Дальний Рубеж (СИ) - Ступников Виктор

Глава 21

Я рванул с места, пригнувшись к шее лошади, выхватывая карабин у одного из сельчан. Мои ребята, заслышав топот, без команды развернулись и понеслись следом. Мы выскочили из ворот на дорогу, как чёртики из табакерки, прямо в тыл головорезам, которые уже окружали мощный, но теперь беспомощный автомобиль Анны.

Первый выстрел грянул сам собой. Один из бандитов, обернувшийся на грохот копыт, дёрнулся и рухнул на обочину, сражённый пулей. Затем всё смешалось в оглушительном хаосе — крики, рёв моторов, лошадиное ржание, сухие, хлёсткие хлопки выстрелов.

Я увидел её. Анна. Она выбралась из машины и стояла, прикрываясь открытой дверцей, вцепившись одной рукой в раму, а в другой сжимая небольшой, изящный пистолет. Лицо её было мертвенно-бледным, но глаза горели холодным, яростным огнём. Она не кричала, не плакала. Она целилась и стреляла в ближайшего нападавшего с убийственным спокойствием. Выстрел попал тому в плечо, заставив отшатнуться с воплем.

— Ко мне! — заорал я, вкладывая в крик всю ярость, на которую был способен.

Мы врезались в их строй, как таран. Лошади били копытами, сталь клинков со скрежетом встречался со сталью. Это была не битва, это была мясорубка в клубах пыли и непроглядной тьмы. Я парировал удар прикладом по голове, выстрелил в упор в смотревшее на меня ошалевшее лицо другого, отбрасывая его прочь.

Какой-то детина в кожаной куртке рванулся к Анне, пытаясь стащить её из-за укрытия. Я пришпорил коня, и животное, вздыбившись, обрушило на него всю свою массу. Послышался тошнотворный хруст.

— Миша! — крикнула Анна, и в её голосе впервые прозвучал не страх, а узнавание, надежда.

В этот момент со стороны села пулемётная очередь прочертила по небу свинцовую строчку, заставив бандитов в панике искать укрытие. Подмога. Настоящая.

Лысаковцы, поняв, что операция провалена, а преимущество потеряно, начали отходить, отстреливаясь, бросая раненых и технику. Их план рассыпался в прах.

Я подскакал к автомобилю. Анна всё ещё стояла за дверцей, тяжёло дыша. Пистолет в её руке дымился.

— Графиня! Вы ранены?

Она медленно покачала головой, её взгляд был прикован ко мне.

— Нет... Всё в порядке. Спасибо, что успели. Кажется, вы меня уже дважды спасли.

Я слез с коня, подошёл ближе. Тело гудело от адреналина, в ушах стоял звон.

—Вам нельзя было ехать одной. Это была ловушка.

— Я знала, — прошептала она, наконец опуская оружие. — Но я не могла иначе. А вы... вы знали?

Прежде чем я успел ответить, земля содрогнулась от мощного взрыва где-то в стороне усадьбы. Все невольно вздрогнули, повернувшись на звук. Густой столб чёрного дыма медленно поднимался к небу, окрашивая багряное зарево утра.

Ловушка захлопнулась. Но не для нас.

Я посмотрел на Анну, на её полные ужаса и вопроса глаза.

— Нам надо возвращаться, — холодно и твердо заключил я, помогая поднятся Анне и залезть на моего коня.

***

Лысак с силой швырнул окурок на мокрую от росы землю. Его лицо, искажённое бессильной яростью, было бледным в утреннем свете. Внутри всё кипело и требовало выхода — сорвать зло на ком-то, разбить, уничтожить.

— Где была артиллерия!? — его хриплый крик заставил съёжиться двух подчинённых, стоявших по стойке «смирно» в нескольких шагах. — Где эти идиоты с миномётом, которых я лично послал на высоту?! Я ждал один залп! Один, чтобы превратить эту дворянскую развалюху в щепки и придавить всех, кто из неё полезет!

Один из головорезов, помоложе, нервно облизнул губы и попытался найти слова:

— Лысак, мы потеряли связь с расчётом ещё до начала... А потом...

— Потом? — Лысак медленно повернулся к нему, и в его глазах вспыхнул тот самый, знакомый подчинённым, холодный огонёк, предвещавший беду. — Что «потом», шпана?

— А потом... Потом прискакал Клим, весь в саже, говорит, на них напали. В лесу. Когда устанавливали... — голос юнца дрогнул и замолк под тяжестью взгляда Лысакова.

— Напали? — Лысак произнёс это тихо, почти шёпотом, и от этого стало ещё страшнее. — Кто? Крестьянские комитеты? Бабки с вилами? Кто посмел?!

— Клим говорит... не разглядел. Тихо, быстро, профессионально. Обезвредили часового, перерезали расчёт... Миномёт утопили в болотце. Он один удрал.

Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Лысака. Он отвернулся, сжав кулаки так, что кости затрещали. Вся операция, такой красивый, жестокий план — взять графиню живьём на дороге, а затем накрыть взрывом усадьбу — рассыпалась в прах. И рассыпал её один и тот же человек. Тот, кого он уже считал мёртвым.

— Клим... — прошипел Лысак, с ненавистью выплёвывая это имя. — Опять он. Вынырнул из гроба, собака сутулая.

Он резко обернулся к подчинённым.

— Кончено тут ничего! Собирай всех! Мы слишком долго засиделись. Надо атаковать. Я лично вырежу князю сердце и накормлю им ворон! Двинуться!

Головорезы бросились выполнять приказ, радуясь, что гнев Лысака переключился на кого-то другого.

***

Наш дружный боевой отряд выскочил с такой стремительной скоростью, что мало, кто из бандитов, взявших нас в кольцо, успел отреагировать.

— Что это было!? — настороженно пролепетала мне над ухом графиня, когда мы стремительно влетели на вороном коне обратно за ворота деревни.

— Скоро узнаем, — слегка иронично подметил я, устремляя лошадь туда, откуда поднимался чёрный столб дыма.

Мы мчались по пыльной дороге, оставляя за спиной смятение. Воздух, ещё недавно разрываемый выстрелами и криками, теперь гудел от зловещей тишины, нарушаемой лишь топотом копыт моего вороного коня и тяжёлым дыханием Анны, вцепившейся мне в плечи.

Чёрный дым над усадьбой густел, клубясь и ползя по земле, как ядовитый туман. Взрыв прогремел рядом с тем местом, где мы оставили стариков, женщин и раненых бойцов.

На месте попадания снаряда теперь виднелись огромная чёрная воронка.

Пыль медленно оседала, обнажая шокирующую картину разрушений. Воронка зияла там, где ещё час назад стоял старый амбар, служивший импровизированным лазаретом и складом медикаментов. От строения остались лишь груды дымящихся обломков да торчащие из земли, как рёбра исполинского зверя, почерневшие балки.

Воздух был густым и едким, пахло гарью, расплавленным металлом и... чем-то сладковато-приторным, от чего сводило желудок.

— Нет... — вырвалось у кого-то позади меня, и этот шёпот был полон такого ужаса, что стало ясно — удар пришёлся по самому сердцу нашей надежды.

Я спрыгнул с коня, едва тот замер, и бросился к краю воронки. Анна последовала за мной, её пальцы вцепились в мой плащ.

Картина была апокалиптической. Казалось, сама земля была изуродована. Стоны и приглушённые крики доносились отовсюду — это уцелевшие, оглушённые и в шоке, копошились в руинах, оценивая масштабы потери. Потери не человеческих жизней, а всего того, что позволяло эти жизни спасать.

Это был не просто удар по нашей обороне. Это был удар по нашей способности выживать, по нашему будущему.

— Сестра Агата! — крикнул я, вглядываясь в хаос. — Где сестра Агата?!

— Здесь, ваше сиятельство! — отозвался хриплый, но твёрдый голос.

Я обернулся. Пожилая женщина, вся в пыли и саже, с окровавленной повязкой на лбу, руководила теми, кто не мог стоять на ногах. Её лицо было строгим и сосредоточенным, лишь поджатые губы выдавали внутреннее напряжение.

— Раненые? — спросил я, подбегая к ней.

— Шок, ушибы, ранения от летящих обломков, — она отчеканила, не отрываясь от работы. — Но главное... — её голос дрогнул, впервые за всё время знакомства. — Лекарств... почти не осталось. Все запасы были в амбаре. Инструменты перевязочные... всё.

Проклятие сорвалось с моих губ. Это был рассчитанный удар, точный и беспощадный. Они знали, куда целиться. Они уничтожили не людей, а нашу возможность их лечить.