Лекарь Империи (СИ) - Карелин Сергей Витальевич

Я едва заметно нахмурился. «Что-то сделал»? «Просто знаю»? Это уже не обвинение, а какие-то домыслы и бабские страхи. Но откуда они взялись? И почему она так уверена?

— Двуногий, это правда? — Фырк, сидевший у меня на плече, удивленно пискнул мне в голову. — Ты там что, какие-то тайные ритуалы над ребенком проводил, пока мамка не видела? Или, может, порчу навел? Ай-яй-яй, нехорошо!

— Да, Фырк, я действительно дал ему немного своей мази, чтобы усилить симптомы, когда отвлекал его конфетой, — мысленно ответил я ему. — Но это была совершенно безобидная вещь, и она никак не могла вызвать такого резкого ухудшения. Тут кто-то явно постарался и внушил ей эту чушь.

Я внимательно посмотрел на Марину, стараясь сохранить на лице самое невозмутимое выражение. Вида я не подавал, что ее слова меня хоть как-то задели или удивили.

— Госпожа Ветрова, то, что вы говорите, — это очень серьезные, но, простите, совершенно голословные обвинения, — спокойно произнес я. — Вы утверждаете, что я «что-то сделал», но не можете сказать, что именно. Это больше похоже на домыслы или результат чьих-то недобросовестных внушений. Ухудшение состояния вашего сына никак не связано с моими действиями. Оно было обусловлено прогрессированием его основного заболевания, которое, как вы помните, оказалось гораздо серьезнее, чем мы все предполагали.

— У вас есть какие-то основания полагать, что адепт Разумовский совершил некие скрытые манипуляции с вашим сыном, госпожа Ветрова? — вмешался Мышкин, обращаясь к Марине. — Кроме ваших интуитивных ощущений?

Та на мгновение замялась, ее щеки покрылись предательским румянцем.

— Ну я просто чувствую, что это так! — почти выкрикнула она. — А еще Сенечка потом, когда ему стало получше, рассказал, что «добрый дядя лекарь» дал ему конфетку, а потом у него в носике стало как-то странно пахнуть, и немного щипало. И ему от этого стало трудно дышать! Я уверена, это было какое-то зелье! Опасное!

Я мысленно усмехнулся. Ну вот, хоть какая-то конкретика. «Странно пахнуть и немного щипало» — это, скорее всего, ментол или эвкалипт из моей мази. А «трудно дышать» — это уже, похоже, либо детское преувеличение, либо результат грамотно подведенных к этому выводу вопросов со стороны того, кто ее обрабатывал.

— То есть, вы утверждаете, госпожа Ветрова, — Мышкин задумчиво посмотрел на нее, — что адепт Разумовский сначала засунул в нос вашему сыну некое зелье, после чего ему стало хуже, а потом у него нашли опухоль в легких, верно?

— Н-нет, немного не так, — Марина совсем растерялась. — Адепт Разумовский он сначала сказал, что у Сенечки, возможно, не просто «Стеклянная лихорадка», а какое-то более страшное заболевание, и что его нужно срочно госпитализировать для обследования. А уже потом, когда мы были дома и ждали скорую, Сенечке вдруг резко стало очень плохо, он начал задыхаться. И я подумала, что это из-за того зелья…

— Понятно, — Мышкин кивнул и перевел взгляд на меня. — Адепт Разумовский, как вы можете это объяснить? Откуда вы, будучи всего лишь адептом, могли заподозрить у мальчика Ветрова столь серьезное заболевание, которое не увидели другие, более опытные целители? И почему его состояние так резко ухудшилось именно после вашего визита?

— Да-да, двуногий, мне вот тоже очень интересно послушать твою официальную версию! — тут же встрял Фырк. — А то я-то знаю, как все было на самом деле, но этим инквизиторам правду лучше не говорить. А то они нас обоих на опыты пустят.

Я, естественно, не собирался рассказывать ни про Фырка, ни про свой «Сонар». Пришлось импровизировать.

— При осмотре пациента Ветрова, — начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более убедительно, — я обратил внимание на некоторые атипичные симптомы, не укладывающиеся в картину обычной «Стеклянной лихорадки». В частности, у него были очень сильные, нехарактерные для этого заболевания хрипы в легких, выраженная одышка и общая интоксикация. Я сопоставил все эти данные. У меня возникло подозрение, что у мальчика серьезное поражение легких, возможно, даже опухоль. Поэтому я настоял на немедленной госпитализации для дальнейшей диагностики. О том, что у него именно опухоль я на тот момент не знал. Его состояние позже резко ухудшилось. К сожалению, это было закономерным следствием его основной болезни, а не из-за какого-то зелья. Мои предположения оказались верны.

— Нет! Я точно помню, вы ничего не говорили про хрипы! — тут же возразила Марина. — Вы просто посмотрели на Сенечку, что-то там поделали своими руками и сразу сказали про страшную болезнь! К тому же, с вами был ваш напарник, фельдшер Григорий, он гораздо опытнее вас, и он никаких хрипов не услышал! И ничего страшного не заподозрил!

— А с чего вы взяли, госпожа Ветрова, что фельдшер Григорий Сычев более опытный и квалифицированный специалист, чем я? — я позволил себе легкую усмешку.

— Ну он же старше вас по возрасту! И по рангу он Целитель третьего класса, а вы — всего лишь адепт! — немного растерянно ответила Марина.

— Возраст и ранг, уважаемая, — я развел руками, — далеко не всегда являются показателем истинного профессионализма. Иногда и молодые адепты могут видеть то, чего не замечают убеленные сединами Целители.

— Так, достаточно препирательств! — Мышкин стукнул ладонью по столу. — Госпожа Ветрова, я так понимаю, вы хотите, чтобы мы провели экспертизу и выяснили, действительно ли адепт Разумовский применял к вашему сыну какую-то неизвестную мазь, и могла ли она вызвать ухудшение его состояния?

— Да! — Марина решительно кивнула. — Я хочу, чтобы вы провели полную диагностику моего сына! Взяли у него все необходимые анализы и выявили наличие в его организме каких-либо посторонних веществ! Я читала в интернете, что если этот Разумовский действительно давал ему проклятое зелье, то следы ее еще должны были остаться в организме! Я хочу знать правду!

«Проклятое зелье»? Ну, это уже слишком. Похоже, кто-то действительно очень хорошо обработал бедную женщину, внушив ей всякие глупости.

— «Проклятое зелье», говорите? — Мышкин задумчиво посмотрел на Марину, потом на меня. — Что ж, это очень серьезное обвинение. И мы, безусловно, проведем все необходимые проверки и экспертизы. А пока…

Мышкин тяжело вздохнул и, обведя нас взглядом, произнес:

— Что ж, адепт Разумовский, госпожа Ветрова, я вижу, что к консенсусу мы с вами сегодня так и не придем. Очень жаль. В таком случае, госпожа Ветрова, вы пока можете быть свободны. Благодарю вас за уделенное время и ценные показания. Мы с вами свяжемся дополнительно, если это потребуется.

Марина молча кивнула, быстро поднялась и, не глядя в мою сторону, почти бегом выскользнула из кабинета.

— Иди-иди, змея подколодная! — тут же злобно прошипел Фырк ей вслед. — Надеюсь, тебе твой Сенька потом спасибо скажет за то, что ты его спасителя под монастырь подводишь! Хотя… что-то мне подсказывает, что она не по своей воле это делает. Уж больно у нее вид был испуганный.

Когда за Мариной закрылась дверь, Мышкин снова повернулся ко мне. Его лицо стало еще более серьезным, а в глазах появился какой-то холодный блеск.

— А вот с вами, молодой человек, — он сделал многозначительную паузу, — нам нужно что-то решать. И решать кардинально.

— Вы же и так меня уже, по сути, посадили в камеру, — я усмехнулся. — Куда уж кардинальнее?

— Ну, во-первых, это была не камера, а всего лишь комната для временного ожидания и проведения следственных мероприятий, — Мышкин кашлянул. — А во-вторых…

— То-то я смотрю, слишком уж комфортабельно для обычной камеры! — тут же встрял Фырк. — Ни тебе крыс, ни паутины по углам, ни соседа-уголовника с фингалом под глазом! Скукота!

— То есть, вы хотите сказать, что отпустите меня? — я с надеждой посмотрел на следователя.

— Не совсем, адепт Разумовский, не совсем, — Мышкин загадочно улыбнулся.

— Ну что опять? — простонал Фырк. — Я так и знал, что все не может быть так просто! Сейчас он тебе предложит сделку с дьяволом или потребует, чтобы ты ему пятки почесал!