Принцесса на измене (СИ) - Плотников Сергей Александрович

— Все, что угодно! — сказал Бэзил.

— Спасибо… Так, вот эта не несущая, а просто для красоты.

Дарина подошла к колонне, положила на нее руку… И тут я увидел страннейшее зрелище: колонна начала истончаться, буквально втягиваясь в руку моей жены! А сама рука из черной обсидиановой начала становиться розоватой мраморной!

По руке метаморфоза покатилась выше по телу. Мрамор облек мою жену складками, превратившись в легкое летящее платье модного здесь фасона — правда, несколько более фривольное, чем принято, с разрезом на бедре. Кожа ее тоже сделалась бело-розовой, почти как бледная человеческая. Огонь в глазах и в волосах потух, появилась нормальная прическа, правда, тоже каменная, но это уже мелочи. Иными словами, через несколько секунд вместо ожившего каменного демона мести перед нами стояла изящная барышня, как две капли воды похожая на Хелену — только куда более бледная, с белыми, а не темными волосами. Ее многочисленные драгоценности тоже почти все исчезли, остался лишь кулон с изумрудом на шее — если я верно помню, тот самый, который я дарил ей в самый первый раз.

— Ну как? — спросила она весело.

— Ты обворожительна, — честно сказал я. — Но прошлый вариант мне нравился все-таки немного больше.

Дарина хихикнула, прикрыв рот рукой.

Мишель хлопнул себя по лбу и пробормотал что-то вроде: «Не сомневаюсь, учитывая вкусы Андрея!» — впрочем, я предпочел сделать вид, что не расслышал. Нормальные у меня вкусы! Я просто люблю своих жен. В любом виде.

А еще у меня начали крутиться в голове совершенно дурацкие мысли, что в Голливуде за сценарий с такой сценой автора бы линчевали… да и вообще, если бы нашу историю экранизировали там — по крайней мере, лет за десять до моего попадания в другой мир — то, во-первых, давно бы придрались к европеоидной внешности большинства жителей этого мира, а во-вторых, никакой дихотомии «черная мстительница/белая нежная барышня» не было бы и в помине. Скорее уж, вся династия Хемпстедов оказалась бы чернокожими! Или Мишель. Или я сам. А кстати, забавно было бы: я бы афро отрастил. Опять же, бриться по утрам проще… Хотя так-то большинство некромантов себе волосяные луковицы на лице просто убивают, но я не чувствовал себя в силах на такое тонкое вмешательство — а Рагна как-то сказала, что ей нравится моя щетина.

Чувствуя, как меня начинает разбирать смех от этих мыслей, я понял, что устал сильнее, чем думал. Все-таки спал в пещере я совсем недолго…

— Рада, что даже прошлая я тебя не напугала, — мягко сказала Дарина, обращаясь ко мне. — Но у других могут быть не столь крепкие нервы. Я в любой момент могу вернуть прежний облик. Думаю, такая двойственность будет полезной… с политической точки зрения.

— У вас прекрасное чутье, мадам. Что неудивительно, учитывая ваше явное родство с королевской династией, — проговорил Мишель.

Дарина бросила на него холодный взгляд.

— Отныне я им не родня, — сказала она. — И не стоит меня в таковую записывать… Кстати, где Адам? Не сдох еще?

— Не знаю, — сказал Мишель, — я его не видел. Мне удалось разыскать Бэзила благодаря помощи бога Света, но его отца я не знаю настолько хорошо. Что ж, с этим нужно разобраться…

— Отлично, — сказал я. — Без меня, пожалуйста.

И сел на пол.

Усталость меня все-таки нагнала!

Король действительно оказался мертв, а канцлер жив. Короля Адама пытались заставить отречься в пользу своего дядюшки, а не принца Бэзила, однако тот вместо этого умудрился вырваться и броситься с балкона своей спальни вниз головой. Заслуживающий уважения поступок в его ситуации. Что касается канцлера, то он действительно вошел в сговор с королевой за спинами других высокопоставленных членов «партии короля». Эти двое планировали посадить на престол либо дядюшку Бэзила, если тот окажется достаточно сговорчивым, либо самого Бэзила в виде квазиживой куклы — как получится. В последнем случае королева и канцлер должны были быть при нем регентами.

Во всяком случае, все это Мишель почерпнул из найденной переписки канцлера с представителями «Ивовой ветви», которой они с королевой заранее продали значительную часть Даринского хребта в виде концессий на добычу.

Однако много вопросов осталось невыясненными.

Непонятно было, как именно канцлер вышел на «Ивовую ветвь» и через кого он поддерживал с ними связь. А также кто именно еще состоял в этом заговоре: бог с ним, с придворными лизоблюдами, но наверняка ведь канцлер привлек на свою сторону часть герцогов и баронов — иначе можно и не начинать! А этой информации нигде не было. Непонятно было, зачем потребовалось идти на такие сложности и пытаться непременно сохранить Бэзила квазиживым. Непонятно было, почему Адам Хемпстед предпочел разбить голову о мостовую, чем передавать престол дядюшке. Любовь к сыну? Но этим он, наоборот, вывел бы Бэзила из-под удара. Ненависть к дядюшке? Но, насколько знал Мишель, никаких особенно негативных чувств король к своему дяде не испытывал — они просто мало общались. Да, в силу своих личных качеств принц Рой был бы одним из худших королей этого мира. Но в ситуации, когда все равно интервенция из соседнего мира добилась успеха, какая уже разница?

Или Адам Хемпстед действительно сознательно пожертвовал собой, затягивая время, и давая Мишелю возможность переломить ход вторжения?

— Я не сбрасываю этого со счетов, — сказал мой друг, усталый и осунувшийся, присев на край кровати, в которой я добирал хоть немного сна. Именно сна: хоть я когда-то и хвастал женам, что «настолько я никогда не устаю», но увы. Стоило Дарине привести меня в первую попавшуюся спальню, как я отрубился, даже не раздевшись — уж где там выполнить свое обещание насчет «всего времени мира»!

Кстати, устал настолько, что мне даже снов не снилось — хотя я был почти уверен, что Рагна непременно пытается со мной связаться.

А когда я проснулся, никого из моих жен рядом не оказалось, зато оказался Мишель. Который, оказывается, пришел просить моей помощи в извлечении информации из лорда-канцлера, барона Нейвина!

— Погоди, — сказал я, моргая спросонья. — Я чего-то не понимаю. Ты. Просишь. Меня. Пытать этого мужика?

— Да, — кивнул Мишель. — Я мог бы обратиться к штатному палачу, но информация, как ты понимаешь, очень деликатная. А ты все-таки некромант.

«Ты ж программист», — по ассоциации вспомнил я.

— Во-первых, я хреновый некромант, — я потер лицо руками. — Во-вторых, есть множество этических и практических ограничений на использование нашей силы. Да и ее у меня сейчас кот наплакал…

— Помнишь ту дурацкую песню про тебя и твоих жен, которую до сих пор нет-нет да и закажет кто-нибудь в таверне? — спросил Мишель.

— Да-а? — я тут же выпрямился.

Леу и Рагна в свое время решили, что это Кэтрин какому-то барду растрепала о наших приключениях — но, по зрелом размышлении, я понял, что это отнюдь не в ее характере. Наемница, конечно, девица легкомысленная (была!), но не сплетница. И уж точно не стала бы неуважительно отзываться о Ханне или той же Леу, с которыми успела от души подружиться! Да и о Рагне бы не стала. Правда, она могла рассказать совсем в другом ключе, а какой-то идиот-бард переделал, но при встрече Кэт сама опровергла это, сказав, что появление песни стало для нее полным сюрпризом. Хотя ей, в отличие от меня, баллада очень даже понравилась! Как она сказала, «задорная такая и смешная».

Но кто еще мог знать нашу историю в таких подробностях? Мишеля или Габриэля подозревать было нелепо… Опять же, меня смущало то, что песня как-то очень быстро распространилась по королевству, невзирая на ее, по моей пристрастной оценке, более чем скромные художественные достоинства! То есть автор должен был быть известным исполнителем изначально, скорее всего, столичным — а песня ходила анонимно, никто ее авторства не знал.

— Я тебе намекну, — сказал Мишель. — Во-первых, песня впервые стала исполняться среди придворных, и уж потом ушла в народ. Во-вторых, канцлер Нейвин получал подробнейшие отчеты обо всем походе против Темного властелина — от меня лично.