Ведьмы.Ру (СИ) - Демина Карина

— Как? — спросила Ульяна. — Я не понимаю.

— Просто почувствуй.

Ага. Просто живи легко и радостно, и не живи тяжело и грустно. Отличный совет.

— Тараканова, с тобой всё в порядке? — Мелецкий перестал терзать уши. — По-моему, у неё такое выражение лица, что…

Ещё и к выражению лица придираются.

Так.

Сосредоточиться. Она же умеет сосредотачиваться? Её всегда хвалили за старательность. Просто больше не за что было, а вот старательности в Ульяне с избытком. Только сейчас она куда-то взяла и подевалась. Ничего. Ульяна справится.

Всю жизнь справлялась и теперь сумеет.

Мышиная река вздыбилась и с горба свалилась огромная упаковка бумажных полотенец. Чтоб… так. Вдох и выдох.

— Тараканова, если не получается…

У неё никогда и ничего не получалось с первого раза. Вот у Мелецкого — другое дело! Может, с точными науками он и не очень ладил, но вот практика. Дюбое заклятье, любое плетение выходило почти сразу. И он всегда воспринимал это, как должное.

И все вокруг тоже.

И за эту лёгкость прощали Мелецкому, что характер его, что прогулы, что… нечестно! Она тоже хочет, чтобы легко, играючи.

И получится!

У Ульяны получится. Почувствовать дядю Женю? Дядю… да она ещё не привыкла к мысли, что у неё есть дядя. И кузены с кузинами, и вообще родни куча. Только где эта куча была…

Так.

Проклятье.

Сила колыхалась, колобродила, не даваясь в руки. Дыхание. Ульяна, когда ещё надеялась, что станет магом, пусть не слишком сильным, средненьким даже — она никогда не обманывалась насчёт способностей –училась медитации. И дыхательным упражнениям, которые должны были помочь развитию внутреннего энергетического ядра. Тогда ядро упорно не развивалось, а вот сейчас знания пригодились.

— Уль, ты… — Ляля вдруг поплыла, превращаясь в дрожащее сине-зеленое пятно.

А вот Мелецкий огнём вспыхнул. В этом виде он, пожалуй, даже нравится. Сугубо умозрительно. И ушей не видать.

Так, надо не про уши Мелецкого думать, а дядю Женю…

И сила, точно только и ждала этой подсказки, крутанулась и устремилась куда-то вперёд. Ну и Ульяна за ней тоже устремилась. Мелецкий — за Ульяной. И Ляля…

— И куда вы все попёрлися, — возмутилась Эмфизема. Она-то воспринималась пятнышком мрака, но таким, не раздражающим, а вполне себе домашним.

Никитка… да, его Ульяна тоже видела. Причём огромным, размером даже не с волка — с молодого медведя, которого почему-то смяли и вылепили шпица.

Концентрированный, стало быть.

А сила тянула.

Влекла.

И Ульяна, кажется, перешла на бег, потому что рядом с дядей Женей — он представлялся крупным таким облаком серо-бурой энергии — возникла другая сила. Чёрная-чёрная.

Гадкая.

— О, — этот голос развеял видение и всё-то погасло, а сила развеялась и с нею ощущение собственной, Ульяны, власти. Ну и злость тоже ушла, что хорошо. — Племяшка. Осваиваешься? Глянь, чего нашёл.

Дядя Женя, склонившийся над витриной — на этом островке торговали вейпами — разогнулся. В одной руке он держал синенькую коробочку. В другой — красную.

От обеих несло тьмой. И главное, именно сейчас Ульяна не столько видела, сколько ощущала эту вот чуждую, выводящую из равновесия силу. Её отвратность. Её глубокую неправильность.

— Тихо, детонька, не спеши. Уничтожить это мы завсегда успеем, — дядя Женя покрутил обе коробки, а потом синюю сунул в карман. Штаны от веса чуть съехали, но дядя Женя благоразумно придержал их. — А пока давай поглянем, чего тут удумали.

И крышечку откинул, продемонстрировав горсточку карамелек.

— Это же… это у Стаса такие были! — Мелецкий — вот куда без него-то? — вытянул шею и заглянул в коробку. — Это дрянь редкостная!

— А то! — довольно произнёс дядя Женя, вытащив карамельку, которую поднял и поднёс к глазам. — Ещё какая…

И прежде чем Ульяна успела хоть слово сказать, да ладно, сказать, прежде чем она успела вообще сообразить, что он собирается делать, дядя Женя карамельку проглотил.

Прямо с фантиком.

— Э… — тихо выдал Мелецкий. — Это же… это…

— Ох и погань, — дядю Женю передёрнуло. — Ядрёная…

— Дядя Женя! — возопила Ляля и голос её был полон отчаяния. — Что вы творите!

— Я ничего, — дядя Женя поднялся и потянулся. — Эх, хорошо… а я ещё ехать не хотел! Думал, что мне там, в этом вашем городе. А оно вон как! И нежить, и нечисть! И выпить есть, и некроманты шалят… прям не жизнь, а праздник какой-то!

У Ульяны было собственное мнение о праздниках, но она смутно догадывалась, что высказывать его пока не стоит.

— Так, это напотом, — конфетки с коробочкой дядя Женя сунул во второй карман. И штаны съехали ещё ниже. Того и гляди, свалятся. Но дядя Женя благоразумно придержал их. — А вы чего стали? И рожи, главное, печальные.

— Тут военные зашевелились. Возможно, на штурм собираются. Или просто пройти. Нам бы выйти. Потихонечку, — сказала Ляля робко и почему-то отступила. — Дядь Жень… реально бы… потихонечку… а то сам знаешь, ба расстроится, если внимание привлечём.

— Это да… это верно, — ведьмак окинул опустевший центр взглядом, и Ульяна ощутила, как в худом этом теле закипает сила. — Только… тихонечко туда, тихонечко сюда. Всю жизнь тихонечко.

— Вот, — Ляля подхватила Ульяну под руку. — Началось.

— Что?

— Проблема дяди Жени не в том, что он пьёт. В конце концов, ведьмака спиртом не отравить. Но… он просто… понимаешь, он, когда слишком уж выпьет, ему веселья охота.

— Точно! — нужное слово дядя Женя выхватил. И из Лялькиной груди донёсся обречённый вздох. — Веселье! Нужно веселье! Эй вы там…

Он замолчал, прислушиваясь к чему-то.

— Эй вы там, наверху…

— Дядь Женя! Нас же заметят!

— А я, может, хочу, чтобы меня заметили! Может, я устал прозябать в безызвестности. Так, ты… как там тебя?

— Данила.

— Тут магазин где-то видел, музыкальных инструментов. Не примерещилось?

— На третьем этаже, — Мелецкий сориентировался сразу. — А вам баян принести?

— Дайте в руки мне баян… нет, лучше барабан. Эй, мыши. Тащите! Повелеваю! Оставлять диспозицию нужно грамотно, чтоб противник запомнил на всю жизнь!

И сила полыхнула во все стороны. Она прошла сквозь Ульяну, вызвав престранное чувство и раздражения, и родства. И ещё понимания. Мелецкий застыл с приоткрытым ртом.

А Ляля, стащив с головы ободок, сказала:

— Кабздец…

Мышиная же река, которая виднелась там, вдали, остановила движение. А потом выплюнула из себя пару мышей.

— Оркестр будет! — радостно произнёс дядя Женя. — Ты… ты с барабаном. А вы с дудками. Марш играть умеете?

— Это мыши. Они в целом не умеют играть, — Ульяна не знала, стоит ли вмешиваться.

— Зря ты, племяшка, недооцениваешь божьих тварей. Вот посмотришь… не умеют, научим. Не хотят — заставим. Итак, мыши, внемлите…

И главное, внимали. Превнимательно внимали.

— Ляль, — Ульяна посмотрела вслед ведьмаку, который что-то радостно рассказывал мышам. — А что теперь будет? Мы… мы ведь не выйдем, как вошли? Чтоб тихо там… скрытно.

— Теперь тихо не будет.

— А если его как-то… Мелецкий!

— Чего? Я его не рискну «как-то». Я после той конфетки клуб едва не спалил. Чудом без жертв обошлось… а он вон…

— Так ведьмак же ж… — сказала Ляля, озираясь. — Для ведьмака некротика, что для детей конфетки. А её так-то дома немного. А тут, значится, то одно, то другое.

— И ваш ребенок сорвался с жёсткой диеты.

— Примерно так…

— Значит, нас арестуют, посадят… Мелецкий, у тебя есть знакомый адвокат?

— Есть. Но папин. И десяти тысяч ему будет маловато. Может, ты их того… в козлов превратишь?

Нет, мысль не то, чтобы здравая… безумная мысль, но ведь следует признаться, что и Ульяне она пришла в голову. Вот только она её поспешно отодвинула. Потому что не дело это посторонних невиновных людей в козлов превращать.

Да и куда их девать в таком количестве?

Обороноспособность страны опять же пострадает. А это уже совсем другая статья.