Родная земля (СИ) - Ступников Виктор

— Я вольный наёмник, так что служу и себе, и всем.

— Смелое заявление для того, чья жизнь зависит от меня, — ухмыльнулся хан Байрак. — Так ты принимаешь мое предложение?

— Какие мне гарантии, что, выпустив меня, ты вдруг не передумаешь и не прикажешь своим шакалам сцапать меня, как какую-то шавку подзаборную?

— Точно такие же гарантии, что ты не предашь меня, — ударил пальцами по коленке хан. — В нашем деле все строиться исключительно на взаимном доверии.

— Как я могу доверять тому, кто держит меня на привязи, как собаку?

Хан Байрак весело рассмеялся.

— Либо принимай моё предложение, либо я скормлю тебя своим собакам. Что выбираешь?

Глава 3

Дорога на Руины была хуже, чем я ожидал. Недавние дожди размыли и без того разбитую грунтовку, превратив её в череду колдобин и скользкой грязи. Автомобиль скрипел и кренился, то и дело ныряя в очередную яму. Маша сначала весело смеялась, хватаясь за борт, но вскоре её смех сменился сосредоточенной бледностью.

Мы ехали уже несколько часов, и солнце начало клониться к западу, отбрасывая длинные косые тени от редких корявых сосен. Воздух становился прохладнее, запахло хвоей, влажной землёй и чем-то ещё… металлическим, озонным. Приближалась гроза.

Нам стоило остановиться и сделать привал. И по картам мы должны были выехать сейчас к одному из придорожных отелей.

Так и оказалось. Автомобиль подпрыгнул на колдобине и мотор грозно взревел. Мы наконец-то оказались на асфальтированной дороге, а из-за деревьев показался небольшой дом в три этажа с подсвеченной вывеской «У Глаши».

Я приказал водителю остановиться у входа. Ехать в ночь было опасно. Не столько из-за каких-то монстров или разбойников, сколько потому, что Иван мог уснуть по пути, проведя сутки за рулем.

Маша первая выпрыгнула из автомобиля, едва та замерла, и сделала несколько шатких шагов, чтобы распрямить затекшие ноги. Иван, наш бессменный водитель, с тихим стоном размял плечи, и его лицо мне показалось серым от усталости.

— Я паркую у сарая, — хрипло бросил он, уже снова берясь за рычаги управления. — Надо проверить машину, а то после такой дороги…

Я кивнул, доставая наши скромные дорожные сумки. Воздух и вправду был наэлектризован. Предгрозовая тишина повисла густым бархатом, и в ней так оглушительно громко звучало стрекотание вечерних цикад.

Дверь в отель скрипнула, открываясь внутрь. За стойкой ресепшена никого не было. Помещение пахло старой древесиной, щедро сдобренной ароматом тушеной баранины и ладана. На стенах висели пожелтевшие фотографии и вышивка, изображавшая странных птиц с слишком длинными хвостами. Где-то наверху скрипели шаги.

— Есть кто живой? — громко спросил я.

Из-за занавески в глубине зала появилась женщина. Невысокая, круглолицая, с двумя седыми прядями в густых черных волосах. На её широком поясе болталась связка ключей.

— Ну, живые-то как раз я, — хрипловато ухмыльнулась она. — А вы, путники, похоже, едва ноги волочите. С ночлегом определились?

— Да, — я положил на стойку наши документы. — Двухместный и одноместный, если есть.

— Для семьи? — она бросила быстрый взгляд на Машу, которая с любопытством разглядывала странную вышивку.

Я кивнул.

Хозяйка, представившаяся Глафирой, но тут же велевшая звать её просто Глашей, кивнула, беря наши бумаги.

— Значит, на Руины, ваше сиятельство. Через перевал? — она подняла на меня внимательные, пронзительно-ясные глаза.

— Так точно, — подтвердил я. — А как вы узнали?

— Так это популярный нынче маршрут, ваше сиятельство. Там зачастую наблюдают редкую мехнокрылую касатку. Но вы это зря, конечно, — покачала головой Глаша. — Погода ломается. Перевал завтра с утра затянет туманом, да таким, что не то что машину — собственные руки не видать. А в тумане том… — она многозначительно замолчала, протягивая нам ключи. — Ну, да ладно. Сами узнаете, если не послушаете старую ворчунью. Номера на втором этаже. Ужин через полчаса. Оплата — с утра.

Она явно закончила разговор. Мы побрели по скрипучей лестнице наверх. Номера оказались маленькими, но чистыми. Из окна было видно, как Иван возится с машиной, видимо, проверяя уровень масла и целость всех узлов, а на горизонте, за черной зубчаткой леса, уже вспыхивали первые молнии.

Маша, стоя у своего окна, вздрогнула от очередного далекого раската.

— Она про туман… это правда? — тихо спросила она.

— Страшилки для приезжих, — отмахнулся я. — Старая добрая традиция дорожных отелей.

Мы спустились вниз как раз к ужину. В небольшой столовой, примыкавшей к ресепшену, уже стоял накрытый стол и пахло наваристыми щами и свежим хлебом. За другим столом, в углу, сидел Иван, уже успевший, видимо, закончить с машиной. Он мрачно ковырял ложкой в тарелке, поглядывая в запотевшее окно, за которым в темноте уже вовсю бушевала стихия. Дождь хлестал по стеклам, а ветер выл в щелях старого дома.

Глаша принесла нам еду — ту самую тушеную баранину, аромат которой мы уловили с порога. Она была невероятно вкусной, сытной и согревающей изнутри.

— Ну что, как дорога? — спросила она, усаживаясь на табурет возле нашей таблицы и вытирая руки об фартук. — Совсем развезло, небось?

— Еще бы, — буркнул Иван со своего угла, не отрывая взгляда от окна. — Подвеску всю оттрясло. Завтра с утра придется подтягивать.

— Завтра, — фыркнула Глаша, — ты, милок, если послушаешь меня, никуда не поедешь. Смотрите.

Она кивнула в сторону окна. В такт ее словам ослепительная молния озарила все небо, и на мгновение мы увидели плотную, молочную стену, надвигающуюся на лес. Это был не обычный туман. Он был неестественно густым, непрозрачным и, казалось, поглощал сам свет. Вслед за молнией грянул гром, от которого задребезжали стекла.

Маша вздрогнула и притихла.

— И что в этом тумане? — поинтересовался я. Интересно же было, как здесь описывали появление оживших.

Глаша помолчала, прислушиваясь к завыванию ветра.

— Заблудшие, — тихо сказала она. — Говорят, те, кто на перевале пропал. В дождь, в грозу… они выходят на дорогу. Стоят. Молчат. Или стучат в стекло, просятся в машину, погреться. А если впустишь… — она обвела нас своим ясным, пронзительным взглядом. — Они укажут дорогу только в одну сторону. К себе.

Её история меня совершенно не впечатлила. Ещё капитан Немиров у себя на квартире судорожно показывал на карте зоны, где они появлялись.

В столовой повисло тяжелое молчание, нарушаемое только воем бури и треском поленьев в печи.

— Чушь собачья, — резко, почти зло пробурчал Иван, отодвигая тарелку. — Усталость и гроза. В голове у людей всякое повидается. Я спать.

Поведение водителя меня удивило. Он, повидавший столько магии Тёмных, вдруг отказывался верить в то, что даже здесь был их след? С другой стороны, это было объяснимо. Его психика защищалась.

Он грузно поднялся и, не глядя ни на кого, побрел наверх.

Глаша лишь вздохнула и покачала головой.

— Спокойной ночи, ваше сиятельство. Спокойной ночи, девица, — она ласково потрепала Машу по плечу и скрылась за своей занавеской.

Ночь была беспокойной. Дом стонал и скрипел под напором ветра. Я ворочался с боку на бок, прислушиваясь к звукам бури и к тишине в соседней комнате, где спала Маша. Мне то и дело чудились шаги на лестнице, тихий скрежет у двери, будто кто-то водил по ней пальцами. Я списывал это на разыгравшееся воображение.

Под утро гроза стихла, сменившись мертвой, гробовой тишиной. Я наконец провалился в короткий, тяжелый сон.

Меня разбудил резкий стук в дверь. В окно лился тусклый, больной свет. Я открыл. На пороге стоял Иван, одетый по-дорожному. Лицо его было серьезным и усталым.

— Выходите, ваше сиятельство, — коротко бросил он. — Посмотрите.

Я накинул куртку и вышел за ним. Он повел меня к окну нашего номера, которое выходило на дорогу.

Туман был тут.

Он лежал плотным, непроницаемым молочно-белым одеялом, поглотившим лес, поле, сарай с машиной и саму дорогу. Видимость была не больше метра. Воздух был влажным, холодным и неподвижным. В этой белизне не было ничего уютного или безобидного. Она давила, скрывала, таила в себе угрозу. В ней не было ни звука. Ни пения птиц, ни шороха листьев. Абсолютная, зловещая тишина.