Синдзи-кун и парадокс Абилина (СИ) - Хонихоев Виталий

Вместе с тем она чувствует и тяжесть пистолета-пулемета в ее руках, сосредоточенно отсчитывая «девять, восемь, семь…» и ладонь ее-Таи на правом плече, сзади, и ощущения ее-Наи, которая уже направила своих пепельных клонов по лестнице вниз, а она-Света уже заложила заряд взрывчатки по периметру бронированной двери и сжимает в ладони плоскую коробочку детонатора, отсчитывая «шесть, пять, четыре…».

Они — все они вместе — чувствуют все, что чувствует каждая, знают то, что знает каждая из них. Их способность, манифестация ее — вовсе не «призыв своей копии из параллельного мира», а скорее — «объединение в одно целое». Кто-то говорил, что она всегда была нелюдима и одинока в коридорах Лазурного Дворца, что ее удел всегда был находится в тени у трона, что она так и не научилась нормально общаться с людьми. Наверное, это потому, что с самого детства у нее были подруги. Сперва она верила тем, кто говорил, что ее подруги — не настоящие, что они — воображаемые, как монстры под кроватью, которых изгонял ее брат — пока не стал слишком взрослым для этого. После этого он просто присылал Алых Стражей, — караулить ее сон. Но ей было страшно и в их присутствии — может даже от их молчаливого присутствия. Эффект «зловещей долины», так говорила одна из ее подружек, Тая, чей голос в голове звучал громче прочих. И объясняла, что это такое. А когда она сказала Тае, что та — воображаемая подружка, то Тая долго смеялась. Ты знаешь, как отличить воображаемого друга от реального — спросила она у нее в ту ночь. Очень просто — от воображаемого ты никогда не узнаешь ничего, чего бы ты не знал сам. Если это просто плод твоего воображения, твоей фантазии — то ничего нового ты от него не узнаешь. Давай проверим — ты мне кажешься, или я тебе кажусь? — и они всю ночь рассказывали друг другу истории своей жизни. В ту ночь она узнала много нового. А еще узнала, что Тая — это она сама. Просто где-то далеко. Узнала что жизнь у Таи в ее далеком-далеком далеке была не сахар — она рано потеряла родителей, а государственные ведьмаки преследовали таких как она и либо уничтожали, либо приводили к присяге, предварительно вырвав язык и ослепив, ибо «негоже орудию видеть и говорить». И они даже не знали, что их ночные беседы — слушали. Слышали. Все остальные. Многие из них прекрасно чувствовали себя в своих мирах, но были и такие, как Тая — изгои, бродяги, сироты. Живущие на развалинах уничтоженных миров, под гнетом тирании, в публичных домах и холодных, бесчеловечных фабриках-потогонках. Для них вечерние беседы были отдушиной, они находили себе подруг в темноте ментального пространства, словно звездочки в ночном небе. И когда Тая наконец нашла ту, которая смогла перенести ее в этот мир — все наконец стало на свои места. И она — стала наконец собой. Потому что они все — были семьей, были одним целым. Нет, каждая из них могла и отгородится от прочих, не отслеживать то, что происходит с прочими, особенно если уставала. Но в такие моменты как сейчас им нужно было действовать слажено и они на время — становились одним целым. Именно в этом был секрет успеха «Антимагии» — они были чрезвычайно эффективны при работе в команде, действуя синхронно и применяя свои способности так, словно были единым целым. Впрочем — они были единым и целым.

Она отслеживает эмоции на лице-маске Императора и решительно встает на ноги. Склонятся перед троном — пустая формальность, она — член семьи, у нее есть титул, она принадлежит к тем, кто может входить в тронный зал не назначая аудиенции, но она все равно каждый раз преклоняет колени. Потому что она представляет не только себя. Она представляет их всех. Это только для нее самой — все они равны, а для придворных и чиновников, остальные — всего лишь непонятные простолюдины, с которыми так любит играться сестра Императора. Но так было до попытки переворота, до бунта и манифестации Алых Стражей. В ту ночь именно они помогли Императору справиться с заговорщиками и потому ей было разрешено сформировать «Антимагию». То, что начиналось с детских игр в ее комнате и болтовни с воображаемыми подружками — обрело черты политической силы. Вооруженной силы. Отдельного спецподразделения. Как у любой политической силы — у них были враги. Или скорее конкуренты. Канцелярия с ее Инквизицией, Совет Кланов с их старикашками, мегакорпорации, только что выросшие, но уже рвущиеся к власти, кланы ночных воинов, не устающие присылать своих «медовых куноичи» во дворец — это вечные соперники и противники семьи Императора. Это те, кому было выгодно оторвать Императора от его семьи, а то и узурпировать его власть. Император был слишком зависим от Лазурного Дворца, и порой предпочитал не обращать внимания на то, что происходило за пределами святой земли. Она взяла на себя функцию контроля за самым важным, что было — за магами Империи. Потому что самым важным в этой игре была — сила. А сила возрастала в каждом маге с каждым годом и только слепой не смог бы увидеть, что магия в стране вспухает словно сдобное тесто в духовке. Контроль над магами, над магопсихозом, воспитание и культивация перспективных, привлечение их на свою сторону — вот чем следовало бы заниматься Императору вместо своих балов и приемов, вместо выращивания новых покоев Лазурного Дворца и выведения единорогов на потеху придворным льстецам.

— Хм. — говорит Император и его лицо становится скучающим. Она знает это выражение лица, у нее буквально несколько секунд, прежде чем он скажет, что устал и не собирается выслушивать всякие глупости, что у него назначена встреча и вообще — земли Ямато стояли до нас и будут стоять после, а тебе, сестра — лучше посмотреть на новый фонтан, который он, Император, возвел в павильоне Мечтаний и Грез. Алайя и Серафима уже оценили его по достоинству и считают новым чудом света.

Она сжимает кулаки. У нее еще есть аргументы. Они будут, будут вот-вот, а пока ей нужно удержать внимание Императора.

— Инквизиция перешла черту. — повторяет она, повторение делает ее слабой, зря она так, но пока у нее нет других козырей: — они начали говорить от твоего имени. Они посмели официально объявить о роспуске «Антимагии»! А ты знаешь, что это означает?

— Роспуск «Антимагии»? — предполагает Император скучающим тоном: — ну и пусть распускают. Толку от нее. Будешь больше дома бывать, хоть с кузинами начнешь общаться, а то мне тут на тебя жалуются, что ты совсем с людьми разговаривать перестала, все со своими … подружками.

— Вот уж нет. Это означает, что нам придется переименовывать мое подразделение. Мы не можем дергать общественное мнение из стороны в сторону, то объявляя о роспуске, то снова формируя «Антимагию». А распустить его на самом деле я не дам. Только через мой труп… если ты на это готов. — она шутит только наполовину, и они оба знают об этом. В Лазурном Дворце и раньше пропадали родственники, никто не хочет ворошить старые истории, но жить в Лазурном Дворце — это значит жить в роскоши и не знать недостатка ни в чем… а еще полностью зависеть от Императора. Всемогущий на территории Святой Земли… мало кто понимает, что это означает. Божьей милостью Тэнно не переходит границы, установленные для людей, и уважает свободу выбора и ментальную независимость своих подданых, даже позволяя им плести свои заговоры и интриги при дворе. Но это ни в коем случае не означает его слабость.

— Не, ну на твой труп я не пойду. — наклоняет голову Император, выдержав некоторое время, в течении которого она успела забеспокоится: — ты и живая выглядишь не очень, а мертвой еще и пахнуть начнешь, добавляя дурную славу Лазурному Дворцу. Этого я допустить не могу.

— Значит — придется придумывать новое название, новое обоснование, финансирование и нормативную документацию. — безжалостно подвела итог она. На периферии сознания она слышит отсчет «три, два, один!» — и клик пластиковой кнопки детонатора в руке, взрыв срывает бронированные двери с петель, и они врываются внутрь, сея смерть и разрушения. Она-Яна семенит от угла к углу, торопливо размечая в голове секторы обстрела и простреливаемые пространства, короткими очередями гасит выскочивших охранников в форме Инквизиции. Все идет как надо. Пока.