Аттестат зрелости (СИ) - Рюмин Сергей

— Ковалёв, Никитин! — негромко подала голос Наташка. — Вы мешаете, ребята. Потише, пожалуйста.

Я чуть не выпал в осадок. «Потише, пожалуйста» да «мешаете, ребята»… Эти выражения были явно не из лексикона Натальи Михайловны. Да и тон, которым они были произнесены настолько не соответствовал ей, что впору думать, что человека либо подменили, либо у неё в жизни что-то сильно не в порядке.

— Реально Натаха не в форме, — шепнул я Юрке. — А у кого можно узнать, в чем дело?

— У неё и спроси! — отрезал Юрка.

Спросить у неё, то есть у самой учительницы, не получилось. Как только прозвенел звонок, Наталья Михайловна сразу же вышла из класса, не забыв прихватить наш журнал.

Перемена после первого урока была длинной, целых 20 минут — первые классы завтракали. Я забежал в раздевалку, накинул куртку и, не переобуваясь (авось, не замёрзну!) выскочил на улицу. Добежал до булочной, где у входа висел аппарат таксофона, бросил монетку, набрал номер и дождался, когда снимут трубку:

— Алло! Зинаида Павловна? Добрый день. Это Антон Ковалёв…

Я не успел сказать дальше, был беспощадно перебит самым жесточайшим образом:

— Антон? Антоша! Как хорошо, что ты позвонил! Немедленно приезжай ко мне. Слышишь? Очень тебя прошу.

Я помолчал, давая старушке выговориться, ответил:

— Хорошо, Зинаида Павловна. После уроков сразу к вам…

— Паспорт у тебя с собой?

Может и случайно, но паспорт оказался у меня с собой. Уроки я отсидел как на иголках. Поначалу даже забыл про Наталью Михайловну. Вспомнил, когда Мишка перед четвертым уроком потащил меня в закрытый туалет на третий этаж — сам покурить, а меня постоять за компанию. Разумеется, в туалете обнаружился учитель истории Максим Иванович Карабалак. Мы поздоровались, пожали друг другу руки, а я вспомнил про Наташку.

— Максим Иванович, — попросил я. — Просьба у меня к вам.

— Излагай! — хитро усмехнулся историк.

— Надо узнать, что за беда у Натальи Михайловны Гревцовой, — сказал я.

— Так у неё сестра в больнице, — ответил Максим Иванович. — Велика проблема, то же мне…

— Надо узнать, что случилось с сестрой, в какой больнице она лежит, в общем, всё, что можно, — уточнил я.

— А зачем тебе это? — заинтересовался Максим Иванович.

— Действительно, зачем? — поддержал Мишка.

— Надо! — отрезал я.

— Пузырь, — обозначил цену историк.

— Договорились!

— Вперёд, в магазин! — сказал Карабалак.

— Нет, Максим Иванович, — ответил я. — Так не пойдёт. Утром деньги, вечером стулья.

— Тогда только завтра, — с тоской вздохнул учитель, уже обрадовавшийся возможности выпить. — У меня сейчас уроки.

Сразу после пятого урока, не дожидаясь ни Мишки, ни Андрея, я поспешил на остановку. Прошел мимо своего дома, бросив ностальгический взгляд на бывший свой подъезд. Немного кольнуло где-то в левом подреберье. Всё-таки я прожил здесь 16 лет — практически всю жизнь со дня своего рождения.

Скамейка пустовала. Неудивительно, холодно да и дела у старушек теперь имеются. Здоровья-то прибавилось.

До дома Зинаиды Павловны добрался быстро. Вспомнил и подъезд, и нужную квартиру. Дверь мне открыла невысокая статная пожилая женщина лет около 60-и, не старше. Окинув меня на пороге квартиры строгим взглядом, она широко улыбнулась, ухватила за рукав и затащила в квартиру:

— Антон! Антошка! Здравствуй, дорогой. Что ж ты меня забыл-то совсем?

Узнать в этой представительной строгой даме, одетую в официально-деловой костюм, умирающую бабушку было практически невозможно.

Она обняла меня, расцеловала в обе щёки, ввергнув в пучину недоумения. Я растерянно что-то пролепетал насчет учёбы, домашних забот, переезда…

— Раздевайся! — приказала она. — Мой руки и идём на кухню!

Я повесил куртку на вешалку, которую обычно можно увидеть только где-нибудь в кабинете, разулся, сунул ноги в безразмерные тапки. Помыл руки, вытер, прошел на кухню. Горничная (или как там её?) отсутствовала.

— А где ваша Злата?

— А зачем она мне теперь? — ответила Зинаида Павловна, наливая мне чай. — Если я сама со всем этим справляюсь. Я правильно помню, что ты любишь черный крепкий сладкий чай?

— Люблю, и кроме того, он хорошо силы восстанавливает, Зинаида Павловна, — ответил я. Старушка поставила на стол тарелочку с бутербродиками с красной рыбой, копченой колбасой и красной икрой.

— Ешь! У нас с тобой еще сегодня много дел, — заявила она. Я, честно говоря, напрягся. Никаких дел я не планировал. Зинаида Павловна не обратила внимания на мой вопросительный взгляд.

— Ешь, ешь! — отмахнулась она. — А я пойду позвоню пока.

Она вышла из кухни. Я слопал один бутерброд, другой, третий. Под чай да с учетом того, что время было обеденное, я съел штук пять, пока на кухню не вернулась хозяйка.

Она села за стол напротив меня, посмотрела мне в глаза:

— За тобой наблюдают товарищи из «хитрого дома». Ты меня лечил…

— Исцелял, — перебил я. — Я не доктор, чтобы лечить. Я исцеляю. Извините.

— Да, — согласилась она. — Исцелял. А они в соседней комнате были. Начальник отдела и начальник медсанчасти нашего Управления. Я так полагаю, они проверяли твои возможности.

— Я знаю, — я развел руками. — Сейчас уже в курсе. Тогда не знал.

— А если б знал, — она лукаво улыбнулась. — Помог бы мне?

— Скорее всего, да. О чем говорить, если всё уже случилось? История не знает сослагательных наклонений, — процитировал я нашего учителя.

— Понятно, — подытожила Зинаида Павловна. — Я, честно говоря, думала помочь тебе, если вдруг у тебя проблемы с ними.

Она жестом указала на потолок.

— Есть у меня друзья по старой памяти, — она усмехнулась. — В Москве. Могут помочь, если что.

— Не надо, — отказался я. — Вроде решили этот вопрос.

— Значит, вопрос всё-таки стоял? — продолжала опрашивать или допрашивать Зинаида Павловна. Мне это уже стало надоедать. Пора бы и честь знать. Я встал из-за стола:

— Спасибо большое, Зинаида Павловна. Накормили меня. Мне пора, извините, дела.

— Куда это ты, Антон? — возразила она. — Я еще не закончила. Впрочем, действительно, нам надо собираться.

Мы оделись вместе. Я, разумеется, подал даме пальто. Всё, как положено. Такое ощущение, что она этого ожидала. После этого побыстрее оделся-обулся сам. Мы вышли во двор.

— Сюда! — она указала на несколько капитальных гаражей из белого кирпича, стоявших в отдалении, и повторила. — Нам сюда.

У меня буквально отвисла челюсть. Она меня вела к гаражу? Зачем? Зинаида Павловна подошла к среднему гаражу, легко отомкнула замок, открыла настежь ворота.

— Паспорт с собой? — спросила она, не поворачиваясь ко мне.

— С собой! — озадаченно ответил я.

— Отлично!

В гараже стоял «глазастый» «Москвич-407» хищного серо-стального цвета. Зинаида Павловна ключом открыла дверь, ловко села на водительское сиденье, завела машину. «Москвич» завёлся сразу, с пол-оборота. Зинаида Павловна пару раз газанула, осторожно выжала сцепление, выгоняя машину из гаража. Остановилась, вышла.

— Что встал? — весело спросила она. — Садись рядом!

Я осторожно сел на переднее сиденье. Машина была, конечно, старой. Эдакая архаика, чуть ли не музейный экспонат, но тем не менее, находилась просто в идеальном состоянии: краска снаружи блестела, словно натёртая воском, ни скола, ни царапины, ни вмятины. Сиденья внутри салона отделаны кожей, а не привычным кожзамом.

— Нравится? — Зинаида Павловна, закрыв ворота гаража, уселась снова на сиденье водителя. — 17 лет, пробег 7 тысяч километров. Два комплекта авторезины. Сейчас вот стоит зимняя, импортная. Регулярное обслуживание в гараже облисполкома. Как тебе?

Машина была идеальной. А еще в ней было неожиданно тепло.

— Едем!

Зинаида Павловна плавно выжала сцепление, нажимая педаль газа. Мы выехали из двора на улицу.

— Это моя машина, — сообщила Зинаида Павловна. — Муж никогда не испытывал желания ездить за рулём сам. У него и прав-то не было. А я практически всё время ездила на служебных. Даже сейчас, после выздоровления мне по мере необходимости присылают транспорт с гаража облисполкома. Я же персональный пенсионер республиканского значения, почетный гражданин области. Если надо, мне выделяют машину из облисполкома. Представляешь?