Юсупов (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

Я кивнул. Старая аристократия, особенно северяне, уважали топоры. Как дань традиции предкам, которые сражались с этим оружием. Позже, много семей, которые получили титул за заслуги перед Империей, носили мечи. А молодая аристократия, которая считала это пережитками прошлого, выбирала более легкие рапиры. В бою подобное не давало каких-то преимуществ, потому что окутывающее клинок поле высвобожденной силы, делало любое оружие настолько прочным, несколько это было нужно бойцу. Это же силовое поле гасило энергию удара. Единственным плюсом рапиры была легкость. Она делала бойца более подвижным.

— Этот человек был лишен пороков, которые сгубили многих воинов.

— О чем речь? — насторожился я.

— Все просто, Василий Михайлович. Когда человек оказывается так близко к смерти, как воины империи, то сложно оставаться собой прежним. Многие бросаются во все тяжкие. Начинают пить горькую в свободное время, балагурят, выпускают кровь тем, кто косо на них посмотрит. Проматывают жалованье на игры и девок. Потому как о завтрашнем дне думать становится сложно. Многие живут одним днем.

— Но не этот человек, о котором вы говорите? — уточнил я.

— Темноглазый граф был яростным бойцом, сильным воином, но при этом умел оставаться сдержанным вне поля боя. Все же его ледяная родина давала о себе знать.

— Не все жители тех мест отличались подобным нравом, верно?

— Не все. Вот только этот граф более всего жаждал власти, как я полагаю, — продолжил Карамзин. — Потому как довольно скоро стал капитаном и переводился из роты в роту, приближаясь к первому номеру. И если бы не Восстание — граф, скорее всего, добился бы своего. А может быть, даже стал командиром полка. Он снискал уважение соратников не только ратными подвигами, но и холодной головой.

— Вот оно что, — пробормотал я.

— Но при всех интригах, в которых он был хорош, граф был героем на поле боя. Что и внесло его в первый список «Героев Империи». Правда, после Восстания, при перевыпуске фигурки предателей были исключены. Их более не отливают. Самих отступников не упоминают. А старые солдатики хранятся в частных коллекциях. Добыть таких будет непросто. Полагаю, вам повезет, если удастся заполучить подобную редкость в коллекцию.

— Интересно, каким цветом силы обладал этот граф-предатель, — задумчиво пробормотал я, все еще находясь под впечатлением от рассказа.

— Он был огневиком, — просто ответил Карамзин. — Но говорят, после предательства цвет силы многих бойцов изменился.

— Почему? — осведомился я.

Гость задумался, явно подбирая слова:

— Если верить жрецам Синода, это было наказание Высшего за предательство, — ответил он после недолгой паузы. — Но есть еще одна теория. Стихии не терпят измен. А отступники начали изучать какие-то запрещенные практики еще задолго до Восстания. И эти ритуалы извратили из души, изменили цвет силы, позволив им изучить какие-то запретные, давно забытые техники боя.

Я украдкой покосился на дядю, но тот сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. А Игорь Иванович продолжал увлеченно рассказывать про капитанов «Упырей».

Истории и правда были интересными. И я настолько увлекся, что не заметил, как пролетел час. Речь Карамзина прервал телефон, зазвонивший в его кармане.

— Прошу прощения, — произнес гость и вынул из кармана аппарат. Нажал на кнопку приема вызова и произнес:

— Слушаю.

В динамике послышался женский голос. И Игорь Иванович улыбнулся:

— Хорошо, уже иду.

Он завершил вызов и с явным сожалением произнёс:

— Увы, мне пора. Секретарь семьи напомнила, что сегодня у меня встреча. О которой я, признаться, совсем забыл.

— Стареете, — проворчал Петр. — Вон и печенья не попробовали. А я Любавушку специально просил для вас испечь овсяные.

— Знаете как мне угодить, — усмехнулся гость и взял из вазочки одно печенье, ловко завернул его в салфетку и сунул в карман. — Если не возражаете утащу один трофей к себе.

Гость встал из-за стола, попрощался с дядей, и направился к выходу. Я проводил его до двери:

— Спасибо за истории, Игорь Иванович, — попрощался я, когда мы уже стояли у дверей.

— Что вы, Василий Михайлович, мне очень нравится время до периода Восстания, — с улыбкой ответил Карамзин. — Так что мне понравилась наша беседа. Кстати, если захотите взглянуть на мою коллекцию — приходите. С радостью покажу ее вам. Пусть она и не такая большая, как у графа Лазарева.

— Обязательно зайду, — пообещал я, и Игорь Иванович покинул дом. Я же закрыл за ним дверь, и вернулся в гостиную.

— Интересный у тебя друг, — произнёс, обращаясь к дяде.

— Других не держим, — ответил Пётр, и в этом я был с ним согласен.

Родственник же обернулся ко мне и спросил:

— Ну как? Все в истории с графом встало на свои места?

Я довольно кивнул:

— Почти все. Единственное, что все еще непонятно так это то, как он смог так долго удержать чужую личину.

Пётр пожал плечами:

— Думаю, ответ на этот вопрос знает только сам Темноглазый граф. И его подручные. Отступничество дало предателям новые знания, которые запрещены в Империи.

— Интересно выходит, — задумчиво пробормотал я. — Значит, это проклятие Высшего?

— Или дары тех, кому поклоняются отступники, — ответил дядя. — Сложно сказать точно. Чтобы в этом разобраться нужно самому пойти по пути отступничества.

— Неужели никто так и не смог разобраться в этой теме? — удивился я.

— Пытались. Даже создали целый отдел Синода. Потом испытания свернули, а сами испытатели исчезли.

— Думаешь, они получили эти самые дары? — почему-то понизив голос, уточнил я.

— Я думаю, что если долго смотреть в эту бездну, она и впрямь одарит тебя своим вниманием, — ответил дядя. — И обратного пути уже не будет. Вся эта дрянь ищет в человеке пороки. И словно через трещины пробираются внутрь, чтобы поработить его.

Я только кивнул, вспомнив рассказ Карамзина про Темноглазого графа.

— Выходит, нас спасает лишь вера в Высшего?

— И Императора, — усмехнулся дядя. — Он защитит всех нас.

Я так и не понял, шутит Петр или нет. Допил остывший чай и хотел было встать с кресла, чтобы убрать на кухню пустую посуду, как в кармане зазвонил телефон. Я вынул аппарат.

— Новые друзья? — усмехнулся Петр.

— Они, — ответил я, глядя на экран, где высвечился номер Круглова. Нажал на кнопку приема вызова и произнес:

— У аппарата.

— Ваша теория подтвердилась, — послышался в динамике хриплый голос Виктора. — Лазарев оказался ненастоящим.

— А настоящий Сергей Иванович мертв? — без особой надежды уточнил я.

— Удивительно, но нет. Он остался жив. Темноглазый граф хотел подавить его волю. Сделать так, чтобы Лазарев предал Императора. Но воля Сергея Ивановича оказалось непоколебима. И сидел он так в подвале своего дома…

— Несколько месяцев. С тех пор как в городе начался резкий рост преступности, — произнёс я.

— Все верно, Василий Михайлович, — подтвердил Круглов.

— Граф…

— Бежал, — был мне ответ. — Но за ним отправились наши лучшие люди. Мерзавец ранен, так что далеко уйти ему вряд ли удастся. Троих получилось взять живыми. Как вы и просили.

— Отлично, — произнес я. — Спасибо, мастер Круглов.

— Расскажете, зачем они вам? — поинтересовался вдруг Виктор.

— Чтобы исправить все, что сделали «Упыри», — ответил я. — Давайте встретимся через час, на старой Ипатьевской мануфактуре.

— Пленных тоже привезти? — уточнил Круглов.

— Да, — ответил я и завершил вызов.

— Ну что? — тут же с интересом спросил дядя, едва я положил телефон на стол.

— Темноглазый граф завладел личиной Лазарева и решил устроить в городе резню, — ответил я. — Через завербованных людей он финансировал банды с одной целью: навести в городе ужас перед преступниками. При таком раскладе люди проголосовали бы за любого, кто пообещал бы им защиту. Так бы он и его партия получили бы большинство кресел в Государственной думе.

— Вот оно что, — протянул Петр. — А Столыпин ему зачем был?