Он слишком активно гнёт свою линию…
В хосписе старик с изборожденным морщинами лицом, бился в моих руках как пойманная рыбка.
— Зачем!? Она ждет меня… Мы договаривались… Его сердце тосковало по ушедшей супруге, но упрямо стучало, поскольку было обновлено мной.
Он выжил и сказал мне на последок — Я не вправе наложить на себя руки, ведь самоубийцы живут в аду, а она ждет меня в раю… Ты хоть представляешь, какую боль мне причинила…
Мать, пережившая троих детей, смотрела на меня пустыми глазами, когда я вернула ей зрение.
— Я вижу их фотографии… но не вижу их самих… Зачем вы вернули мне этот ад? Её слезы горячее кислоты.
А что если каждое исцеление — узел на верёвке?
Люди улыбаются, но их души кричат — Довольно!
— Ты даруешь им второй шанс! Шипит Парацельс.
Его крылья из скальпелей впиваются в мои рёбра.
— Шанс на что? Спрашиваю я вслух. — На еще большее горе? На жизнь, которая давно исчерпала себя?
Парацельс молчит.
Ангелы, оказывается, не умеют отвечать на вопросы, от которых трескаются их идеалы.
А вопросы стали возникать…
Всех ли людей нужно спасать?
Ощущение, словно я стала соучастницей их игры.
Вот он — мужчина с раздутым от переедания сердцем. Его жир плещется под кожей и смазывает ржавые шестерни, а я вправляю ему клапаны, будто перебирая старенький мотор.
Он уходит, жуя гамбургер и я слышу, как артерии вновь забиваются холестериновой грязью.
— Спасибо, доктор! Кричит он, а Парацельс ликует у меня в груди, как пьяный механик в подпольном гараже.
В избалованном благами обществе, он без работы не останется…
А у этого — легкие прожженные в дырочку. Я латаю их, как заплатку на прогоревшем ковре, а он тут же закуривает, выдыхая дым в лицо врачу.
Его кашель звучит как аплодисменты моему лицемерию…
Очередная девушка с сифилисом крадётся из клиники, пряча пачку презервативов в сумочку. Вены еще пульсируют от моего прикосновения, а глаза уже ищут нового партнера для танца…
Взрослые — как дети, тыкающие вилкой в розетку.
Знают — что вредно, понимают — что умрут, но делают — ради острых ощущений. Я стираю их грехи ластиком, а они рисуют заново с большим размахом.
— Может в этом их заслуженное наказание?
Последним на сегодня стал мужчина пятнадцать лет коловший инсулин, но продолжавший пить газировку литрами. Его почки были похожи на сморщенные воздушные шарики.
Улыбка — сплошные кровавые десна…
Я исцелила его и понимаю, что теперь он может пить по два литра в день…
Божественная искра внутри становится ярче…
Ангельский покров, чтоб его…
Правильный ли путь я выбрала?
Может он сможет подсказать ответ…
Я сдала его как последний стукач…
Выяснилось, что его зовут Михаил…
За ним приехали я, черные машины и люди в масках. В его глазах, я увидела не страх и не злость.
Одна лишь усталость, глубже чем шахта, где десятилетиями добывали уголь. Он посмотрел на меня, будто еще на первой встрече знал — что предам.
Теперь и у нас отношения не заладились…
У Парацельса с Наталиэль не то чтобы вражда, просто столкновение мировоззрений. Они недолюбливали и обесценивали друг друга, но зла не желали…
Интересно, а как сложатся наши с Михаилом взаимоотношения…
* * *
Михаила как можно вежливо и деликатно скрутили под руки и сопроводили на приватную беседу…
Теперь мы располагаемся в стеклянном муравейнике на двадцатом этаже.
Стены — бронированные стекла, сквозь которые виден город, словно аквариум с мутной водой.
Охрана щелкает затворами как семечками. Михаил сидит напротив Звягина — его руки лежат на столе, на запястьях фиолетовые следы от наручников…
Вот и началось склонение к сотрудничеству….
Звягин расхаживает вокруг стола как голодный волк.
Его тень падает на Михаила — то сжимаясь в кулак, то гладя по голове. Замаскированные угрозы умело переплетаются с лестью и дружеским тоном.
В одну секунду — он судья и прокурор в одном лице, в другую — старый собутыльник.
— Миша вы же понимаете… Голос Звягина стекает как мёд с лезвия — Мы все хотим порядка, а ваша подруга, он кивает в потолок, — это неизвестное человеку явление, а все проблемы как раз возникают от невежества…
Михаил молчит.
Он остаётся беспристрастным на всех стадиях разговора.
Наталиэль где-то рядом…
Я чувствую присутствие — воздух пахнет горелой бумагой…
Парацельс вдруг шевелится в груди, холодная змейка обвивает рёбра и говорит — Наталиэль сообщает, что Михаил крайне недоволен твоим поступком… Блин!
Получается я заочно испортила нашу дружбу…
Элизабет виновато опустила взгляд в пол и ногти впились в ладони, оставляя полумесяцы.
— Элизабет. Внезапно говорит Звягин, поворачиваясь ко мне — Расскажи, как ты чудесно работаешь на благо общества. Михаил должен оценить твой талант и вклад!
Его улыбка слепит как вспышка фотоаппарата.
Я открыла рот, но смогла выдавить лишь несчастное… — Они… они благодарны…
Михаил усмехается.
Первый раз за всю встречу.
— Благодарны? Как крысы, вытащенные из мышеловки, чтобы снова бежать к сыру… Он умеет давить на больное…
Звягин хлопает в ладоши, будто мы разыгрывает пьесу.
— Вот видишь! Они хотят быть спасёнными! Даже если потом снова суют лапки в огонь.
Даже не знаю, с кем мне неуютнее…
Звягин давно зарекомендовал себя отрицательным персонажем… Но он как антагонист в фильме, который всё равно завоевывает симпатию зрителя…
Я присутствую здесь из соображений безопасности, поскольку могу вернуть к жизни человека в самых разных ситуациях и составляющих…
Кто знает, чем обернется наш контакт с ангелом Наталиэль.
Звягин нависает, манипулирует, настаивает, передергивает факты… Господи! Да если бы мне было восемнадцать лет, я бы в такого влюбилась без памяти!
Звягин сделал шаг вперед, и микроклимат в комнате изменился, будто перед бурей. Его тень растянулась под люминесцентными лампами и накрыла Михаила как одеяло.
Я не устаю спрашивать у Парацельса — А он точно не демон?
— То есть, как это вы не заинтересованы? Голос майора скрипел, как гвоздь по стеклу. — Вас осчастливили силой, но не научили, что в комплекте с ней идет большая ответственность?
Михаил поднял утомленный взгляд. Его глаза — два осколка льда — остановили Звягина на полуслове. От него веяло холодом кладбищенский плит, а воздух запах соленой горечью высохших слез.
Даже Парацельс в знак уважения перед божественной искрой Михаила съежился внутри меня…
— Он слишком интенсивно дербанит свою душу… Такими темпами, останется лишь черная дыра, пожирающая свет… Жуть… Сколько же страданий он абсорбировал…
— У меня свои цели. Произнес Михаил так, словно ронял в колодец камни. Каждое слово — глухой удар. — Ваши игры с демонами… войны… противостояния… всё это пыль…
Звягин понял, что наткнулся на невидимую стену. Его пальцы сжали спинку стула до хруста…
— Вы не понимаете… Майор заговорил медленно — как учитель с отстающим учеником. — Люди с вашими… Талантами… Это неисследованная область… И мы не можем подвергать общество опасности, в первую очередь ради вас самих.
Михаил усмехнулся. — Я вот видел видео, как бабушка усами вагоны передвигает… Может вам её завербовать? Оказывается, он умеет шутить!
Звягин дёрнул щекой.
С Тимофеем было легче.
Он как никак подросток и мало пожил, чтобы противостоять в мудрости такой акуле как майор.
Мне показалась или его рука рефлекторно потянулась к кобуре…
— Вы даже анализы отказались сдать на исследования. Почему-то руководство сильно интересовал наш забор крови…
