Император Пограничья 15 (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич

Кощей бил по обозу, по арьергарду, по разведчикам — но никогда по основным силам. Стоило мне выстроить армию для полноценного сражения — твари растворялись в лесу. Я пытался навязать бой — враг уклонялся.

Потери были небольшими, но постоянными. Семь человек здесь, двенадцать там. За два дня марша мы потеряли больше шестидесяти бойцов — и ни разу не вступили в настоящее сражение. С другой стороны, Бездушные потеряли больше пяти сотен, но это нисколько не успокаивало.

— Может, стоит вернуться? — спросил Жеребцов на вечернем совете. — Подготовиться лучше, собрать больше сил…

Он не был трусом — просто озвучил то, о чём думали многие. Я видел это в глазах офицеров. Усталость, сомнения, страх перед невидимым врагом.

— Если мы отступим сейчас, — ответил я, — Кощей поймёт, что его тактика работает. В следующий раз он применит её снова. И снова. Пока мы не откажемся от похода вовсе.

Огнев медленно кивнул:

— Князь прав. Нельзя показывать слабость.

Впрочем, наши меры тоже приносили плоды. Ночёвки на открытой местности под защитой Магистров резко сократили потери от ментальных атак. Патрули по пять человек оказались достаточно большими, чтобы отбиться от мелких групп Трухляков. Воздушная разведка позволяла заранее обнаруживать засады.

Армия не экономила снаряды. Каждую замеченную цель расстреливали артиллерией без колебаний. Бездушные умирали сотнями — но на место убитых приходили новые. Кощей черпал силы из руин Гаврилова Посада, где триста лет копилась некроэнергия.

К концу второго дня марша мы вышли к разрушенной усадьбе на полпути к городу.

Большой каменный дом с обвалившейся крышей, флигели, конюшни — некогда богатое поместье, теперь заросшее кустарником и затянутое плесенью. Я приказал обыскать руины, будто чувствовал что-то…

Федот нашёл записи в подвале.

Толстая тетрадь в кожаном переплёте, исписанная мелким почерком. Страницы пожелтели и местами расплылись от сырости, но текст ещё читался. Я открыл первую страницу и замер.

Глава 19

Комната дежурного инструктора находилась в конце коридора, за тяжёлой дубовой дверью. Тёмка остановился перед ней, и решимость, которая гнала его вперёд, вдруг дала трещину. Одно дело — решиться в темноте казармы, рядом с Гришкой. Другое — стоять здесь, в холодном коридоре, и понимать, что сейчас придётся говорить вслух то, о чём он никогда не рассказывал никому.

— Чё встал? — Гришка легонько толкнул его в плечо. — Давай уже.

Артём сглотнул и постучал.

Тишина. Потом — скрип пружин, шорох, тяжёлые шаги. Дверь распахнулась, и в проёме возникла массивная фигура Сергея Игнатьевича Фильченко. Пустой рукав его нательной рубахи свисал свободно. Лицо инструктора — заспанное, недовольное — выражало ту особую усталость человека, которого разбудили посреди ночи.

— Какого… — он осёкся, разглядев двух мальчишек. — Генадьев? Кадетский? Вы что тут делаете? Отбой был два часа назад.

— Нам нужно к директору, — выпалил Тёмка, голос предательски дрогнул, но он заставил себя продолжить. — Пожалуйста, Сергей Игнатьевич. Это важно.

Фильченко нахмурился. Его единственная рука легла на дверной косяк.

— К директору? Среди ночи? — в голосе зазвенело раздражение. — Вы что, умом тронулись? Что за идиотская выходка⁈

— Это не выходка, — Гришка шагнул вперёд, загораживая Тёмку плечом. — Дело серьёзное. Про безопасность. Про то, что князь говорил, когда нас принимал.

Инструктор замер. Его глаза — усталые, но цепкие, глаза человека, повидавшего многое — перебежали с одного мальчика на другого.

— Князь много чего говорил.

— Он сказал, что лично разберётся с теми, кто обижает детей, — тихо произнёс Артём. — Любой вред — ответят перед ним лично. Так он сказал. Я запомнил.

Фильченко молчал несколько долгих секунд. Потом отступил от двери.

— Ждите здесь.

Он исчез в комнате. Послышался звук — инструктор натягивал сапоги. Через минуту вышел уже одетый, с наброшенным на плечи мундиром.

— Идём.

Коридоры административного крыла были пусты и гулки. Тёмка шёл, стараясь не смотреть по сторонам, сосредоточившись на широкой спине Фильченко впереди. Гришка держался рядом — молча, но его присутствие странным образом успокаивало.

Кабинет директора располагался на втором этаже. Фильченко постучал — коротко, по-военному.

— Войдите, — донеслось изнутри.

Полковник Чаадаев сидел за столом, освещённым небольшой лампой. Сухощавый, прямой, с сеткой толстых шрамов на лице — следами какой-то давней битвы. Перед ним лежала раскрытая папка с бумагами. Директор, похоже, не спал вовсе.

— Сергей Игнатьевич? — брови Чаадаева чуть приподнялись при виде процессии. — И двое кадетов. Среди ночи. Объяснитесь.

— Они говорят, дело касается безопасности детей, Елисей Спиридонович, — Фильченко кивнул на мальчиков. — И слов князя при открытии корпуса.

Чаадаев отложил перо. Его взгляд — холодный, оценивающий — остановился на Тёмке.

— Говори.

Артём набрал воздуха в грудь.

— Мне нужно, чтобы вы позвали князя Прохора. У меня есть информация. Важная. Он обещал лично разбираться с теми, кто…

— Стоп, — Чаадаев поднял руку. — Прежде чем я стану дёргать Его Светлость посреди ночи, мне нужна конкретика. Что за информация? О чём речь?

Тёмка сжал кулаки. Пальцы привычно нащупали в кармане гладкую палочку чижика.

— Сегодня днём я видел человека. У хозяйственного двора. Он привозил продукты. Его зовут Семён, по прозвищу Крот. Он… — голос сорвался, и мальчик заставил себя продолжить, — он работает на старика Сердцееда. Это главарь банды попрошаек. И Крот… он один из тех, кто водил детей к богатым господам. За деньги.

В кабинете повисла тишина. Фильченко за спиной Тёмки резко втянул воздух.

— Значит, некая банда промышляет сводничеством детей, — Чаадаев нахмурился. — Мерзость, но дело обычное для городского дна. С уличной швалью разберётся Сыскной приказ, для этого не нужно беспокоить Его Светлость.

— Нет. — Артём покачал головой. — Сеть больше. Намного больше. Сердцеед поставляет детей в приюты. В Общество Призрения Погорельцев и Беженцев. А там их… используют. Водят к тем самым господам. За деньги. Там замешаны чиновники из Городового приказа. Они прикрывают всё это. И… — он запнулся, — большая часть сети пережила чистки нового князя. Они всё ещё работают.

Чаадаев медленно поднялся из-за стола. Его движения были скупыми, точными — движения человека, привыкшего к командованию.

— Общество Призрения, — повторил он. Голос звучал ровно, почти мягко, но Тёмка инстинктивно отступил на шаг. — То самое «Общество».

— Елисей Спиридонович, — голос Фильченко за спиной был хриплым, — Касьян Петрович вырос в их приюте. Он рассказывал…

— Я помню, что он рассказывал.

Директор обошёл стол. Остановился перед Тёмкой, глядя на него сверху вниз. Шрамы на его лице в свете лампы казались грубыми рубцами, рельефно выступающими на коже.

— Ты понимаешь, что говоришь? Обвинение в адрес благотворительной организации и чиновников княжества — это серьёзно. Если ты врёшь или преувеличиваешь…

— Я не вру, — Артём выдержал его взгляд. В груди колотилось сердце, ладони вспотели, но он не отвёл глаз. — Я сам был в банде Сердцееда. Я видел, как Крот уводил детей. Видел, как они возвращались. Или не возвращались. И я… — он запнулся, — я помню всё. Лица тех господ, к которым нас водили. Штук сорок или пятьдесят. Имена некоторых начальников. Как ребят готовили, куда отправляли. Я видел, как люди из «Общества» передавали деньги каким-то важным шишкам. Те что-то про фонд упоминали. Могу их описать. Даты помню. Приметы. Всё это — здесь, — он постучал пальцем по виску. — У меня хорошая память. Очень хорошая…

Долгая пауза. Потом Чаадаев кивнул — коротко, резко.

— Сергей Игнатьевич.

— Да, господин дииректор.

— Буди Цаплина. Пусть придёт сюда. И свяжитесь с резиденцией князя. Немедленно.