Человек государев (СИ) - Горбов Александр Михайлович

Собаки тоже оценили. Скуля и поджав хвосты, они рванули прочь не разбирая дороги. Врезаясь на ходу в ящики, завывая и производя неимоверный шум. Я тоже кинулся к забору, уже через минуту спрыгнул на улицу и быстрым шагом пошёл прочь от склада.

— Ты же не собирался мне помогать, а?

«Считай это компенсацией за использованный резерв».

— И куда ты его дел? Или ты ночью опять куда-то шлялся?

«Куда надо, туда и дел. Это ты можешь питаться только грубой материальной пищей. А мы, существа высокодуховные, должны потреблять тонкую силу».

— Ты что, сожрал силу?

Захребетник фыркнул и не стал мне отвечать. И на все попытки достучаться делал вид, что занят чем-то важным. Мне оставалось только махнуть рукой и пешком топать в сторону дома — ночью поймать извозчика не у ресторации было невозможно.

Утром на службу я опять пришёл первым и сразу же закопался в бумаги. Только теперь, чувствуя запах настоящей добычи, даже с некоторой радостью. Набросал служебную записку на имя Мухина, описав всё подробно. Потом сходил в архив и выяснил, что склад действительно принадлежит купцу второй гильдии Сапунову. И что самое важное, лицензию на создание магических артефактов пятой категории у него отобрали ещё год назад. Красота! Всё одно к одному складывается.

Увлёкшись работой, я даже пропустил момент, когда в кабинете появился Мефодий Ильич. И только запах крепкого свежезаваренного чая выдернул меня из бумаг.

— О! Доброе утро, Мефодий Ильич.

— Доброе, Михаил. Прямо с самого утра в работе? — Он покачал головой. — Похвальное рвение, похвальное. От чая, надеюсь, не откажешься?

— Ни за что! Ваш чай — лучшее средство для бодрости.

— Бараночку берите, свежайшую. Жена только сегодня утром расстаралась.

И чай, и баранку я взял, уселся обратно на своё место и откинулся на стуле. Хорошо и хорошо весьма.

— Михаил, так что там с Кузовком? — Мефодий Ильич посмотрел на меня с хитрым прищуром. — Не довёл он тебя до белого каления?

— Ни в коем случае, — я улыбнулся. — Вполне себе приятный человек оказался, даже отужинать меня пригласил.

Мефодий Ильич подавился чаем и закашлялся.

— Как ужинать⁈ Он же наше ведомство терпеть не может. В Иван Иваныча даже тарелками швырялся, когда тот пытался его уговорить забрать жалобу. Что ты с ним сделал?

Я развёл руками.

— Не знаю, Мефодий Ильич. Он, конечно, немного не в себе, но агрессивным я бы его не назвал.

— Ох, Михаил, — Мефодий Ильич покачал головой, — ну ты и жук. Никогда бы не подумал, что ты справишься с этим скандалистом. А что…

Наш разговор прервал мрачный Саратовцев, ввалившийся в кабинет. Он принялся бухтеть, тяжело вздыхал и распространял вокруг себя ауру тяжёлого похмелья. А через четверть часа в присутствие явился Мухин, и я отправился к нему в кабинет.

— Что вы хотели, Михаил Дмитриевич?

Мухин склонился над столом, будто читая служебную бумагу и изображая жуткую занятость. Вот только, открывая дверь, я заметил, что он накрыл документом журнал с цветными картинками. Модой он, что ли, интересуется? Или барышнями, которые там изображены?

— Сильвестр Аполлонович, я по поводу жалобы от Кузовка.

Начальника аж перекосило, будто у него разом заболели все зубы.

— Михаил Дмитриевич, — он откинулся на стуле, положив руки на стол и тяжело глядя на меня, — я поручил разбираться с ней вам не для того, чтобы вы бегали ко мне каждые пять минут. Посоветуйтесь со старшими коллегами, подумайте собственной головой. Понятно?

— Конечно, Сильвестр Аполлонович, я и не думал вас утруждать этой жалобой. Наоборот, я провёл расследование, побеседовал с Кузовком и выяснил причину его обращения.

Правая бровь Мухина поднялась вверх, а весь его вид показывал, что он не верит мне ни на грош.

— Вот служебная записка с подробностями дела и предлагаемыми мерами.

Поданный лист бумаги Мухин взял двумя пальцами с брезгливостью на лице. Пробежал глазами по строкам, кривя губы и состроив недовольное лицо. Поднял взгляд на меня и усмехнулся.

— Вы, Михаил Дмитриевич, кем себя считаете? Детективом, навроде англицкого Шерлока Холмса? — Голос у него стал уничижающим и язвительным. — Вероятно, вам надо было идти в полицию и расследовать там кражи кошельков. Может, вы спутали ведомство, в котором работаете? Так я вам напомню, что мы не бегаем по городу в поисках следов магии, не лазаем, как дети, через заборы, унижая достоинство мундира, и не вторгаемся на частную территорию уважаемых купцов.

— Но…

— Молчать!

Лицо Мухина налилось дурной кровью. Он вскочил и принялся орать, брызгая слюной и размахивая руками.

— Мальчишка! Что ты о себе возомнил⁈ Тебе сказано было отвечать на жалобы, а не устраивать цирк! Докладные он пишет! Иди в сортир, подотрись своей писулькой! Чтоб я больше такого не видел!

Он со злостью разорвал мою докладную и швырнул в меня клочки бумаги. Честно говоря, мне захотелось врезать ему по холёной морде. И если бы не подмороженные Захребетником чувства, то я так бы и сделал. Да как он смеет орать на меня, потомственного боярина? Сам ни хрена не работает, появляется в присутствии на пару часов, и вся контора бегает за ним, чтобы подписать документы. И при этом ещё и игнорирует сигнал о преступлении.

Кажется, Мухин увидел на моём лице всё, что я о нём думаю, понял, что переборщил, и осёкся. Замолчал, одёрнул мундир и сердито вздохнул.

— Идите, Михаил Дмитриевич, и работайте. Разбирайте жалобы, как вам было указано. Чтобы от звонка до звонка были на своём месте, а не шлялись непонятно где. Я лично прослежу, что вы находитесь в присутствии. Идите, не отвлекайте меня от важных дел.

Я развернулся и вышел из кабинета. Вернулся на своё место, сел и уставился на стену, пытаясь успокоиться.

— Брось, Миша, дурное дело. — Подошёл ко мне Саратовцев и хлопнул по плечу. — Бывает!

— Да, Михаил, не принимай близко к сердцу, — поддержал его Мефодий Ильич. — У нас это часто бывает. Начальство у нас отходчивое, сегодня накричит, завтра премию выпишет.

Саратовцев усмехнулся.

— Ага, так всё и бывает, — он подмигнул мне. — Пустое, Миша, забудь.

— Ага, — повторил я за ним. — Так и сделаю.

Я зарылся в жалобы, делая вид, что работаю, и пытаясь привести мысли в порядок. Но Захребетник не дал мне этого сделать.

«Ну что, справился?»

«Ой, можно подумать, ты ордер у Мухина получил бы».

«А мне ордер не нужен, — хохотнул он. — Я бы пошёл туда и выяснил, что происходит на этом складе. И уже потом бы решал. Но не с Мухиным, а с Коршем. Но тебе же мои советы не нужны, так ведь?»

«Полагаешь, я не смогу этого сделать?»

«В одиночку?»

«Думаешь, струшу? А вот выкуси! — Я представил в уме фигу, будто показывая Захребетнику. — И тебя не буду просить о помощи».

«Ню-ню. А если тебя поймают?»

«Для этих случаев у меня есть револьвер».

«Попробуй, что уж. А я с удовольствием посмотрю на это представление. Мне даже любопытно, что ты сумеешь сделать. Только учти, — Захребетник усмехнулся, — вытаскивать тебя я не собираюсь».

«Не очень-то и хотелось. Всё, не мешай, мне работать надо».

Захребетник фыркнул, но замолчал и больше не лез ко мне с подколками. А я перекладывал бумажки и придумывал план, как разобраться с тем складом.

Глава 27

Останется только один

Думаю, во всём виновата боярская кровь и специфическое воспитание. Будь я простым коллежским регистратором, то после выговора от начальства сразу же забросил бы дело с незаконной магией на складе. Спокойно разбирал жалобы, закидывал Кузовка отписками и гонял чаи с Мефодием Ильичом. Сидел бы тихо, улыбался Мухину и надеялся через несколько лет получить следующий чин. Но у меня такая перспектива вызывала стойкое отвращение.

Во-первых, если я взялся за что-то, то просто обязан довести до конца. Так меня с раннего детства учил отец. Боярин не бросает начатое дело из-за сложности. Тем более что я обещал Кузовку разобраться с проблемой. А слово надо держать, несмотря на то, кому ты его дал: дворянину или городскому сумасшедшему.