Ведьма и столичный инквизитор (СИ) - Кайзер Анна

Он не чувствует.

Ужас, острый и липкий, как паутина, сжал горло, перехватил дыхание. Эйфория. Беспечность. Отсутствие нюха ко всем запахам, кроме одного... И этот запах . Все сходилось с пугающей точностью.

Таргарский паук. Яд. Смертельный, если не действовать вовремя. Холодный пот выступил у меня на спине под тканью платья.

– Разве что мертвый мужчина! – вырвалось у меня, голос дрожал от ужаса и отчаяния. Я шагнула к нему, забыв о стыде, о его наготе, обо всем на свете. – Ну-ка, покажи! Что у тебя там? Серьезно, Эшфорд!

Я подошла вплотную, заглядывая ему за плечо. Вблизи картина была еще страшнее. Четыре глубоких борозды, каждая шириной с мой палец. Кожа вокруг них была воспаленной, багрово-синюшной, но сами раны были черными, как уголь.

Из них сочился густой, тягучий гной того же мрачного цвета, пузырясь и издавая тот самый невыносимый запах разложения, который теперь висел в воздухе плотной пеленой. Казалось, сама плоть гнила заживо.

И он называл это царапиной?

Эшфорд лишь усмехнулся, поворачиваясь, чтобы мне было удобнее рассматривать это безобразие. Даже не поморщился.

– Шрамы только украшают мужчин, – парировал он с прежней легкостью. Его глаза блестели неестественным блеском. – Придают загадочности.

- А может, – развернулся и склонился надо мной и игриво подметив, – ты так сильно хотела рассмотреть меня поближе? Это можно устроить. – В его голосе зазвучал низкий, хрипловатый, откровенно соблазняющий оттенок. – Но не здесь. В траве, знаешь ли, полно змей. Неудобно.

Его флирт, его намек на «устроить» что-то большее среди травы, прозвучали как кощунство на фоне этой гниющей раны.

Это была не просто странность. Это была патология. Яд действовал, искажая его восприятие, подавляя боль, вызывая эйфорию.

– Вот и ведешь себя странно! – резко сказала я, забыв о всякой осторожности. Моя рука сама потянулась и прижалась к его лбу. Кожа под моими пальцами была сухой и обжигающе горячей. – Да ты горячий, – констатировала я, отдергивая руку, будто обожженная.

Мужчина засмеялся.

– Еще какой, – он хорохорился, пытаясь поймать мою отдернутую руку, но я резко шагнула назад. Его движения были чуть замедленными, координация нарушенной. – Готов согреть тебя в любую погоду, лекарка. Даром что ли столько силы накопил?

– Нет, ты горишь! – выкрикнула я, глядя ему прямо в глаза, пытаясь пробиться сквозь плотную пелену ядовитой эйфории, застилавшую его разум. Услышь, Эшфорд! Богиня, дай ему услышать! – У тебя адский жар! Ты отравлен!

Но инквизитор лишь рассмеялся – тем самым бархатным смехом.

И в этот миг я поняла – разговоры кончены. Действовать. Немедленно. Схватила Эшфорда за запястье и резко, почти грубо, потянула за собой, прочь от обманчивого спокойствия реки, в сторону узкой тропинки, ведущей к моей хижине.

– Эй! Не так резво, красавица! – Блэкторн засмеялся, спотыкаясь на корнях, но позволил себя вести, как послушный ребенок. – Куда так спешить? Романтику момента оценить надо.

Он оглянулся на свою брошенную на камнях одежду и перевязь с оружием.

– Если уж так не терпится пригласить меня к себе, дай хоть одежду прихватить, – флирт звучал жалко и страшно на фоне того, что я знала. – Или она нам там не понадобится? – добавил инквизитор с нарочито многозначительным подмигиванием.

– Думаю, это отрава, – пробормотала я сквозь стиснутые зубы, больше для себя, таща его по скользкой после дождя тропинке.

Сердце бешено колотилось, ударяя по ребрам, мысли метались, как перепуганные птицы.

Таргарский паук. Яд.

Симптомы все налицо: эйфория, отсутствие нюха (на все, кроме запаха паука!), жар, черный гной, безболезненность …

Он обречен. Через несколько часов – потеря сознания, потом остановка сердца. Если… если не…

Я мысленно лихорадочно перебирала страницы гримуара. Рецепт был. Не самый простой, но он был. Главный компонент - лапки таргарского паука. У меня они есть. Спрятаны в самом дальнем углу запертого шкафа.

Вспомнила описание того, как мучительно выздоравливают после такого яда: ломота во всех костях, как после страшной лихорадки, ледяной озноб, сменяющийся жаром, слабость.

Эшфорду будет очень плохо. Но если это действительно яд паука, то выбора нет. Смерть без противоядия мучительна и неизбежна. Тело просто разлагается заживо изнутри.

Инквизитор. Мой потенциальный палач. Человек, который, очнувшись, может отправить меня на костер за одно лишь знание этого рецепта.

– Будь по-твоему, – с неожиданной легкостью сдался Эшфорд, словно все это было веселой игрой.

Он натянул штаны, сапоги небрежно перекинул через плечо все остальное.

Мы зашагали к моему дому. Мужчина шел почти приплясывая, насвистывая какую-то бравурную мелодию, а я – как по битому стеклу.

Каждый его беззаботный вздох, каждый шаг, чуть заплетающийся, отдавались во мне ледяными щипками страха. Запах от его спины, усиленный движением, плыл за нами по тропе, смешиваясь с ароматом влажной хвои и земли, создавая жутковатый, диссонирующий букет.

«Может, ошибаюсь?» – тщетно цеплялась я за соломинку надежды.

Может, просто сильное заражение? Редкая инфекция? Но черный гной… Слишком характерно.

И его поведение. Тот Эшфорд, которого я знала – холодный, расчетливый, всегда контролирующий себя и ситуацию, с глазами, сканирующими каждую тень на предмет угрозы, – никогда не позволил бы себе такого. Не начал бы флиртовать в то время, как я говорю ему о возможной смерти.

Этот яд не просто убивает тело. Он убивает инстинкт самосохранения, заливая мозг наркотиком ложного счастья, делая жертву счастливым идиотом, пока она не рухнет без сознания, готовая стать пищей для своего убийцы.

Глава 30

Теяна

Дом показался из-за деревьев. Мое убежище. Я распахнула дверь, втащила Блэкторна внутрь. Запах сушеных трав, воска и древесины, обычно такой успокаивающий, теперь казался чужим на фоне сладковато-трупного шлейфа, тянувшегося за Эшфордом. Он остановился посреди комнаты, шатаясь, его взгляд блуждал по знакомым стенам, не фокусируясь.

– Уютненько у тебя. Впрочем как всегда, – заметил Эшфорд, оглядывая комнату с преувеличенным одобрением, как будто осматривал покои герцога. Он бросил свою мокрую одежду на деревянную скамью. Игриво шлепнул меня по мягкому месту и пробрался вглубь помещения.

В обычной ситуации такие выходки ему бы не сошли с рук. Ну, ладно. К больным не придираются. Буду лучше сторожить свои тылы.

– Так, травница, – инквизитор развалился на единственном крепком стуле, откинувшись назад так, что стул заскрипел протестующе. – Докладывай. Что с моим… недугом? Или просто повод был заманить меня снова в свои сети?

Его улыбка была все такой же широкой, неестественной. Глаза блестели лихорадочно.

Я не ответила. Подошла к высокому, темному шкафу из мореного дуба – хранилищу самых редких и опасных сокровищ. Ключ дрожал в моих пальцах, никак не попадая в замочную скважину.

Глупая! Он увидит! Он инквизитор, он заметит все!

Но руки действовали почти автоматически. Щелчок замка прозвучал как выстрел в тишине хижины. Я отыскала маленькую, неприметную глиняную баночку с грубо нацарапанным знаком паука – восемью лучами, сходящимися к точке.

Таргарские лапки. Толченые. Я вскрыла банку. Внутри лежал мелкий, серо-коричневый порошок. Поднесла тару к носу и едва не задохнулась. Запах был неописуемо отвратительным – смесь гниющего хитина, старой плесени, чего-то кислого и невыносимо тошнотворного. Именно так он и должен пахнуть для здорового человека.

– Что это? Секретное снадобье? Или любовный эликсир? – поинтересовался Эшфорд, наблюдая за мной с рассеянным любопытством. Его пальцы барабанили по столу бессмысленный ритм.

Я подошла к нему вплотную. Запах от мужчины здесь, в замкнутом пространстве, стал почти осязаемым, густым. Открыла крышку глиняной баночки и молча протянула ему.