На золотом крыльце (СИ) - Капба Евгений Адгурович

В общем, девять по математике и девять по русскому были у меня в кармане, оставалась история. Историю должны были принимать Кузевич, Полуэктов и какой-то важный тип из Министерства магии — то есть из Чародейского приказа, конечно, но вот так на авалонский манер его звали между собой люди. Фамилия у него — Шакловитый вроде. Ну, и все дергались и боялись этого дьяка Шакловитого. Кроме меня, понятно.

Эля тоже боялась. Не знаю, как-то так вышло, что мы третий вечер подряд теперь встречались на той лавочке. Вообще-то Ермолова предложила:

— Титов, давай друг друга погоняем по билетам? Ну, вот наугад — один вытягивает номерок и рассказывает, второй — смотрит в билетник и проверяет. Порепетируем экзамен!

Дурак я, что ли — отказываться? Она ведь сама предложила! Сама — мне! Стала бы она предлагать, если бы по поводу Вяземского передумала, даром, что с ним каждый день репетирует, и он ее за талию держит. Но со мной-то она общается и садится близко-близко! А его — прибить хочется, но нельзя.

— Не подсматривай! — смех у Эли просто волшебный, и движения такие — естественные, грациозные.

Она вела себя, как очень строгая экзаменаторша, честное слово! Просто мы между билетами много смеялись, невозможно было остановиться. Но и работали, да. Повторяли. Ермолова шпарила по-книжному, как в параграфе написано, а я нарезал отсебятину, но подкрепленную источниками: про то, как Федору Четвертому Миротворцу плешь на голове мышьяком лечили, а Дмитрию Третьему — кашель кокаином, и всякую подобную дичь. Вот Эля и веселилась. Это всяко лучше, чем дергаться из-за какого-то Шакловитого!

Ну, и не вечно мы только про историю разговаривали. Она рассказывала про колледж, про преподов и учителей, про какие-то моменты из детства на побережье Черного моря и о своих увлечениях минтонетом и танцами. Я в основном пугал ее байками про интернат и тамошние порядки и немного рассказывал про бабу с дедом. Они у меня все-таки личности выдающиеся, и приколов что из дедовых лабораторий и мастерских, что с бабиной кухни у меня накопилось порядочно. О работе с Людвигом Ароновичем и о тренировках тоже рассказывал, но было видно — ей истории про мордобой не очень по душе. Потому что — девочка!

О чем мы никогда не говорили — так это о родителях. Я так понял, что у нее с этим тоже все было очень непросто. Да и про Ермоловых я уже в «Бархатной книге» и в сети начитался. Хорошо, что Эля — своя собственная, и дар у нее не темный, а трансмутационный.

В общем, мне очень не хотелось, чтобы учебный год кончался. Оно ведь только-только что-то начинаться стало, а тут — вот так. Она-то точно к семье поедет, тут и гадать нечего.

* * *

Я и не думал, что бывают такие приказные дьяки. Мне казалось — они все толстые, официальные, деловитые. Обязательно — в шубах и высоких шапках. А тут — бородка какая-то несерьезная, клинышком. Кажется, даже похабно покрашенная в коричневый цвет. Серьга в ухе. Костюм с отливом. И вообще — весь какой-то холеный, лощеный… Шакловитый! Совсем не страшный.

Я зашел в первой пятерке, поздоровался с комиссией, поймал хитроватый прищур Полуэктова, одобрительный взгляд Кузевича и оценивающий — этого самого Шакловитого. Он, кажется, больше был увлечен мятными монпасье из жестяной коробочки, чем экзаменом. Как раз доставал себе конфетку своими ухоженными пальцами. Однако личное дело мое взял, глянул в него и проговорил:

— Интере-е-есно! Домашнее обучение девять лет — отличная успеваемость. Экзаменаторы… Ого-го! А, так вы Иголкина воспитанник… Это многое объясняет. Жив еще Константиныч, оказывается. А последний год у вас если и не полный швах, то явный спад. Титов, что с вами случилось в последний год?

— ТитОв! — отчеканил я. — Интернат со мной случился. А потом — инициация.

— А! — Шакловитый поскреб свою бородку клинышком. — С норовом студент. Тяните билет.

Ну, я и вытянул. И радостно осклабился: тут и Библиотека практически не нужна. «Реформы Иоанна Иоанновича Пятого конца XVI — начала XVII веков»- это первый вопрос, и «Итоги Второй Великой войны» — второй.

— Чего вы улыбаетесь, Михаил? — поинтересовался Полуэктов.

— Нормальный билет попался, — сказал я. — Я карты возьму, можно?

Это кажется, что на такие билеты карты не нужны. Например, реформы Иоанна Иоанновича — в том числе переход на латинское письмо — тесно связаны с внешней политикой и попыткой реставрации Империи Людей, самой, пожалуй, близкой к успеху. А итоги Второй Великой войны — это ведь территориальные приобретения и потери в том числе, так что и тут карта вполне пригодится.

Да и время потянуть, опять же. Пока буду в стопке карт копаться — Библиотеку открою, подсмотрю пару дат по Великой войне. Надо на девять или десять отвечать, однозначно!

Наблюдать за однокурсниками было забавно: кто-то вел себя уверенно — как Авигдор, например, который зашел в кабинет эдакой вальяжной походкой, ухватил номерок и презрительно фыркнул. Кто-то дергался — как Руари. Этот едва ли не сплясал перед столом с номерками. Он побарабанил пальцами по столу, вытянул наконец самый дальний от себя, побледнел, закатил глаза и пошел готовиться.

Ну, и девчонки, конечно. Выходцева, Святцева и все остальные. И Ермолова. Что я ни делал — все время хотелось на нее посмотреть. Меня, если честно, даже напрягала такая моя к ней тяга. Ну, вот нравилась — и всё. Нет, я у нее под окнами общаги серенад петь не намеревался и бегать хвостиком, преданно заглядывая в глаза и выполняя любые прихоти — тоже. Считал такое ниже собственного достоинства. Но если бы она САМА меня о чем угодно попросила — в лепешку бы расшибся.

Эля, когда к месту своему проходила, мой взгляд поймала и нахмурилась — а потом язык показала, коза! На экзамене! Вот это девчонка, а?

— ТитОв, вы готовы? Я смотрю, уже двадцать минут сидите, на девчат глядите… — проговорил Шакловитый. — Господа педагоги, давайте послушаем Титова?

— Давайте, — сказал Полуэктов. — Титову нельзя скучать. Когда он скучает — вокруг начинают происходить жуткие вещи. И самое страшное — он в них не виноват!

— … это не я! — я захлопнул пасть, потому что директор меня опередил.

И пошел отвечать. Развесил на доске карту — хотя можно было воспользоваться проектором, прочистил горло и начал:

— Итак, после успешного окончания Ливонской войны и присоединения большей части земель тогдашнего Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского к Государству Российскому Государь Иоанн Иоаннович был бездетен и неженат, потому как единственный сын его от Елены Шереметевой родился мертворожденным…

— Тавтология, — сказал вредный Шакловитый. — Но — продолжайте.

— Будучи несчастливым в браке, потеряв троих жен, Иоанн Иоаннович посватался к Изабелле Хименес — наследной принцессе Арагона, лично! Тридцати лет от роду от отправился в Великое Сватовство, снарядив огромный флот. Впечатленные разгромом Речи Посполитой и балканских носферату, авалонские эльдары и не думали препятствовать российским кораблям проходит через Ла-Манш. По крайней мере потому, что не знали истинных целей посольства. Династический брак и объединение двух величайших человеческих государств под властью одной семьи! Именно визит в Арагон протяженностью чуть ли не в целый год стал толчком для преобразований внутри России, а дети Изабеллы Арагонской и Иоанна Пятого — продолжателями династии Грозных. Итак, начнем с административной реформы. Именно тогда сложилась знакомая нам система из опричнины, непосредственно управляемой царской семьей, юридик-доменов-уделов под властью аристократических кланов, сервитутов и нелюдских анклавов — самоуправляемых территорий, и земщины — по сути, цивильных земель… Все это появилось именно тогда как продолжение преобразований Иоанна Васильевича Грозного, ответ на увиденное в европейских землях, а также — попытка сближения позиций Арагонской Короны и Государства Российского, которые были в тот момент объединены личной унией…

В общем, я разливался соловьем. Нарезал как положено. Ну, а что мне — я про это все столько книжек почитал, особенно — по альтернативной истории, что часа на полтора бы точно хватило речи толкать.