Последний вольный (СИ) - Волох Виктор

— У вас хорошая память.

— Я был разочарован, узнав, что вы и ваш учитель… не сошлись характерами, — деликатно выразился Варламов. — Тем не менее, я не удивился, когда вы снова всплыли на поверхности. Большинство считало вас мертвым — Воронов не прощал беглецов. Но у меня всегда было ощущение, что вы вернетесь. Вы живучи, Максим. Вы находчивы. Это качество я ценю выше родовитости.

Я не ответил. За годы «ученичества» (читай — рабства) через салон Воронова прошли сотни Темных — от мелких бесов до иерархов. Вполне вероятно, что Варламов был одним из них. Что меня напрягало, так это глубина его осведомленности. Темные обычно знают много, но Варламов знал детали. Те, о которых не пишут в светской хронике.

— У нас, в старых Родах, есть слово для таких магов, как вы, — произнес он задумчиво. — Изгой. Тот, кто отверг Традицию, кто вырвал себя из Рода с мясом. Большинство смотрит на таких свысока, как на дворняг. Но история учит, что некоторые из самых могущественных чародеев были именно Изгоями… по обе стороны Баррикад.

Варламов сложил пальцы домиком и посмотрел на меня с вежливым ожиданием, будто предлагал мне самому закончить мысль.

Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, к чему он клонит.

— Вы… делаете мне предложение?

— Скорее, озвучиваю наблюдение. Компетентные Видящие — товар штучный. Это одна из причин, почему Воронов потратил столько сил, чтобы заполучить вас, и почему он был так раздосадован вашей… неблагодарностью.

Воронов потратил силы? Он всегда вел себя так, будто подобрал меня на помойке из жалости.

— Я думал, вы сказали, что Изгоев не особо ценят.

— Я верю во вторые шансы, — Варламов склонил голову набок. — И от вашего внимания не могло ускользнуть, что вам сейчас не помешали бы сильные друзья. В нынешнем раскладе вы, кость в горле и у Совета, и у вольных стрелков. А одинокие волки в этом лесу долго не живут.

— Я не знал, что у Темных есть что-то вроде профсоюза, куда можно вступить.

— Сейчас? — Варламов улыбнулся, и на этот раз в улыбке мелькнул хищный оскал. — Если мы найдем Клинок и откроем Врата… поверьте, политическая карта Москвы изменится необратимо. И те, кто стоял рядом со мной у истоков, получат больше, чем может предложить любой Совет.

— Да… — протянул я, глядя на огонь в камине. — Послушайте, Варламов. Учитывая ваше детальное знание моего досье, вы должны понимать: мой последний опыт тесного общения с Темным иерархом закончился, мягко говоря, паршиво. Для нас обоих. Воронов сгнил, а я десять лет вздрагиваю от стука в дверь.

Варламов пожал плечами, и дорогой пиджак на нем даже не скрипнул.

— Процесс обучения — это всегда конфликт, Максим. Гранки притирки. Как ковка стали: без огня и ударов молота клинок не закалить.

— Это один из способов описать пытки и рабство.

— Помните, вы так и не завершили свое образование. Разногласия между Мастером и учеником — это норма. Цель Воронова была жесткой, но верной — показать вам Истинный Путь. В вашем случае, хотя методы были… архаичными, а финал — драматичным, конечный результат я бы счел приемлемым. Вы уже Темный, Максим. Во всем, кроме названия.

— Нет, — резко бросил я. Слова вылетели раньше, чем сработал внутренний цензор. — Я не Темный. Не надо меня мазать этой грязью.

— Естественно, вы сопротивляетесь, — спокойно, как психиатр с буйным пациентом, продолжил Варламов. — У вас слово «Темный» ассоциируется с безумием Воронова. С садизмом. Но быть Темным — это не значит резать кошек на кладбище или злодейски хохотать. Мы не верим в «зло ради зла» и прочую чушь, которой Совет кормит неофитов. Мы просто признаем истину: добро и зло — это вопрос точки зрения. А Сила — это факт. Вы считаете Воронова чудовищем. Он считал себя педагогом. Но задумайтесь на секунду: как вы выжили? Как выбрались из той ямы?

— Сам.

— Именно. — Варламов указал на меня бокалом с коньяком. — Вы не тратили время, умоляя богов о помощи. Вы не писали жалобы в Совет. Вы не пытались убедить Воронова, что он неправ с точки зрения этики. Вы вырвались, опираясь только на свою волю и свои зубы.

— Я знаю, что я сделал, — глухо сказал я. Часть меня понимала, что злить Варламова — плохая идея, но старые раны ныли. — Я был там.

Варламов просто наблюдал, давая мне время переварить. Я глубоко вздохнул, загоняя гнев обратно вглубь.

— К чему вы клоните? — спросил я наконец.

— Я констатирую очевидное. Вы выжили, потому что оказались сильнее обстоятельств. Это и есть суть нашего Пути. Если бы вы были слабы, ваши высокие моральные принципы умерли бы вместе с вами в том подвале. Совет, кстати, ваши взгляды не разделяет. — Варламов иронично приподнял бровь. — Я уверен, вы понимаете: они вас никогда не примут. Вы для них — расходный материал, грязная функция. Они наняли вас только потому, что приперло, и выкинут, как использованную салфетку, как только нужда отпадет.

Он сделал паузу, и его голос стал жестче.

— Итак, повторюсь: вы враг Совета. Вы живете своим умом. Вы опираетесь только на свою силу. По сути, вы Темный маг, Максим. Изгой, Вольный — называйте как хотите. Вам не хватает только одного.

Варламов вопросительно поднял брови, приглашая меня спросить. Я промолчал.

— У истинного Темного есть Цель, — продолжил он, когда стало ясно, что я не буду играть в поддавки. — Те, у кого нет Цели, становятся пешками в руках тех, у кого она есть. Это возвращает нас к началу разговора. Чего вы хотите?

— Чего вы хотите, Варламов?

Он улыбнулся — открыто, почти хищно.

— Я хочу Клинок Мары и контроль над Вратами. Это не секрет. Вопрос в другом: в чьих руках, по-вашему, должна оказаться эта сила?

Я открыл рот, чтобы ответить что-то язвительное, и вдруг осекся.

Я не знал.

Я был так занят, лавируя между молотом и наковальней, уворачиваясь от ударов Левашова и атак Горелого, что ни разу не остановился подумать: а кто, собственно, должен победить? И почему я вообще должен это решать? Это не моего ума дело. Мое дело — маленькое.

Но теперь, когда я действительно остановился…

У меня в руках (точнее, в голове) были все части головоломки. Я знал про Клинок. Я знал про Ключ (Лесю), о чем Варламов даже не догадывался. Я был не просто свидетелем. Я был единственным, кто мог качнуть весы.

Варламов был прав, черт бы его побрал. До сих пор я просто реагировал. Меня пинали, а я уворачивался. Если я хочу выбраться из этой мясорубки живым, и вытащить Лесю, мне нужно перестать быть мячом и стать игроком. А для этого нужно решить, чего я хочу.

Я сидел молча минут пять. Варламов не торопил. Он терпеливо цедил коньяк, ожидая, пока до меня дойдет.

— Что вы предлагаете? — наконец спросил я, нарушая тишину.

— Рассмотрите должность начальника разведки в моем клане, — спокойно произнес Варламов. — Думаю, эта роль сидит на вас как влитая.

— И что мне с этого?

— Полноте, Максим. Я знаю, что деньги для вас — не главный мотиватор. Вы не наемник, вы идеолог выживания.

— Я не о деньгах говорил.

— А-а. — Варламов понимающе наклонил голову. — Ну, во-первых, вы останетесь в живых. Вы сами назвали это своей приоритетной целью пять минут назад.

— Вам придется предложить что-то получше, чем просто «не убивать меня».

— Вы осознаете, что я могу щелкнуть пальцами, и ваша жизнь закончится прямо в этом кресле?

— Прекрасно осознаю, — кивнул я, глядя ему в глаза. — Но вы этого не сделали. А значит, у вас есть причина. Вы могли бы приказать мне служить или сдохнуть, и, вероятно, сломали бы меня. Но угрожать Видящему в долгосрочной перспективе — плохая бизнес-стратегия. Особенно если вы планируете опираться на информацию, которую он вам дает. Испуганный провидец видит то, что вы хотите увидеть, а не то, что есть на самом деле.

Варламов изучал меня мгновение. Я знал, заглядывая в ближайшее будущее, что он не собирается выполнять свою угрозу прямо сейчас, но от холода в его глазах по спине все равно бегали мурашки.