Император Пограничья 9 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

— Так точно, Ваша Светлость! — секретарь засуетился, выгоняя растерянных гостей.

Я обернулся к Черкасскому:

— Тимур, присмотри за Полиной.

Пиромант кивнул, положив руку на плечо побледневшей Белозёровой. Я последовал за князем и Василисой через анфиладу залов в его личный кабинет.

Кабинет поражал сочетанием строгости и роскоши. Пастельные тона стен удачно контрастировали с тёмным деревом мебели и позолоченными вставками на дверях. Массивный стол из морёного дуба, книжные шкафы до потолка, несколько кресел с высокими спинками — всё дышало властью и достатком.

Князь прошёл к своему столу, но не сел. Вместо этого он присел на столешницу, впившись взглядом в мою фигуру. Вблизи было заметно, что он выглядит старше своих лет — глубокие морщины у глаз, усталые складки у рта.

— Итак, маркграф, — начал он, и в кабинете снова завибрировали металлические предметы, — объясните мне, какого чёрта моя дочь полгода находилась в вашей компании⁈

Дверная ручка задрожала, готовая сорваться с петель. Я призвал собственный дар, мягко успокаивая разбушевавшийся металл.

— Ваша Светлость, — несмотря на кажущуюся тревожность ситуации мой голос звучал безмятежно, — я спас жизнь вашей дочери, когда Бездушные едва не выпили её на дороге между Владимиром и Покровом. Она была брошена на растерзание тварям.

— Спасли? — голос князя упал до минусовой температуры. — Вы похитили её! Полгода я не знал, жива ли она! — он сжал кулаки, весь дрожа от ярости. — Полгода я посылал людей во все концы Содружества! Обращался к каждому князю, каждому боярину! Думал, она мертва, а она…

Голицын замолчал, тяжело дыша. Я видел, как под гневом скрывается боль отца, который потерял единственную связь с покойной женой.

— Это правда! — Василиса встала между нами. — Он действительно спас меня! Если бы не Прохор…

— Прохор? — князь побагровел. — Уже Прохор⁈ На «ты»⁈

Он сделал шаг к дочери, но та не отступила.

— Да, папа. На «ты». Потому что он относился ко мне как к человеку, а не как к вещи!

Князь отшатнулся, словно она ударила его. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только звоном дрожащего металла.

— Я искал тебя… — голос князя сорвался. — По всем княжествам разослал запросы. В Смоленск ездил, твоих преподавателей допрашивал. А ты…

Он резко отвернулся, подошёл к окну. Плечи его дрожали.

— Ваша Светлость, — начал я осторожно. — Княжна действительно была при смерти, когда я её нашёл. Бездушные…

— Да какая разница! — князь развернулся, и я увидел боль в его глазах. — Почему не сообщил? Почему не вернул её домой⁈

— Потому что я не хотела возвращаться! — выкрикнула Василиса.

Повисла оглушительная тишина. Князь смотрел на дочь, та — на него. Я видел, как по лицу Голицына пробегают тени — агония, гнев, непонимание.

— Что я тебе сделал? — наконец выдавил он. — Чего тебе не хватало? Лучшие учителя, любые наряды, всё, что пожелаешь…

— Свободы! — Василиса сжала кулаки. — Права быть собой! Ты хотел сделать из меня красивую куклу для выгодной партии!

— Я хотел, чтобы у тебя было будущее!

— Чьё будущее, папа? Моё или твоё?

— Ты не понимаешь, что значит быть правителем! Каждое решение, каждый поступок влияет на тысячи людей! У тебя есть обязанности!

Поняв, что сейчас всё сведётся к семейному конфликту и бессмысленным крикам, я попытался вернуть разговор в конструктивное русло:

— Княжна решила остаться в моём поселении добровольно. Как воевода, я предоставил убежище совершеннолетней особе, обратившейся за помощью.

— По какому праву⁈

— По праву гостеприимства.

Князь выпрямился, его лицо потемнело от гнева. Но я продолжил, не давая ему возможности взорваться:

— Позвольте задать встречный вопрос, Ваша Светлость. Почему она сбежала?

Удар попал в цель. Голицын отвернулся к окну.

— Не смейте…

— Что заставило княжну искать убежище у совершенно чужого человека в глухом Пограничье? Она ведь боялась не меня — она боялась вернуться домой.

Князь дёрнулся, как от пощёчины. В его глазах мелькнула боль, быстро сменившаяся яростью.

— Не смейте учить меня, как воспитывать собственную дочь!

— И не собираюсь, — мягко ответил я, — но позвольте рассказать, кем стала ваша дочь за эти полгода. Со мной она познакомилась, будучи Ученицей третьей ступени. Сейчас она Мастер первой ступени.

— Это… это невозможно. За полгода?

— Два полных ранга и Стихийное погружение, — подтвердил я, — которое забирает жизнь и перспективы развития у трети магов.

Василиса вздрогнула при упоминании погружения, но промолчала.

— Вы что же, хотите сказать, что приложили руку к её прогрессу? — подбоченился собеседник.

— Именно это я и хочу сказать.

— Стоп! Стихийное погружение⁈ — князь резко поднял голову, когда до него дошёл смысл сказанной фразы. — Ты могла погибнуть!

— Могла, — кивнула его наследница. — Но Прохор… он вытащил меня. Буквально нырнул в камень за мной.

Голицын перевёл тяжёлый взгляд на меня. Я заметил странную деталь — металлические предметы вокруг него выглядели тусклыми, словно покрытыми патиной.

— Это правда?

— Да, — просто ответил я.

— Почему? — князь откинулся в кресле. — Что вам моя дочь? Красивая девушка, конечно, но… Стихийное погружение — это риск собственной жизнью.

— Потому что она мой друг, — я пожал плечами. — И талантливый маг. Потерять такого геоманта было бы преступлением.

— Друг… — князь покачал головой. — Молодые люди не дружат с молодыми красивыми девушками просто так.

— Папа!

— Что «папа»? Я не вчера родился, Василиса, — он снова посмотрел на меня. — Какие у вас планы насчёт моей дочери?

— Никаких романтических или матримониальных, если вы об этом, — прямо ответил я. — Моё сердце принадлежит другой женщине. Княжна — ценный специалист и близкий друг. Я хочу, чтобы она была счастлива.

Василиса едва заметно вздрогнула, но промолчала.

— Другой женщине? В вашем-то возрасте? Вам сколько, Двадцать? Двадцать три? Не смешите меня, юноша. В ваши годы все клянутся в вечной любви, а через месяц влюбляются заново.

— Я сказал, а вы услышали, — твёрдо возразил я.

— И вы серьёзно думаете, что я поверю…

— Мне всё равно, поверите вы или нет, — перебил я, и князь удивлённо замолчал. — Факт остаётся фактом. Ваша дочь за полгода сделала для моего поселения больше, чем иные за годы. Она осушила болота вокруг острога, превратив их в плодородные земли. Помогла построить систему укреплений, которая выдержала Гон Бездушных. Спасла сотни жизней. В Угрюме она стала тем, кем должна была быть — мастером своего дела, а не украшением балов.

Краем глаза я следил, как расцветает моя спутница во время перечисления её заслуг. Именно то, в чём она чувствовала свою неуверенность, обозначили как её величайшее достижение.

Я сделал паузу, давая своим словам осесть. В голове промелькнула мысль рассказать о жиле Сумеречной стали и роли Василисы в её разработке, но я тут же отмёл эту идею. Раскрыть тайную сделку с Терновским было бы безумием — Голицын наверняка захочет прибрать месторождение к рукам. Поэтому формулировать стоило очень аккуратно и размыто.

— Вы воспитываете наследницу, — продолжил я, заметив, что князь слегка поёжился, словно ему было холодно. — Разве наследница не должна учиться управлению? В Угрюме она управляла добычей минералов, организовывала оборону, спасала людей. Разве это не то, чему должна учиться будущая правительница?

— Её место здесь! — наконец пробормотал князь, но в голосе уже не было прежней уверенности.

— Почему? — просто спросил я.

— Потому что… потому что она княжна Голицына! У неё есть обязанности перед родом!

— Какие именно?

— Выгодный брак, союзы, продолжение династии… — он замолчал, словно сам услышал пустоту своих слов.

Я подождал, давая ему время.

— Геоманты всегда были опорой государства — они находили руду, строили крепости, создавали богатство княжеств, — напомнил я. — Неужели традиции важнее реальной пользы для Москвы?