Родная земля (СИ) - Ступников Виктор

Из-за спины раздался оглушительный выстрел. Глаша стреляла в дверь, не целясь, просто для шума. Дребезжали стекла.

— Этим вы делу не поможете, — холодно парировал я, обращаясь к Глаше. — Все запритесь наверху и не открывайте никому! — обводя всех строгим взглядом, приказал я.

Иван, не раздумывая, схватил Машу за руку и почти силой потащил ее наверх, к их комнатам. Его лицо было искажено не страхом, а яростью и решимостью — он защищал свою машину и своего пассажира. Глаша на мгновение заколебалась, ее взгляд метнулся от меня к своему ружью, но затем она резко кивнула и бросилась следом, чтобы запереться у себя.

Я остался один внизу. Грохот выстрела на секунду ошеломил тварей за дверью, и стук прекратился. Но тишина длилась недолго. Почти сразу послышался новый звук — глухой, влажный удар во всю дверь, словно в нее бросилось что-то тяжелое и массивное. Затем еще и еще. Они ломились.

Отсеченная рука на полу шевельнулась, пальцы скрючились, царапая пол, и поползла, как отвратительный паук, в угол, к тени. Я пнул ее сапогом под печку — разбираться с этим было некогда.

«Слабые, стены выдержат»? Глаша недооценивала противника. Эти были сильнее. Гораздо сильнее. И они не собирались уходить.

Мое решение созрело мгновенно. Ожидание и оборона — верная смерть. Они выбьют дверь, и тогда нам придется отбиваться в узком коридоре, где я не смогу развернуться, а их будет много. Нужно было действовать на опережение. Использовать главное мое преимущество — знание врага и готовность к жестокости.

Я рванул тяжелый засов на двери. Глаша, услышав это сверху, закричала: «Ваше сиятельство, нет!». Но было поздно.

Я распахнул дверь.

На пороге, в клубящейся белой мути, стояли они. Трое. Их фигуры были размытыми, будто слепленными из самого тумана и грязи. Черты лиц расплывались, но в них читалась одна-единственная эмоция — ненасытный, древний голод. Позади них в молочной пелене шевелились еще тени.

Первый из них, тот, что был ближе всех, сделал шаг внутрь, протянув руки. Его рот беззвучно открылся.

Я не дал ему сделать и половины шага. Мой клинок, привыкший к такой работе, описал короткую, смертоносную дугу. Голова с глухим, мягким звуком отделилась от плеч и отлетела в сторону, превращаясь в комья влажной земли и исчезая в тумане прежде, чем упала на землю. Тело рухнуло на порог, начиная растекаться темной лужей.

На секунду наступила тишина. Остальные замерли. Они не ожидали встретить отпор. Они ждали жертв.

Я использовал их замешательство. С рывком шагнул вперед, за порог, прямо в объятия тумана. Холодная влажность мгновенно облепила лицо, пропитала одежду. Видимость была не больше двух шагов. Но мне и не нужно было далеко.

Второй монстр, визгливо заскрежетав, бросился на меня. Я увернулся от цепких пальцев, почувствовав ледяное прикосновение у самого виска, и с разворота вонзил кинжал ему в бок. Лезвие вошло будто в плотную, сырую глину. Существо взвыло — беззвучным, свистящим воем, который отзывался болью в висках. Я вырвал клинок и добил его, пронзив тускло мерцающую точку, бывшую когда-то глазом.

Третий отступил, растворяясь в белизне. Но с боков на меня уже плыли новые тени, привлеченные шумом борьбы. Их было много. Слишком много, чтобы сражаться здесь, в открытом поле.

Я отскочил назад, в проем двери, и с силой захлопнул ее, снова задвинув тяжелый засов. Сразу же в дверь грянули удары, теперь яростные и частые, словно град. Но теперь это была слепая ярость, а не целенаправленный штурм.

Я прислонился к древесине, тяжело дыша. Воздух во рту был холодным и сладковато-гнилостным. Рукава куртки были испачканы темной, вонючей слизью.

Наверху было тихо. Они все слышали.

Через несколько минут стук начал стихать. Удары становились реже, ленивее. Затем и вовсе прекратились.

Я подождал, прислушиваясь. Снаружи больше не было слышно ни шагов, ни голосов. Только та же гнетущая, абсолютная тишина.

Я осторожно заглянул в щель в ставне. Туман по-прежнему стоял стеной. Но прямо перед дверью, на земле, лежали две темные, бесформенные кучи, медленно растворяясь в сырой земле. И на белой пелене, прямо напротив дома, четко виднелись несколько темных, неподвижных силуэтов. Они просто стояли. И ждали.

Они поняли, что лобовая атака не сработала. Теперь они менялись тактику. Они взяли нас в осаду.

Я поднялся по лестнице. Дверь в комнату Глаши была приоткрыта. Она стояла на пороге, все еще сжимая ружье. Ее глаза были широко раскрыты.

— Вы… Вы их… — она не могла подобрать слов.

— Я купил нам время, — коротко сказал я, проходя мимо нее к нашей комнате. — Но они не ушли. Они ждут.

Войдя в комнату, я увидел Ивана, который стоял у окна, сжав тот самый гаечный ключ, и бледную, но собранную Машу. В ее руках дрожал маленький огонек, готовый вспыхнуть в любой момент.

Увидев меня, они оба выдохнули.

Я посмотрел на затянутое белой пеленой окно. Темные силуэты снаружи не двигались. Они могли ждать вечно. У меня же столько времени не было. Я планировал короткую передышку и снова рвануться в бой.

Глава 4

Я повернулся к ним. Испуганные и потерянные. Нет, нельзя было продолжать бой, оставляя их у себя за спиной. Стоило их выводить, пока сохранялся эффект неожиданности после моей первой вылазки.

— Собирайте вещи. Только самое необходимое, — приказал я.

— Куда? — хрипло спросил Иван, кивая на окно, за которым стояли немые стражи.

— К машине. Прорвемся.

— В этом-то молоке? — в его голосе прозвучало отчаяние. — Мы в кювет сядем на первом же повороте!

— Не сядем, — я сказал это с той ледяной уверенностью, которая не оставляла места для возражений. — Маша будет нам глазами.

Я посмотрел на сестру. Она поняла меня без слов. Маленькое пламя на ее ладони вспыхнуло ярче, заиграло голубоватыми бликами. Она не могла развеять туман, но могла его… отодвинуть. Осветить путь. На несколько метров. На несколько секунд. Этого должно было хватить.

— Глаша, — обернулся я к хозяйке. — Ты с нами? Та смотрела на огонек в руке Маши с суеверным ужасом, но быстро взяла себя в руки.

— Мои предки этот дом строили. Я его не покину. Но вас выведу. Через черный ход.

Решение было верным. Оставлять ее здесь одну на осадное положение значило обречь на верную смерть.

— Хорошо. Ведешь нас.

Мы насколько собрали свои вещи. Я подошел к окну и резко постучал рукоятью кинжала по стеклу. Силуэты снаружи вздрогнули, зашевелились. Отлично. Я привлек их внимание на себя.

— Пошли.

Глаша, не говоря ни слова, повела нас вглубь дома, в кладовую, заваленную старыми тряпками и банками с соленьями. Она отодвинула в сторону тяжелый сундук, под которым оказался почти незаметный люк в полу.

— Прямо по коридору. Выход — за сараем, — прошептала она.

Иван первым спустился в темноту, держа наготове ключ. За ним — Маша, с огнем, пляшущим на ее ладони, освещающим низкий земляной коридор. Пахло сыростью, плесенью и мышами. Я шел последним, прикрывая тыл.

Коридор был коротким. Через два десятка шагов Иван уперся в деревянную дверь, запертую на скобу. Он прислушался.

— Тишина, — бросил он через плечо.

— Открывай.

Он откинул скобу и резко толкнул дверь. Мы вывалились наружу, прямо в колючий кустарник за сараем. Туман был здесь таким же густым, он обволакивал нас, пытаясь просочиться в рот, в нос, в легкие. Холодный и липкий.

Маша сжала кулаки. Огонь на ее руке погас на секунду, а затем вспыхнул с новой силой, превратился в сияющий шар размером с яблоко. Она с силой выбросила руку вперед, словно толкая невидимую стену.

И случилось невероятное. Белая пелена перед нами отступила, уплотнилась по краям, образовав узкий, но четко видимый туннель. Стены этого туннеля клубились и шевелились, но внутрь не проникали. В конце этого светящегося коридора, в каких-то десяти метрах от нас, угадывался темный силуэт автомобиля.

— Держи, — сжав зубы, прошипел я, хватая Машу за локоть и поддерживая ее. Она кивнула, на ее лбу выступили капельки пота. Это давалось ей огромным усилием.