Поймать хамелеона (СИ) - Григорьева Юлия

— Верно, — кивнул Макар, — за такое надо больше денег.

Кондратий Евстафьевич промолчал, и это могло означать лишь одно — он согласен с требованиями своих «ребятушек» и одергивать их не собирается. Олег вздохнул. Он понимал, на что рассчитывают разбойники. Он один, их трое, и деться отсюда некуда. Жить хочет, даст денег.

— Я заплатил за все риски сразу, — спокойно ответил Котов. — И предупредил, что дело крайне опасное, и соваться к Дарье не велел. — Цеп достал нож и теперь поигрывал им, намекая, что спорить никто не намеревается. Маг криво усмехнулся и поставил перед собой трость. — Сейчас вы отнесете Гаврюшу в Обуховскую больницу. Скажете, что шли в Дом терпимости на Мещанской. По дороге к вам привязался незнакомый мужик. Молодой, одет хорошо, волосы светлые и на щеке порез. Задирал, оскорблял. Думали, что пьяный. Гаврила с ним сцепился, вы прошли дальше, потому что он сильный, а мужик выглядел щуплым. А когда обернулись, увидели приятеля уже таким. Куда делся белобрысый, и как это сделал, не видели. После этого стало не до девочек, забрали Гаврюшу и думали, что делать. Где отсиживались и почему не решились идти в больницу сразу, придумает Вася и расскажет, пока будете ехать. Ни в каком Лесном вы не были, никакую Дарью не искали. Никаких заказов не получали. Всё, забыли об этом. Берите его, — Олег кивнул на жертву хамелеона и, поднявшись на ноги, первым направился к выходу.

За спиной послышалась возня, но розыскник не обернулся, знал, что сейчас его слова исполняются в точности. Он и наверх поднялся первым, и уже там ждал, когда появятся остальные. Вторым выбрался из ящика Кондратий Евстафьевич. Он встал рядом с Котовым, так и не нарушив молчания.

Следом появилась голова Васеньки Цепа, он выбрался в коморку и, склонившись над ящиком, ухватил Гаврилу и вытянул его наверх. Тот не охнул, не вскрикнул, даже не застонал. То, что это живой труп, которому уже никто не поможет, Олег видел. Он склонился к лицу жертвы хамелеона, заглянул в пустые глаза, а после накрыл грудь ладонью, где едва улавливалось биение сердца. Но вот оно трепыхнулось еще раз и затихло, подвластное воле мага. Мучения несчастного прекратились. Спасти его было невозможно, а что предъявлять полиции: труп или умирающего — значения не имело.

После того, как наверх выбрался и Макар, Кондратий Евстафьевич вернул дно в ящик, закрыв им проход, после опустил крышку, задернул занавеску и направился на выход. Его разбойники потащили мертвеца следом. Котов в этот раз шел последним. Он поравнялся со сторожем, когда тот вышел проводить хозяина, поднял руку и произнес:

— Забудь, что видел. Ступай.

Сторож моргнул, а после ушел туда, где сидел всё это время. Ни Кондратий Евстафьевич, ни разбойники назад не обернулись. Они дошли в молчании до пролетки, усадили туда мертвеца и втиснулись рядом с ним. Олег подошел к кучеру, удивленно взиравшему на происходящее, и позвал:

— Голубчик. — Кучер перевел взгляд на мага и застыл, пойманный в ловушку его взгляда. — Отвезешь в Обуховскую больницу и сразу уедешь. Ни меня, ни хозяина ты не видел. Нас здесь не было. Кондратий Евстафьевич, а вы идите ко мне, прогуляемся. — Бакалейщик послушно выбрался из пролетки, и Олег махнул рукой: — Езжайте с Богом.

Пролетка тут же покатила прочь, а розыскник и главарь шайки неспешно побрели следом. А через несколько минут между ними завязалась беседа, и со стороны казалось, что мужчины просто прогуливаются. Они даже посмеивались время от времени. Да и сам Кондратий Евстафьевич был уверен, что они с Романом Андреевичем попросту вышли пройтись и поговорить о всяких пустяках. Зачем это им понадобилось, Бакалейщик не знал, да ему и в голову не приходило задаться подобным вопросом. День чудесный, собеседник хороший, отчего бы и не прогуляться, а где… да всё равно! В приятной компании везде хорошо.

Мужчины выбрались на Забалканский проспект, по нему дошли до Новомосковского моста, перешли по нему на другой берег Обводного канала и продолжили путь всё по тому же проспекту. На перекрестке свернули на Малый Царскосельский проспект, а оттуда на Серпуховскую улицу. Наконец вернулись в бакалейную лавку, оба находясь в прекрасном расположении духа.

— Ну и славно же прогулялись, — довольно произнес Кондратий Евстафьевич под изумленным взглядом приказчика и продавца, стоявшего за прилавком. Если они и не знали о произошедшем с Гаврилой, то состояние своего хозяина видели. А теперь он сиял, как начищенный пятак. — Душевно благодарю, Роман Андреич, что не отказали мне в такой милости.

— Пустое, Кондратий Евстафьевич, — отмахнулся Котов. После обернулся к удивленным мужчинам и произнес: — Всё хорошо, ничего не произошло, мы уходили на прогулку, — и изумление исчезло, каждый вернулся к своему делу. Гуляли и гуляли, им-то что? Олег вновь посмотрел на Бакалейщика и мило улыбнулся: — Было приятно провести с вами время, вы, оказывается, примечательнейший человек. Теперь откланиваюсь. Возвращайтесь к своим делам, у вас их немало. Не смею более отнимать вашего времени.

— Буду рад новой встрече, Роман Андреич, — заверил Кондратий Евстафьевич. — А я, пожалуй, вернусь к делам, у меня их немало.

Котов чуть склонил голову, прощаясь, и покинул лавку. Уже на улице жизнерадостная улыбка сменилась задумчивостью, и розыскник зашагал в сторону своего дома, где его ожидала Глашенька. Вскоре послышался лошадиный топот. Олег поднял голову и увидел пустую пролетку, теперь настоящую пролетку. Он махнул рукой, и извозчик натянул поводья.

— К Александринскому театру, — велел маг.

Теперь у него появилось время поразмышлять, и Олег не стал себе отказывать в этом занятии, тем более, было о чем.

Глава 28

Поднимался в квартиру Котов медленно, едва переступая со ступеньки на ступеньку. Так и не дойдя, остановился и навалился на перила. Надо было собрать воедино то, что он уже знал о хамелеоне, и сведения, которые получил сегодня.

— Итак… — прошептал Олег и уселся на ступеньку.

Хамелеона втянули в этот мир помимо его желания… если он не солгал, а лгать ему вроде бы и незачем. Зная о маге только то, что уловил по возникшей связи, поглотитель отправляется на его поиски. Почему-то он не ищет там, где произошел прорыв, а отправляется в Петербург… Впрочем, это произошло не сразу, Воронецкие уехали на четвертый день после того, как вторженец оказался здесь. У него было время на поиски. Значит, был уверен, что ему надо в столицу.

Хорошо. Возможно, у его уверенности и вправду был повод. Он не тронул Глашеньку. И слава Богу! Не тронул Михаила, он был рычагом давления на девушку. И не тронул кучера, хотя мог бы. Но выбрал Мефодия Парамоновича, и в его облике сблизился с Воронецкими в дороге.

Но после Воронецкие утеряли для него ценность, раз он решил подставить Михаила, несмотря на договоренности с Глашей. Впрочем, тут может быть объяснением, что через Мефодия Парамоновича он понял, что Глафира Алексеевна ему ничем не поможет. Она девица, никуда от брата уйти не может, да и в поисках тоже бесполезна.

Однако вторженец должен был понимать, что его будут искать, и в столице империи Ведомство не может не присутствовать. Да даже если бы и не присутствовали, то выйти на след от места было несложно. И тогда Воронецкие из помощников превращаются в ширму, потому что именно Глаша была на месте прорыва, именно Михаил имеет все возможности передвигаться по городу в одиночестве и в любое время дня и ночи. А еще надо было выяснить, кто же станет охотником за хамелеоном.

Но до того как начать действовать, поглотитель каким-то образом нашел дачу, потому что Воронецким он предлагал переехать туда еще до убийства Румпфа. Кстати, тогда же мог увидеть и порез на щеке Михаила. И в этом случае находиться близко к брату с сестрой ему было незачем, как подумалось еще не так давно. То есть не нужно было работать в гостинице или в ресторане. Да и не новгородские помещики были целью хамелеона, чтобы полностью сосредоточиться на них.