Между добром и злом. Том 5 - Кири Кирико

— Неважно, —­ отмахнулся Кондрат. — Я спрошу у неё.

— Только это, спроси как-нибудь помягче, она ведь…

— Лита, после всего пережитого не думаю, что это будет для неё каким-то ударом, — ответил он.

Иногда он просто не понимал, что у людей происходит в голове. Тут окончательный суд на носу, казнь, а они беспокоятся, чтобы у девушки не было никакой моральной травмы. Будто они до сих пор не понимали всё тяжесть ситуации и не осознавали, что, если ничего не сделать, Шейну уже ничего и никогда не будет беспокоить.

Утро выдалось солнечным. Её чистый, нетронутый снег на улицах, ­— где его не почистили, — и крышах искрился до боли в глазах. Воздух был пропитан морозной свежестью, от которой даже болело в носу.

Кондрат заглянул на утро в специальную службу лишь для того, чтобы отметиться и сразу направиться в тюрьму, однако там его успела перехватить Дайлин.

— Кондрат, ты куда так спешишь?

— Да есть кое-какие дела… — ответил он расплывчато. — Что-то случилось?

— Ну кроме того, что у нас дело простаивает… — Дайлин прищурилась. — Это всё то же дело Хартергера?

— Ну да, — пожал он плечами. — А у тебя что-то есть?

— Вайрин письмо прислал…

— Так быстро?

— Срочной почто, но не суть, — отмахнулась она. — Говорит, у них там есть один из людей, который может нас заинтересовать. Что типа тот уже слышал про чёртову гору. Скоро приведёт его к нам.

— А почему сам не расспросил и не передал через письмо?

— А тебе разве не интересно в живую его опросить? — удивилась она. — Пара дней уже вряд ли погоду сделают, да и наш стрелок вроде как поуспокоился.

— Когда?

— Завтра. Крайний срок послезавтра.

Кондрат кивнул.

— Я буду.

— Естественно ты будешь! — с возмущением в голосе воскликнула Дайлин. — Куда ты денешься⁈ Просто ты как-то слишком много времени уделяешь тому делу. Что происходит?

— Просто интересно, — пожал он плечами.

— Так, ты взгляд не отводи, я же чувствую личную заинтересованность в этом, — попыталась она быть грозной. Учитывая Кондрата, в его глазах это даже выглядело мило, словно ребёнок, который пытается вести себя, как взрослый. — Почему тебя это так заботит? И не говори мне про то, что это твоё хобби или оно как-то связано с нашим делом. Уже даже до меня дошло, что это не так.

— Даже до тебя? Думаю, ты слишком низкого о себе мнения, Дайлин.

— Так, лесть тебе не поможет. Давай говори, что такое?

— Питаю слабость к людям, которые, на мой взгляд, осуждены ошибочно, — тут же выдал он, и Дайлин не нашлась, что ответить. Она хмурилась, щурилась и не знала, что сказать, чем Кондрат воспользовался и ушёл.

Значит завтра. Что ж, у него есть время съездить к Шейне, а потом встретиться с Чуной, чтобы объяснить ситуацию и выяснить, что, чёрт возьми вообще происходит. Они все что-то скрывают, недоговаривают, а по итогу выяснять это приходится ему. Выяснять и тратить время, которого осталось не так уж и много. Кондрат тоже следил за этим делом и со дня на день должен был начаться суд. И он начнётся, если не появится никаких новых фактов.

Казалось бы, в дне двадцать четыре часа, если начать в восемь, что у тебя целых четырнадцать часов, но по факту этого времени катастрофически не хватало. Дорога туда, дорога, обратно, поговорить, допросить, вновь поговорить. Кондрат, наверное, был единственным человеком, который жалел, что рабочий день такой короткий и за него ничего не успеваешь.

Так и здесь, пока он доехал до тюрьмы, пока прошёл охрану, прошла уйма времени, и вот он стоит напротив камеры, а на дворе уже день.

— Здравствуй, Шейна, вошёл он в промёрзшее помещение, температура которого была как в холодильнике. Такое ощущение, что никого не волновало, доживёт заключённый до суда или окончания срока или нет.

Девушка выглядело очень неважно. Ослабшая, со слезящимися глазами, ей едва хватало сил, чтобы сесть, давясь кашлем и собственными соплями. Судя по тому, какой она была красной, у Шейны ещё была и температура. Как бы болезнь не сделала всё раньше суда, хотя в её случае это могло быть избавлением.

— Здравствуйте, — просипела она не своим голосом. — Мистер Брилль?

Она будто не видела его.

— Ты меня не узнаёшь? — нахмурился он.

— Узнаю, — слабо пробормотала девушка. — Просто мне не хорошо, и я… мне плохо.

— Это видно. Как ты?

— Ещё держусь, — попыталась выдавить она улыбку. — Есть новости?

— Да. И тебе они не понравятся, — произнёс Кондрат, глядя на Шейну.

Но прочитать что-либо по лицу измождённого человека, которого ко всему прочему ещё и убивала болезнь, было невозможно.

Она просто молчала, глядя на него пустым взглядом, ожидая какого-нибудь продолжения.

— Я узнал, что графиня видела тебя и графа во время интимной близости на хозяйской кровати, ­ произнёс он, продолжая следить за реакцией девушки, но та оставалась безучастна. Лишь тихо пробормотала:

— Значит, мне не показалось тогда…

— Почему ты мне не сказала?

— А что мне было сказать? — ответила она вопросом на вопрос.

— То, что ты спала с графом.

— Это что-нибудь бы изменило?

— Нет, но я бы хоть знал об этом. Потому что сейчас непонятно, что ещё ты недоговорила. Про мать, хотя ты знала, что я от неё, сейчас про графа. А что ещё? Какой-нибудь диалог, который ты укрыла?

Но Шейна лишь пожала плечами, то ли говоря, что в любом случае это ничего не изменило, то ли просто, что вот, как есть, так есть. Кондрату это не понравилось. Девушка больше не показывала никакой воли к жизни и сопротивлению. Тюрьма или болезнь, а может всё в купе полностью лишили её какой-либо воли к сопротивлению, будто она окончательно смирилась со своей участью.

— Как давно вы были вместе?

— Год. Или два, — пожала она плечами.

— Что ещё я не знаю?

— Не знаю, — негромко ответила Шейна.

­— Что произошло? Из-за чего был весь сыр-бор, почему Хартергер был так раздражён в последнее время? Что произошло накануне его смерти?

— Я не знаю.

— Не ври мне, Шейна. Сейчас от этого зависит твоя жизнь. Я знаю, что у графини состоялся диалог перед самой смертью графа, они что-то обсуждали. Она хотела, чтобы он принял сторону её родственников. Которые поддерживают войну. Твоя мать хотела, чтобы он помог тем, кто является её противником. И мне лишь надо понять, чью конкретно сторону, каков был итог этого диалога. Согласился он или нет?

— Я не могу сказать.

— Но ты знаешь, о чём я, — заметил он. — Ты хочешь отсюда выбраться?

— Я уже не выберусь, — ответила она хрипло и закашлялась. ­— Суд состоится здесь и здесь же меня казнят.

— Но не если ты расскажешь мне что-нибудь, что поможет исправить ситуацию в корне.

— Я ничего не знаю, — ответила Шейна.

Кондрат смотрел на девушку, закутавшуюся в тряпьё, и чувствовал, то она знает гораздо больше, чем говорит. И почему-то не хочет, чтобы это стало достоянием общественности. Что-то, что может ударить по ведьма. По её матери.

Вывод напрашивался сам собой — если человек молчит, то он не хочет подставить другого. А если это так, то тот человек и повинен в случившемся. По крайней мере так подсказывала ему интуиция, так подсказывали логика и опыт. И искать ответ надо было в совершенно другом месте.

Он покинул тюрьму. Скоро сойдёт на нет, начнётся вечер и этот день будет утерян, а завтра у него были уже другие дела, Кондрат не мог разорваться. Поэтому оставалось лишь поговорить с Чуной и уже от неё узнать, что произошло в тот вечер.

Лита перехватил его по дороге, и задала всё тот же вопрос, что удалось выяснить.

— Немного. Но он подтвердила, у неё была связь с графом.

— Это нехорошо… Тогда я скажу Чуне, что ты хочешь поговорить с ней.

— Я думал, она занята и не может отвлекаться от дел, — заметил Кондрат.

— Думаю, ей придётся решить, что для неё приоритетнее, — ответила Лита, тоном намекая, что она постарается повлиять на свою подругу.