первым делом мы поднялись на второй этаж, где торговали одеждой. Сначала maman повела меня в мужской зал в отдел верхней одежды.

Мы прошли мимо длинных рядов напольных вешалок, на которых ровным строем висели всякого рода зимние пальто на любой вкус: черные, серые, в клеточку, даже темно-зеленые, с меховыми воротниками из «плюшевых енотов», с капюшонами, в которые свободно помещалось ведро картошки и воротниками-стойками.

— Померяешь? — робко спросила maman.

Причину этой робости угадать было совсем не сложно. Я саркастически улыбнулся, выбрал ряд с моим 50-м размером, снял с вешалки первое попавшееся пальто — черное, с воротником из искусственного меха — надел на себя, застегнулся и поинтересовался:

— Ну, как?

Продавец, девушка чуть постарше меня, кивнула и буркнула:

— Нормально! Подходит…

И отвернулась, скрывая улыбку. Maman поморщилась, сказала:

— Снимай!

Я послушно стянул пальто, повесил опять на распялку и пояснил девушке:

— Увы, девушка, купил бы с удовольствием, да не мой фасончик!

И тоже, едва сдерживая смех, пошли дальше.

— Фасон называется «прощай молодость!», — заметил я. Maman согласно кивнула. Чуть дальше был ряд «мальчиковых» шуб. Разумеется, искусственных, но на любой непритязательный вкус советского школьника подросткового возраста. У меня была такая год назад. Кажется, она и сейчас где-то дома лежит в свёрнутом виде на антресолях. Слава богу, на меня даже размера не нашлось!

Я остановился у ряда, где висели куртки. Выбор зимних курток оказался небольшой, но, по крайней мере, тут можно было что-то хотя бы померить и не испугаться, глядя в зеркало.

Мне приглянулась темно-зеленая с капюшоном на коричневом искусственном меху.

— Нравится? — спросила maman. Я снял ее с вешалки, надел:

— Да вроде нормально.

Куртёнке, конечно, было далеко до «аляски», но, как говорится, при всём богатстве выбора другой альтернативы нет.

— Берём!

Мы направились в сторону кассы. Покупку нам завернули в толстую оберточную бумагу, завязали крест-на-крест бечевкой.

— 34 рубля 70 копеек!

Maman достала кошелек. Я едва сдержал смешок. Перед поездкой мэм потребовала, чтобы я «свои» деньги оставил дома. Я согласился, потихоньку сунув в карман пару «четвертных» — 25-рублевых купюры.

Следующим место нашего визита стал обувной отдел, точнее, отдел мужской обуви. Мужских моделей зимней обуви на витринных стойках оказалось выставлено аж четыре штуки: войлочные сапоги, войлочные ботинки, зимние ботинки ленинградской фабрики «Скороход» с «экспериментальным покрытием» и зимние сапожки той же самой фабрики «Скороход», только обычные, кожаные, без всяких «экспериментальных покрытий», но внешне напоминающие кирзовые сапоги с отрезанными голенищами. Размеры на все четыре модели были от 39-го до 46-го.

— Будем мерить? — опять так же робко поинтересовалась maman. Еще бы, не робко! Я ей югославские сапоги с дубленкой подогнал, а она меня привела в ЦУМ, где одни «прощай, молодость» да «здравствуй, пенсия» на полках.

— Ходить в чём-то надо! — ответил я, снимая со стойки подобие обрезанного кирзового сапога. Обувку с «экспериментальным покрытием» я обошел стороной. «Покрытие» начинало шелушиться и облетать через неделю. С год назад я с этим столкнулся. Хорошо, в магазине не стали возмущаться и вернули деньги. В результате я всю прошлую зиму проходил в старых войлочных сапогах.

На квартиру мы попали ближе к шести вечера. У двери я продемонстрировал maman дополнительный комплект ключей, который сделал накануне. Она одобрительно кивнула.

В прихожей maman буркнула:

— Эх, не догадались захватить кружки, сахар и чай. Сейчас бы посидели, чайку попили…

Она мечтательно улыбнулась.

— Не терпится переехать? — я тоже улыбнулся. — Займусь послезавтра.

— Смотри, не переусердствуй! — заметила maman.

— Может, у Альбины чаю попьём? — предложил я. Maman нахмурилась.

— Да ладно тебе, — отмахнулся я. — Не сердись, мэм! Она хорошая девочка.

— Ну, пойдём, пойдём! — она махнула рукой. — Покупки здесь пока оставь. Домой поедем, заберем.

Мы даже не стали одеваться, вышли на лестничную площадку, подошли к двери Алькиной квартиры. Точнее, я подошел первым, пока maman запирала нашу квартиру. Я нажал кнопку звонка. За дверью в квартире было какое-то шевеление. Мне показалось, что там даже кто-то разговаривал. И голос при этом был мужской. Но стоило нажать кнопку звонка, как голос (или голоса) сразу стих.

Вечер перестал быть томным. Где-то я эту фразу уже слышал. Точно! Недавний фильм «Москва слезам не верит», который я в начале осени смотрел вместе со Светкой. Неужели история повторяется?

Я опять упрямо нажал кнопку звонка. За дверью послышался шорох. Сверкнул свет в глазке. На этот раз я ударил в дверь кулаком, чуть-чуть подпитав кулак силой.

Не знаю, как это выглядело внутри, но мне показалось, что еще немного и я пробью в двери дыру.

Щелкнул замок. Дверь приоткрылась. В щель выглянул невысокий мужичок в годах в мятой милицейской форме с погонами капитана.

— Тебе чего, пацан? — грубовато спросил он и добавил. — Вали отсюда, пока цел!

В этот момент изнутри квартиры послышался Алькин голос:

— Антон! Я здесь!

Я пнул капитана ладонью в грудь, приложив немного силы. Милиционер отлетел назад, шмякнулся спиной об стену, хорошо так приложившись затылком, и сполз вниз, на пол.

Я ворвался в квартиру. В прихожей на моем пути возник еще один мужик, в манерной кожаной куртке, джинсах. Почему-то он баюкал правую руку. Стукнулся что ли?

— Стоять! — заорал он. — Милиция! Кто такой? Документы, быстро!

И тут же, вытаращив глаза, сполз на пол, получив от меня в грудину конструкт паралича.

— Усы, лапы и хвост — вот мои документы! — процитировал я кота Матроскина из книги Эдуарда Успенского «Дядя Фёдор, пёс и кот». Наряду с «Тремя повестями о Малыше и Карлсоне» Астрид Линдгрен эта книга Успенского были моими самыми любимыми книжками в детстве. Я их зачитал до такой степени, что мог даже цитировать наизусть. Особенно потому, что там практически каждая фраза была цитатой или анекдотом.

Я прошёл в комнату. Альбина сидела на стуле возле окна, прикованная наручниками к батарее парового отопления. От неожиданности я замер, даже, кажется, открыл рот:

— Это что?

Потом опомнился и добавил:

— Ну, ладно. Один любовник да всякие игры еще можно как-то объяснить. Но два! Причем один в милицейской форме… Ну, вы, сударыня, на этот счет явно переборщили…

— Дурак! — обиделась Альбина и тут же добавила. — А твой заговор на топаз работает, представляешь? Этот меня по лицу кулаком ударил. Мне ничего, а он чуть ли не руку сломал! Да освободи ты меня, в конце концов!

— А-ах! — в дверях подала голос maman, которая наблюдала всю эту картину, стоя с кулаком, прижатым ко рту. — Антошенька, что это?

— Ща разберемся! — пообещал я. Я нагнулся к «гражданскому», пошарил у него по карманам, вытащил связку ключей, удостоверение, ключи от автомобиля, кошелек. Прочел вслух:

— Капитан Осипов Семен Владимирович, старший оперуполномоченный отдела БХСС Советского РОВД УВД Переславского облисполкома.

Значит, оба капитаны. Один в форме, другой в штатском. «Два капитана», блин, в новой интерпретации!

Пошевелился капитан, который в форме. Открыл глаза, встряхнул головой:

— Ты себе, щенок, сейчас статью поднял с пола! Понял?

Он встал на корточки, попытался подняться. Конечно же, ему не удалось — заклинание паралича, и он снова растянулся на полу.

Я подобрал из связки ключ, который должен был быть от наручников, отстегнул Альбину от батареи.