Крушитель (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

Выглядит это отвратительно, с точки зрения обычного человека. Пепел от сгорающего заживо подростка вздымается в воздух, устремляясь ко мне, формируя на моем теле образ другого человека, фальшивку. Высокий, но недостаточно плотный, лишь набирающий вес сумоист, с широкими щеками, заплывшими глазами, вывернутыми губами. Многообещающий новичок, из тех, кто очень зрелищно проигрывает, будучи выброшенным за круг из веревки более опытными бойцами. Некто, совершенно не похожий на Акиру Кирью.

Магия позволит мне почти сутки ходить в чужом облике, а заодно, попутно, уничтожит большую часть тела покойного Ганса Аффаузи, чья жизнь после жизни принесла куда больше пользы и смысла, чем этот человек мог бы добиться сам. Не то чтобы я высокомерен, но я видел роль Старых семей. Даже Горо Кирью делал для мира больше, чем эти надутые отбросы.

Дальше… жизнь делает неожиданный поворот, из тех, что она очень любит. Мне не суждено носить облик сумоиста целые сутки, потому что прямо за дверью квартиры, которую я собирался покинуть, стоит «серый» человек.

— Кирью-сан, — говорит он негромко, кланяясь, — Я вынужден попросить вас изменить планы и отправиться со мной. Прямо сейчас.

— Это важно? — сделав паузу, демонстрирующую определенный уровень удивления (которого я не испытываю ни грамма) спрашиваю я.

— Да, Кирью-сан. Какими бы ни были ваши планы, можете их смело отложить в сторону. Они базируются на устаревшей информации. Мы гарантируем это вам.

Киваю, делая шаг вперед, мимо пропускающего меня агента чуждой человечеству цивилизации.

Очередной шаг.

///

Если бы её кто-нибудь когда-нибудь спросил о смерти, Эна, как всегда, выкинув что-то легкомысленное, ляпнула бы какую-нибудь веселую чушь. Не потому, что она была дурой, а, скорее, наоборот. Когда та придёт, Эна Кирью высунет язык, хлопнется на спину, дёрнет ногой и, как бы, всё — привет. Больше её ничего не будет интересовать, а значит, чего париться?

Правильно, нечего. Но до этого момента есть миллиарды дел, квадриллионы целей, тыщи занятий и множество приключений, которые надо найти на свою пятую точку! Жизнь кипит, бурлит и чешется, а тормоза ей ни к чему, у неё, вместо них, братья!

Брать-я…

Брат.

Не тот, чья рука сгребает сейчас её, как безвольную мягкую игрушку, с места, а затем, утвердив на ногах, начинает легонько пихать вдоль рядов самолетных кресел, а… другой. Совсем другой.

Ка… какой?

Скала. Вечность. Не человек, но сущность, раздвигающая рамки реальности. Даже не ощущающая их. Тот, рядом с которым она всегда себя чувствовала совсем маленькой девочкой, хулиганкой и сорвиголовой. Суперумный, суперсильный, гигантски классный, абсолютно крутой, невероятно могучий и… добрый. К маме, к папе, к ней и к Татакао. Всегда. Раньше, когда Эна была совсем маленькой и глупой, она считала, что Акира и Горо Кирью одинаково суперкруты и могучи, но потом…

Потом она поняла, что её огромный старший брат такой один. Вообще один. Он мог всё, что захочет. Абсолютно всё. Недостижимые для нормальных людей штуки он брал небрежно, мимоходом, даже не задумываясь о их цене или сложности. Победа? Поражение? Он приходил побитым, он был ранен, она сама его перевязывала, но умалило ли это тогда его крутость? Нет. Вообще нет. Ни разу.

Он все и всегда делал суперкруто, даже ругался на них на всех. Даже когда мама умильно к нему подмазывалась, чтобы выпросить или выторговать какой-нибудь пустяк, Акира умел так круто поддаться её «чарам», что от милоты этой картины прело в заднице и жгло глаза, а вовсе не казалось, что он слабак. Ками-сама, да он один раз на кухне подавился нори и стоял кашлял, и то это выглядело круто…!

Эна узнала смерть. Когда она, полная возмущения и непонимания, шла за полицейскими, уводящими брата. Смерть обняла её сзади в момент, когда люди, попавшие под свинцовый дождь, начали опадать на землю, когда из головы и груди её старшего брата брызнули фонтанчики крови. Когда он упал на асфальт и перестал шевелиться. Смерть выпила из мира краски и звуки. Смерть забрала почти всё, даже ощущения тела. Оглушила, потушила, убрала.

С тех пор, девушка была не в себе. Её кто-то обнимал, тряс, даже кричал в лицо. Потом её водили. Туда-сюда. Куда-то. Она не обращала внимания. Ей было не до этого. Один раз ей положили еду в рот, она послушно жевала. Второй раз завели в туалет, даже стащили штаны, усадив на унитаз. Она сделала то, что нужно. Вроде бы.

Теперь… самолет? Наверное.

Ей было абсолютно плевать, пока нечто не сдавило её так сильно, что она почувствовала боль даже в своем состоянии.

Затем пришёл запах и голос.

Мамины.

Смерть отступила, вернув то, что отняла у неё ранее. Но только у неё.

Эну затрясло, она разинула рот, из её глаз полились слезы, а затем она начала рыдать так, как не плакала никогда вообще.

///

— Слава ками, она вернулась, — буркнул Рио, пихая руки в свои карманы, — Слышь…

Хидэо, всю дорогу из Киото представлявший из себя апогей беспомощности, дернулся, посмотрев на Коджиму глазами побитой собаки.

— Сейчас они проревутся… — процедил «грязный блондин», кивая на взахлеб рыдающих мать и дочь, вцепившихся друг в друга как в спасательный круг, — Вот тогда подойди к ней, обними. Она пришла в себя, ты ей будешь нужен больше всех. Понял?

Парень неплохой этот Мидзутани, даже сам Рио признает. Никакой, если искать в нем бойца, но как человек — просто отличный. Коджима, пасший отлучившуюся от реальности Кирью-младшую, видел, как пацан смотрит на свою девчонку. Разрывался как помочь хотел, но та вообще ничего не воспринимала. Её Мана в сортир водила перед полётом, наверняка прямо выдавила всё из девчонки. Уж больно сильно ту шарахнуло.

Кстати, о Мане…

Угрюмо вздохнув, Рио отправился как на эшафот, к девушкам, наблюдающим за совместным плачем матери и дочери. Они стояли, обняв отца Акиры, который, поглаживая их по спинам, бормотал что-то успокаивающее. Но, да оно было нужно разве что хафу, у которой глаза были на мокром месте. Сама же Мана…

В одном из любимых аниме-фильмов Коджимы, с сюжетом про будущее, один из основных персонажей владел таким оружием, как мономолекулярная нить. Эта штука, удлиняясь до пары десятков метров, резала всё, во что посылало её устройство, закрепленное на запястье персонажа. Выглядело это круто — эдакая бешено извивающаяся в воздухе светящаяся нитка, фантастически легко превращающая буквально всё в нарезанные конфетти. Всё — машины, бетон, асфальт, людей. Хозяин этой чудовищной игрушки не утруждал себя прицеливанием. В какой-то момент его благополучно застрелили и вот сцена, где он помирает в агонии, попутно круша целый небоскреб этой своей нитью, крепко запала Рио в память.

Сейчас, глядя на скромную тихую Ману, которая всю дорогу великолепно играла роль убитой скорбью, но сильной девушки, поддерживающей окружающих, Коджима не мог избавиться от чувства, что не хватает буквально малюсенького толчка, чтобы нить вырвалась на свободу. Он сам был… такой нитью, но у него никогда не было хозяина. А вот у этой высокой девушки…

Ему пришлось ей довериться, пришлось взять на себя роль опоры для остальных. Для Такао, для Эны, даже для демонова Хидэо, будь он неладен. Это Ханнодзи можно было укоротить парой фраз, сказанных на ухо, когда та затеяла пострадать какой-то дурью прилюдно, но зараза всю жизнь фальшивила, а вот их, хафу, Такао и Эну, надо было держать. Поэтому он доверился Акире, его жизненному выбору. Повернулся спиной к совершенно сумасшедшей убийце, способной слететь с катушек в любой момент.

Не слетела. Пока. Но сейчас будет еще одна проверка. Есть вещи, о которых молчать нельзя. Только подождем, мимо идёт Такао, направляясь к машущей ему рукой матери. Кажется, сейчас душить будут его… наравне с дочерью.

— Сильно заняты? — проворчал он, подходя к обнявшейся троице, — Слушать способны? И соображать?