Печать пожирателя 8 (СИ) - Соломенный Илья

— Выглядишь хорошо, для человека, потерявшего отца, — заметил князь, усаживаясь в кресло напротив.

— Практика, — Сергей улыбнулся, — А вы выглядите взволнованно, для тех, кто «не имеет отношения» к мятежникам.

Василий дернулся, но князь снова остановил его жестом.

— Зачем? — спросил он просто.

Сергей потянулся к шкафу, где стояли отцовские коньяки. Налил себе, не предлагая гостям.

— Во-первых, теперь у меня есть алиби. Весь свет видел, как я «сражался» с убийцами отца, — Он сделал глоток, — Точнее, они так думают. Во-вторых — теперь вы не сможете меня просто… убрать.

Он поставил бокал и открыл ящик стола. Там лежал диктофон с записью их последнего разговора.

— И в-третьих, — Сергей нажал на кнопку воспроизведения, и дал Долгоруким несколько секунд, чтобы они поняли — что это такое, — Как вы понимаете, это копия.

— Умно… Плёночная хрень…

— Именно. Если я «неожиданно» погибну — это попадет прямо к Императору. Через Инквизицию, само собой. Вместе с парочкой артефактов, которые вы мне передали — и именами всех ваших агентов. Я за последние месяцы успел узнать довольно много…

В кабинете повисла тишина.

Василий побледнел. Князь же лишь прикрыл глаза, и сосчитал до десяти, чтобы успокоиться.

— Ты играешь с огнем, мальчик, — наконец сказал он.

— Нет, — Сергей поднял бокал в тост, — Я и есть огонь.

Князь тихо рассмеялся.

— Ну-ну… Твоя выходка… Может дорого всем нам стоить.

— Мы в одной лодке — так что и платить будем вместе. В случае чего… Я всего лишь подстраховался.

— И тем не менее — это не отменяет твоего задания, — Владимир встал из кресла, — Выполни то, что обещал. У тебя на это пять дней.

Дверь захлопнулась за Долгорукими с глухим стуком. Сергей остался один в кабинете, где ещё витал запах отцовского одеколона — терпкий, с нотами дубового мха.

— Ну и представление… — знакомый голос заставил его вздрогнуть.

Кира стояла у книжных шкафов, будто материализовалась из воздуха. Её пальцы скользили по корешкам старинных фолиантов, оставляя следы на пыли.

— Как ты… — удивлённо начал Сергей.

— Ты же знаешь, у меня есть ключи от всех дверей, — девушка улыбнулась, и в этом выражении было что-то хищное.

Лёгкий щелчок — и замок на двери кабинета повернулся. Кира медленно подошла к Сергею, стуча каблуками по паркету.

— Пять дней на убийство Апостолова? — Она засмеялась, запрокинув голову, — Князь совсем озверел.

Сергей почувствовал, как по спине побежали мурашки. Кира пахла черной амброй и чем-то ещё… Опасным.

— Знаешь, мне иногда кажется, что это не ты работаешь на него — а наоборот.

— Может быть, может быть, — промурлыкала Кира, — наклоняясь над Сергеем и проводя языком по мочке его уха.

— Они в ярости, — произнёс парень, откидываясь в кресле.

— О, не только! — Кира облокотилась о стол, наклоняясь так близко, что Сергей увидел золотые искорки в её зелёных глазах, — Они напуганы. Впервые за двадцать лет кто-то поставил их в угол. Ты рисковал, но… выиграл. На этот раз. Долгорукие теперь связаны с тобой, и связаны крепко. Мне нравится твоя решительность.

Её пальцы коснулись его бинтов — лёгкое, почти невесомое прикосновение.

Однако оно обожгло Сергея, как раскаленный клинок. В следующий миг пальцы девушки впились в плечи Львова, оставляя багровые следы, а губы прижались к его губам с таким давлением, что боль смешалась с невыносимым наслаждением.

Сергей схватил её за волосы, откинув голову назад, и впился зубами в шею, чувствуя, как под кожей бьется жилка. Кира застонала, но не от боли — от восторга.

Он подхватил её под бёдра и усадил на отцовский стол. Бумаги разлетелись, хрустальная чернильница со звоном разбилась о пол, расплескав черные капли, похожие на кровь. Сергей чувствовал всё: холод дерева под ладонями, запах ее духов, смешавшийся с потом, хруст дорогого костюма, который он рвал на ней в клочья.

Это не было любовью. Это было сражением — яростным, беспощадным, где каждый укус, каждый стон, каждый вздох были и поражением, и победой.

Когда все закончилось, Кира осталась лежать на столе. Её грудь тяжело вздымалась, а на губах блестела капля крови.

Глубокой ночью Сергей проснулся от того, что в комнате было слишком тихо. А потом он услышал…

Что-то звало его в кабинет.

Сергей встал с кровати, не обращая внимания на спящую Киру. Ему было плевать, что подумает убитая горем мать — Сергей не был уверен, что она даже заметила, что у него осталась какая-то неизвестная девушка.

Паркет под босыми ногами был ледяным. Львов шёл по темному коридору, и с каждым шагом тревога сжимала горло все сильнее.

Кабинет встретил его тишиной. Лунный свет падал на зеркало в резной раме — то самое, в котором Леонид проверял свой вид перед важными встречами.

Сергей подошел ближе — и вздрогнул.

Вместо собственного отражения он увидел отца — Леонид Львов стоял будто за тонкой пеленой. Его лицо было бледным, как у покойника, но глаза горели холодным огнем.

— Ты переживёшь меня ненадолго, сын, — прошептал он.

Сергей резко отпрянул и схватился за грудь — сердце бешено колотилось, как птица в клетке.

Но когда он снова посмотрел в зеркало, там был только он сам — бледный, с темными кругами под глазами, с губами, на которых еще остался след укуса Киры.

Но…

На паркете у его ног лежал окурок отцовской сигары.

И он ещё дымился.

Глава 20

Проникновение

5 июля 2032 года. Офис корпорации «Маготек», Москва-Сити.

Я сидел в своём кабинете, в кресле, расслабленно закинув ногу на ногу. Хотя мне сейчас полагалось нервничать — как человеку, у которого забирают дело всей его жизни.

С другой стороны, причин для беспокойства было куда больше. Настоящих причин, само собой.

За стеклянной стеной, пропускающей мягкий голубоватый свет кристаллов-стабилизаторов, сновали люди — одни в чёрных мундирах без опознавательных знаков — агенты Тайной канцелярии — и другие, с пурпурными нашивками — Инквизиторы.

Они выносили оборудование: резонаторы, кристаллические матрицы, целые блоки серверов, опутанные мерцающими руническими цепями. Флэшки, диски, мониторы, персональные компьютеры и ноутбуки, артефакты, папки с документами и заметками…

Каждый ящик, каждый прибор, над которым мы в «Маготеке» корпели месяцами, каждый, сука, провод! — всё это теперь грузили на антигравитационные платформы под присмотром вооружённых бойцов и мрачноватого вида магов.

Воздух гудел от подавленного колдовства — Инквизиция использовала глушители, чтобы никто не смог активировать защитные чары на аппаратуре, или попытаться «стереть» данные дистанционно.

— Не стоит так переживать, Марк Григорьевич, — раздался спокойный (и весьма самодовольный) голос справа.

Я не сразу оторвал взгляд от этого «разграбления».

С непринуждённостью человека, впервые по-настоящему почувствовавшим себя хозяином положения, на диване у аквариума развалился граф Дмитрий Павлович Лобанов-Ростовский.

Двоюродный брат Императора, тридцати с небольшим лет, занимающий какой-то невысокий пост в Тайной канцелярии, насколько я знал. Поговаривали, что Лобанов-Ростовский был «паршивой овцой» в огромной императорской семье.

Не пришей кобыле хвост — кажется, есть такая поговорка?

Уж не знаю, почему Император назначил именно его руководить перевозкой всего нашего офиса…

Я-то расчитывал, что Юсупов сам заявится сюда — и это очень даже соответствовало моим планам. По-крайней мере, можно было бы понять, кто сейчас управляет телом — он, или Распутин.

Но… Инквизитор был занят чем-то другим, и ко мне прислали какого-то высокородного придурка — и теперь приходилось терпеть его компанию.

Дмитрий Павлович поднял бокал с коньяком — моим коньяком, кстати! — выдержанным «Романовский резервом» и, причмокнув, сделал небольшой глоток.