Ведьма и столичный инквизитор (СИ) - Кайзер Анна

Йорген откинулся на спинку стула, его взгляд стал рассеянным, ушедшим в себя.

– Я пытался быть самым терпимым, Теяна, – начал он, и его голос приобрел странную, проповедническую интонацию. – Терпимым к людям. Так меня учила мама.

Он замолчал. Жилка под глазом Йоргена нервно дернулась.

– Сначала она говорила, что я должен любить отца. Любить, несмотря ни на что. Несмотря на пьяные вопли по ночам. На вонь перегара. Несмотря на, – он сглотнул, – на его кулаки. На синяки. На то, что я не мог сидеть в школе за партой, потому что был бит, а все смеялись. И смотрели презрительно, как на грязное пятно.

Кивнула, стараясь изобразить понимание. Руки за спиной отчаянно работали, пальцы нащупывали узел, пытаясь найти слабину. Веревка впивалась в кожу.

– Я пытался, – продолжал Йорген, его голос стал громче. – Много лет терпел. Был ангелом терпения. Но даже подобных мер оказалось недостаточно, чтобы простить все. Хемес был чудовищем.

– Так ты убил своего отца? – спросила тихо, не отрывая от мужчины взгляда.

«Помогите!» – взывала я духам.

– Да! – выкрикнул он, вскакивая. Его лицо вспыхнуло яростью. – Да, это был я! И он заслужил! Каждая его пьянка, каждый удар, каждый унизительный взгляд соседей – он заслужил смерть. Да что бы ты понимала! Никогда не поймешь, что значит быть грязью под ногами.

– Могу себе представить, как тебе было тяжело, – попыталась втереться в доверие, голос дрожал по-настоящему от страха и отчаянных попыток освободиться. – Одиночество, презрение, это я понимаю.

– Ничего ты не понимаешь! – мужчина резко шагнул ко мне, навис, его горячее дыхание обожгло лицо. – Ты ведь красотка! Рыжая как лисица. Поди никогда не знала, что такое унижение? Что такое, когда над тобой смеются, а ты не можешь ответить? Когда смотрят как на мусор? Таких, как ты, любят! Им все прощают.

– Но ты ведь тоже, – я заставила себя поднять на него взгляд, – весьма симпатичный. Умный. Начитанный.

– Симпатичный? Начитанный? – он засмеялся, и смех его был сухим, как треск сухих веток под ногами. – Если у тебя отец валяется в канаве пьяный, то никому это не важно! Если ты приходишь в школу в синяках – тебя сторонятся! Ведь никто не хочет лишний раз смотреть в лицо грусти.

– Но у тебя же была мать, – рискнула я, чувствуя, как веревка чуть-чуть поддалась.

«Духи? Это вы?»

– Мать, – Йорген усмехнулся. В уголках его губ собралась печаль. – Я любил ее. Но она… – он ударил кулаком по столу рядом, так что подпрыгнула склянка с сушеными ягодами, – ни разу! Ни разу не вступилась за меня! Ее богиня велела терпеть! Велела любить ближнего, даже если он - тварь пьяная! – Мужчина тяжело дышал. – Я терпел. Годами. А потом… устал. И стал добавлять в еду воронок. Сначала ей. Потому что она притворялась, что любит и никогда меня не слушала. Затем ему. Они виноваты! Они! Те самые люди, которые должны были дать мне все самое лучшее, а дали вот это. – Он махнул рукой вокруг.

Узел под моими пальцами снова поддался. Еще чуть-чуть. Мне нужно было совсем немного времени.

Тяни время, Тея.

– Хорошо, – сказала я тихо, стараясь, чтобы голос звучал убедительно. – Родители… они виноваты. Очень. А девушки? Саяна? Дочь пекаря? Остальные? В чем их вина? Они-то здесь причем.

Йорген отступил на шаг, его взгляд снова стал рассеянным, отстраненным. Он начал расхаживать по маленькой комнате, как хищник в клетке.

– Я пытался быть терпимым к порокам, – заговорил он снова своим странным, проповедническим тоном. – Как мать учила. Я понимаю, сам не ангел. Потому и не искал девственниц, святош. Нет. Я находил… ветреных. Легкомысленных. Тех, кого уже бросали. Кто уже знал горечь разочарования. Кто был… не без греха. Не ангелы.

– Не ангелы, – эхом кивнула я.

Пальцы лихорадочно работали за спиной. Веревка ослабла!

– Я честно пытался! – воскликнул Йорген, оборачиваясь ко мне, и в его глазах вспыхнул огонь фанатичной убежденности. – Утешал их, когда плакали о тех, кто их бросил! Был вежлив. Галантен. Никогда не лез с пошлостями сразу, блюл их остатки чистоты.

Он закатил глаза.

– Пытался вписать их в свою жизнь. Сделать лучше. Чище. Просвещал! Читал стихи! Рассказывал о великих книгах! Говорил, как им измениться! Найти новую себя! Истинную! Но они, – мужчина сжал кулаки, голос сорвался на визгливую ноту, – они оставались глухи к моим словам! Только трещали, как сороки! О своих глупостях. О нарядах. О других мужиках! – Он коварно улыбнулся и снизил громкость до сладкого шепота. - Зачем тогда им уши, Теяна?

Он стоял, тяжело дыша, лицо искажено безумием. - Теперь они никуда не сбегут. Они покаялись. Пускай, пришлось их заставить. Но перед самым концом трудно обмануть. Я видел в их глазах искреннее разочарование в собственных изменах и прочих пороках. Но сама посуди, разве я не очистил этот мир? В каком-то смысле я как волк, который очищает стадо газелей от больных особей. Ты же умная? Попытайся хотя бы понять. В чем я не прав?

Страх сковал меня ледяными клещами. Йоген был не просто убийцей. Он был безумным фанатиком своего извращенного «спасения». И сейчас его безумные глаза были направлены на меня.

Чтобы я теперь ни сказала, он все извратит и причислит меня к этим грешным мертвым женщинам лишь потому, что я не разделяю его мировоззрение.

Сейчас или никогда.

Правая рука была свободна! Я чуть сдвинула ее, оставляя в петле, делая вид, что все еще связана. Ноги были туго стянуты. Но руки, если удастся освободить руки…

– Мы можем разойтись мирно, Йорген, – заговорила я быстро, вкладывая в голос всю возможную убедительность, всю надежду. – Я поняла тебя. Поняла твои мотивы. Твою боль.

Это была полуправда. Я осознала его чудовищность.

– Я никому ничего не расскажу. Никогда. Просто отпусти меня. И уезжай. Уезжай куда-нибудь далеко. Начни новую жизнь. С Эльдой. Ты же говоришь, она тебя слушает? Она тебя любит? Так будь с ней. Просто уезжай.

Йорген замер. Он смотрел на меня, пепельные глаза сузились до щелочек. Потом он медленно покачал головой, и на губах его появилась ледяная, безжалостная улыбка.

- Ловко ты это придумала. – Он фыркнул пренебрежительно, отвернулся к окну и словно рассуждая продолжил. – Отчего негодяи и подлецы должны сидеть в своих уютных норках – он повысил голос и метнул свой острый взгляд в мою сторону – А избавитель от зла должен, по-твоему, продавать свой скарб? Нестись на всех парах прочь из города? Искать новую работу? Убеждать любимую девушку, что ее жизнь здесь тоже ни к чему хорошему не приведет… Ты думаешь, это все так просто? Не легче было бы прибить одинокую муху, назойливо жужжащую над ухом. Это я про тебя.

Он склонился надо мной, буровя мое лицо раздраженным взглядом:

- Почему это я должен бежать? Здесь моя жизнь. Моя работа. Мои… трофеи в конце концов. – Разве героям вменяют за трупы разбойников? – Он кивнул куда-то в тень. – И моя девушка. Эльда. Она действительно меня любит. Слушает. Я ей дорог. Никуда она отсюда не уедет. А вот ты…

– Ты здесь лишняя, Теяна. Слишком много знаешь.

Его лицо приблизилось к моему.

Я почувствовала запах его дыхания, и меня передернуло от отвращения. Его рука потянулась к моему лицу.

В этот миг моя левая рука выскользнула из ослабленной петли.

Свободна!

Адреналин ударил в кровь. Инстинкт был быстрее мысли.

Рука метнулась к столу, к знакомому тяжелому пестику от ступки, что всегда лежал рядом с сушеными кореньями. Увесистый, с закругленным концом. Я схватила его и со всей силы, с криком ярости и страха, ударила Йоргена в голову.

Удар!

Глухой, пугающий звук.

Йорген ахнул, закачался. Его глаза округлились от невероятного удивления и боли. Он отшатнулся, рука инстинктивно потянулась к виску, где уже набухал синяк. На миг мужчина потерял равновесие.

Я не ждала.

Рванула изо всех сил вперед, вырываясь из-под сползающих пут на ногах. Спасибо духам! Стул грохнулся на пол. Вскочила, отпрыгнула от убийцы.