Королевская кровь-13. Часть 1 (СИ) - Котова Ирина Владимировна

Она и родила ему трех сыновей, была так же неистова в постели, как и в бою, жесткой и справедливой хозяйкой и дворцу, и стране, а затем, когда и младший сын возмужал и взял себе жену, сняла драгоценные камни и золото, надела свои шкуры и снова ушла в свои леса, потому что туманы и болота, выходы красного железа и кислая ягода на мху были ей милее камня и мужского тела рядом. Он не стал ее удерживать, потому что свою часть уговора она выполнила, а он уже вовсю был в науке, упиваясь ею больше, чем властью или женщиной.

Вряд ли она любила его, но покорилась его силе. Кровь старых племен в его детях давала им знать землю Блакории, давала необузданность и ярость, а еще привела под его руку эти самые племена, считавшие, что породнились с королем через дочь своего вождя. Теперь пришло время привязывать к своей крови другую землю.

И сыновья его проходили тенями — все как один высокие, крупноносые, с зелеными глазами и хищными скулами, с волнистыми темными волосами, смуглые — то, что взяли они от матери, любящие леса и мхи. И дети их проходили. А правнуков он уже не застал.

Корвин Гёттенхольд сел в трон, принявший его как старого друга, хоть и в другом теле он был сейчас. Посмотрел на зал, где прошло столько пиров, где он миловал и казнил, где принимал послов и отправлял своих. Теплое дыхание ночного Тидусса еще не начало согревать эти стены, построенные им для защиты от зимних сырых стуж Блакории, но скоро и сюда проникнет тепло. И придут люди подключить электричество, силу, которую человечество обуздало за его отсутствие, и прокладывать сюда воду, и наниматься в услужение.

Из пола вынырнул большой сомнарис, подполз с урчанием к хозяину, и Ворон погладил его ласково, поцеловал в змеиную морду. В холме, на котором он поставил замок, достаточно пустот — будет созданиям его стихии здесь привольно.

Засветился воздух золотом и шагнул в зал брат Ши, удерживая два кувшина с амброзией. Огляделся. Черный повел рукой, и прямо посреди зала поднялся стол с шестью креслами — одно для брата, который рос в теле слабой девочки в каких-то пяти сотнях километрах отсюда к югу. Инлия не будет, но место для него есть всегда.

— Не стоит оставаться одному в доме своей памяти, брат, — наставительно произнес Ши, выставляя на стол амброзию. — Я позволил себе прихватить напиток беспечности и легкости, хотя в таких случаях мы едим земную пищу.

Залетела в окно чайка, держа в лапах огромного тунца, бросила на стол, разбрасывая вокруг воду и слизь, закричала — и Черный, усмехнувшись, схватил рыбину, выпотрошил ее одним ударом вороньего когтя и превратил потроха в прах.

Шагнул и Зеленый — на одном плече бочонок с хмельным медом, на другом — корзина с корнеплодами и фруктами. Полыхнул в тронном зале большой камин, и вышел оттуда Красный — с уже прожаренным кабанчиком. Глянул на рыбину на столе, поднял брови — и раскалилась каменная столешница посередине, мгновенно запекая дар моря.

Чайка, так и парящая под потолком, обратилась в богиню в пенном, волной поднимающемся до груди платье, и величественно опустилась к столу.

— Давненько мы не пировали по обычаю людей, — сказала она, улыбаясь.

— Давно, — согласился Красный. Они расселись вокруг стола так, как шли их сезоны по годовому циклу — и возникли перед ними приборы и кубки, и начался пир, и потек за столом разговор о делах божественных.

— Скажите еще, что просто решили принести ко мне пир, а не побоялись, что забудусь я и слишком много долга перед Триединым на себя возьму, вмешиваясь в дела людей, — проговорил Жрец, оглядывая братьев и сестру с понимающей улыбкой.

— А что нам бояться? Тебе же отрабатывать, — отозвался Красный, отрывая у кабанчика ногу и вгрызаясь в нее.

— А я скажу, — признался Желтый. — Я не того боюсь, что ты сейчас меры не увидишь и решишь, что все тебе дозволено. А того, что в какой-то момент твои действия перевесят связь с сыном твоим, и ты, не доделав то, ради чего все это начал, рухнешь в перерождения.

— Я боюсь, что искушение для тебя слишком велико, брат, — прошумела богиня-вода и взглянула на Ворона жутковатым взглядом — будто посмотрело существо, старше их всех. — Что, если не найдется способа разделить тебя и твоего сына? Ты вечно будешь в этом теле, и вечно сможешь творить что захочешь, не опасаясь воздаяния. Не окажется ли однажды, что ты не захочешь себя контролировать? Мы все знаем, к чему нас приводит отсутствие ограничений. Власть развращает и сильного, и слабого, а безраздельная, бесконечная власть способна и бога обратить на сторону зла. Уж теперь-то нам это известно.

А Михаил ничего не сказал. Он выпил меда из чаши и просто кивнул.

Жрец не обиделся.

— Вы хотите, чтобы я дал слово, — проговорил он задумчиво. — Вы хотите, чтобы я добровольно наложил на себя ограничения.

Трое его братьев и сестра посмотрели на него выжидающе. Знали они, что раньше никогда бы не пошел брат на условия и оскорбился бы их тревоге и недоверию.

— Но что конкретно вы хотите? — спросил он.

— Обещай, что как только найдется способ разделиться со смертным сыном твоим, ты его используешь, — сказал Ши.

— Обещаю, — ответил Ворон, и в небесах прогрохотало.

— Обещай, что, если дело людей можно будет решить без применения твоей силы, ты не будешь ее применять, — проговорила богиня.

— Обещаю, — проговорил Ворон, и вдругорядь прогрохотало, и Серена улыбнулась ему с мягкостью.

— Обещай, что даже если не выйдет у тебя разделиться, ты оставишь трон после того, как твой сын вступит в силу, — сказал Михаил.

— Обещаю, — повторил Жрец.

Прогрохотало. Наступила тишина.

— А ты, брат, ничего не хочешь у меня попросить? — сказал Корвин, обращаясь к Красному?

— Я? — засмеялся он. — Да я бы на первой же просьбе пообещать быть паинькой полыхнул бы оттого, что не верят мне и боятся меня, Корвин. А ты молодец, — и Воин поднял чашу, — такой терпеливый стал. Раньше бы уже с каждым из нас схлестнулся, что мы твою добрую волю под сомнение поставили.

— Раньше… — проговорил Жрец и оглядел старые стены дворца, видевшие, как укрощал он жену свою и как несколько раз пыталась она его убить, пока не признала его силу и не решила, что нет ей позора встать рядом с ним королевой. — Раньше я не понимал, как мы все связаны, и ревности среди нас было больше, чем любви. А сейчас я понимаю, ощущаю, что все вы это делаете лишь от любви и беспокойства за меня. Но вам нечего опасаться. Я каждый раз борюсь с искушением изменить все одним махом и каждый раз побеждаю его. Потому что, — он наконец-то отпил из чаши, — куда интереснее следить за движением людей, чем делать их куклами, послушными твоей воле.

Текли разговоры под сводами старого дворца, мелькали в окнах разноцветные огни, а вокруг то и дело возникали и пропадали большие духи разных стихий. И жители Нарриви, глядя на это, делали охранные знаки и поскорее шли обратно спать. Ибо чудеса чудесами, а завтра — новый день с новыми хлопотами, и желательно вступить в него выспавшимся.

Глава 10

Йеллоувинь, 10 мая

Всех приходящих в этот день в Императорский город Пьентана встречало дивное благоухание — то созрели на отцветших кустах жасмина новые грозди бутонов, и сейчас, прикрытые, покачивались на утреннем ветерке, предсказывающем дневной зной и разносящем аромат свежести по всей столице.

Цвели лотосы в каналах и озерах прекрасного города, напоминавшего сад камней с террасами, водопадами и реками, цвели розы и пионы, ландыши и первоцветы, вынырнувшие из-под растаявшего снега и притаившиеся в сырой тени деревьев. Цвели вишни и яблони, груши и сливы. Горожане, вспоминая коронацию Хань Ши более тридцати лет назад, говорили, что в тот раз все было так же, а плоды с зацветших внеурочно деревьев и кустарников зрели удивительно вкусные и целебные.

Цвели степные цветы, окружавшие дворец матери Вей Ши, и розы на фасаде дома Каролины Рудлог тоже зацвели.