Ведьма и столичный инквизитор (СИ) - Кайзер Анна

Ел Эшфорд медленно, с видимым усилием, но аппетит был хорошим знаком. Силы возвращались к нему. Вечером, хотя и шатаясь, бледный, как полотно, он смог встать.

Мужчина двигался осторожно, каждое движение давалось с трудом, но решимость уйти читалась во всем его существе.

Наверное, я немного переборщила. Совесть грызла не шуточно. А потому я все же выстирала его одежду. Боялась, что уйдет не попрощавшись – такую кислую мину приходилось наблюдать весь день.

И все же у двери он остановился, опершись о косяк. Лицо Эшфорда было серьезным, без тени прежних шуток.

– Теяна? - Инквизитор подошел к двери, остановился, повернувшись.

– М-м-м? - Не обернулась.

– Я в долгу. Если что… – он не договорил.

– Просто не попадайся мне больше в таком виде, – буркнула я. – И бесплатно уже лечить не стану. Возьму двойную плату. За хлопоты и испорченные нервы.

– Постараюсь. - мужчина снова усмехнулся. – Хотя, вид у тебя был довольно заинтересованный… у реки.

И, прежде чем я нашлась что ответить, он вышел, притворив за собой дверь.

Прислонилась к косяку, закрыв глаза. Усталость накатила волной.

Он ушел. Живой. Здоровый.

Как хорошо, что мой образ не въелся в его память и про гримуар инквизитор ничего не вспомнил.

Все кончено. Почти.

Я вздохнула, собираясь вернуться к хаосу, который царил в хижине – грязные тряпки, пустые склянки. И тут мой взгляд упал на то место на лавке, где он скинул свою одежду вчера. Что-то темное, деревянное блеснуло на полу. Амулет.

Подошла, наклонилась. Холодный укол страха пронзил усталость. Я узнала его. Не этот конкретный, но такой же. Как у пастуха Карела, того первого заколдованного, которого мы с Эшфордом спасли, сорвав амулет.

Подняла артефакт. Такой же деревянный кругляш. И на нем… руны. Снова совпадающие с теми, которым меня учил Роостар. Но опять исковерканные. Среди них явно выделялись три символа, выгравированные глубже других: изящный Коршун с распростертыми крыльями; мощный Медведь, стоящий на задних лапах; и многоногий паук. Будь он не ладен!

Я сжала амулет в кулаке.

Кто? Кто превращает людей в таких чудовищ? Зачем? И почему такие знакомые руны ? Роостар никогда не стал бы заниматься таким. Или стал?

Как низко он может пасть?

Спрятала опасный амулет в дубовую коробочку и поместила в шкаф. Проклятая вещь. Но теперь она была у меня. Еще одна тайна. Еще одна опасность. Но я разберусь. Позже. Сейчас же мне нужно было убраться и выспаться.

Глава 32

Эшфорд

Солнечный луч, золотистый и яркий пробился сквозь щель в тяжелых шторах и упал прямо на лицо. Зажмурился, отворачиваясь. После вчерашнего кошмарного тумана, лихорадки и галлюцинаций этот слепящий свет казался издевкой. За окном – не серое месиво Эдернии под дождем, а город, омытый и оживший. Крыши сверкали влажным блеском, небо было высоким и чистым, цвета размытой бирюзы. Воздух, доносившийся из приоткрытого окна, пах свежестью, мокрой листвой и далеким дымком очагов.

Я лежал на широкой, добротной кровати в своей комнате в «Серебряном Фениксе». Это была не самая роскошная таверна города, но и не притон для подозрительных личностей. Достойное место для инквизитора с положением или купца средней руки.

Комната была просторной, чистой, с каменными стенами, побеленными известью. Дубовый стол у окна, крепкий стул, умывальник с фарфоровой чашей и кувшином с чистой водой, даже небольшой коврик у кровати. Никаких излишеств, но все необходимое – качественно и с достоинством. Как и подобало человеку моего статуса.

Вчерашняя слабость, тот всепоглощающий жар и туман в голове отступили, словно кошмар. Осталась лишь глубокая, тупая ломота в спине, где под чистой повязкой ныли четыре борозды от когтей чудовища. Напоминание. Неприятное, но не изнуряющее.

Но внутри… внутри бушевал хаос, куда более страшный, чем любая физическая боль. Память накатила не потоком, а серией острых, обжигающих картинок. Река. Холодная вода, смывающая грязь, кровь и запах битвы. И… Тея.

Ее глаза, огромные, цвета молодой листвы, растерянные, смущенные, остекленевшие от ужаса, когда она разглядела мою спину. Ее голос, обычно острый и насмешливый, ставший испуганным: «Ты отравлен! Смертельно!».

Руки травницы, удивительно сильные, буквально втащившие меня по тропинке к ее дому. Горячая тряпка на спине, всепожирающий жар, пляшущие искры перед глазами. И ее лицо в отсветах очага – осунувшееся, с синевой под огромными глазами, но непоколебимо сосредоточенное. Ее пальцы…

Нет! Я резко сел, игнорируя протест мышц.

Не сейчас. Не о ней.

Но образы цеплялись, как репейник к шерсти. Ее борьба, чтобы влить в меня ту адскую смесь, от которой меня воротило даже в полубреду. Смутное, призрачное воспоминание… прикосновения? Поцелуя? Или бред, спутавший ее с тенью Эвелин?

Стыд, острый и неуместный, смешался с тяжелой тревожностью.

Я поцеловал Тею?

Нет. Не может быть.

Наверное, это был мираж. Галлюцинация отравленного сознания. Или призрак Эвелин, всплывший в минуту слабости.

Имя бывшей, как всегда, обожгло. Старая, глупая рана.

Нет, Тея на нее не была похожа. Тея была другой. Колючей. Дерзкой. Невыносимой.

И почему же ее лицо встает перед глазами с такой навязчивой ясностью? Почему мысль о руках травницы, уверенно менявших компрессы, вызывает не раздражение, а это дурацкое смущение?

Я умылся ледяной водой, стряхивая остатки тяжкого сна и навязчивых видений. В зеркале над умывальником – лицо все еще бледное, с синевой под глазами и темной щетиной, но взгляд… взгляд был ясным, острым, живым.

***

Замок Жандармерии, обычно мрачный и давящий, сегодня встретил меня контрастом. Солнечные лучи били в высокие узкие окна, выхватывая из полумрака коридоров пыльные столбы света, играя на старых каменных плитах. В приемной Верент стоял, как всегда, неподвижно. Его каменное лицо повернулось ко мне, взгляд оценивающий.

– Блэкторн, – кивнул он скупо. – Брандт ждет. В кабинете. Срочно.

«Срочно». Слово упало, как камень в колодец, несмотря на солнечные блики на стене.

Я кивнул, прошел мимо. В спину мне был брошен внимательный взгляд.

Брандт стоял у окна в своем кабинете, спиной ко входу. Он обернулся, когда я вошел. Лицо было серым, усталым. В глазах – горечь и пустота, не гармонировавшие с солнечным лучом, упавшим на стол командора.

– Жив, – констатировал он без предисловий, голос хриплый. – Крепкий ты парень. Но выглядишь… не важно. Горман на ногах. Хромает, но кость цела. – Мужчина сделал паузу, которая повисла в солнечном зале густым, леденящим облаком. – Келлен не выкарабкался. Умер прошлой ночью.

Нет. Какая чепуха. О чем он говорит?

Но он же был жив! Он шел сам. Ранение было не таким уж серьезным, не было смертельным! Я видел.

– Да что Вы говорите? – слово вырвалось резко, громче, чем хотелось. – Парень был в порядке. По крайней мере пока я был рядом. Ну, да, немного ранен. Как умер? Его рана в грудь была не более, чем глубокой царапиной! Он был в сознании. Что с телом сделали? В лазарете?

Брандт медленно покачал головой. Взгляд его скользнул мимо меня, остановив свой взгляд на квадрате света на полу.

– В часовне. Готовят к погребению.

– Как умер? Почему? – спросил я, и голос мой был чужим, плоским. – От раны? Но это невозможно. Я видел…

– Не от раны, – Брандт тяжело вздохнул. – От яда. Таргарского паука. Яд попал прямо в кровь. Местный лекарь, Годрик, – Брандт махнул рукой с выражением глубочайшего презрения, – развел руками. Он не знает, как яд этой твари мог попасть в рану, ведь в Эдернии такой паук не водится, но все признаки указывают на то, что Келлена сгубил именно этот паук. Это смертельно. Годрик говорит, медицина бессильна. Смерть в течение суток неминуема. Так Келлен и умер. Похороны сегодня. Часовня. Иди… проводи.