Стражи восемнадцати районов. Том 1 (СИ) - Крейн Антонина

У Алана было всё: любимое дело, ум и талант, несметные богатства, допуски к порталам, позволявшим ему путешествовать по всему миру, и женщина, которую он без памяти любил. Когда она сказала, что беременна, не было человека счастливее Алана Айземанна. Александра – так её звали – настояла на том, чтобы рождать в человеческом госпитале. Алан с подозрением отнесся к этой идее, но он боготворил супругу, и поэтому согласился.

Возможно, зря.

Потому что при родах Александра умерла. Несовершенные человеческие врачи не смогли спасти ее. И что еще страшнее – они сказали, что оба близнеца родились с больными сердцами. Это нельзя исправить. Даже у современной медицины есть предел возможностей.

Алан Айземанн забрал детей и отправился в Небесные Чертоги. Ангелы тоже не могли помочь. Тогда Алан потребовал, чтобы из высших сфер позвали кого-нибудь, способного вылечить его детей. Ему ответили, что это невозможно.

«Мои дети умирают» – сказал он. «С людьми такое случается» – посочувствовали ему.

Высшие сферы не вмешиваются в дела Земли, кроме как в случаях, когда инициатива исходит оттуда, либо же отправляется официальный запрос, который рассматривается от полугода.

Близнецам врачи дали всего два месяца – в лучше случае.

Тогда Айземанн бросился к своему наставнику – шаману по имени Веналайнен, который всегда казался ему почти всемогущим. Веналайнен был готов вырвать из груди своё старое сердце ради малышей, но, увы, даже это не помогло бы. Алан оставил детей старику и куда-то уехал.

Говорят, он всю жизнь был похож на вихрь, оживший смерч – а в те дни особенно.

– Веналайнен до сих пор корит себя в том, что не понял, что замышляет его любимый ученик, – поделился Клугге, глядя на свои пальцы, белеющиеся в спускающейся темноте. – Ведь очевидно было, что отец не сдастся. Что он не медитировать ушел, а искать другие выходы. Но Веналайнен тогда пребывал в таком шоке – этот старик, Женя, куда добрее, чем кажется, – что только нянчился с нами и сам лихорадочно пытался придумать, как быть. Странное дело – такая могущественная магия, такие огромные деньги, всего два крохотных тельца с двумя дырками в сердцах там, где их не предполагается – а сделать ничего нельзя.

В общем, неудивительно, что Алан Айземанн, когда ему отказали небожители, отправился к демонам. Хозяин Сумрачного Города сказал, что не может помочь. Зато нашлась одна старая демоница, чья особая техника позволяла ей обменивать жизни одних на жизни других – конечно же, в очень плохой пропорции.

– Тридцать свежих детских сердечек, Айземанн, – сказала она. – И твои малыши останутся в этом мире.

– Насколько детских?

– Не старше пяти лет.

И тогда Алан Айземанн пришел в детский сад, в котором, будучи стражем, регулярно отлавливал проклятые порождения ребяческих ночных кошмаров. Его там обожали, иногда он вел занятия, как приглашенная знаменитость.

Алан поздоровался с нянечкой, сказал, что ему нужно кое-о-чем сообщить детям, прошел в класс. Запер за собой дверь, призвал теневые клинки и убил всех, кто находился внутри.

Получилось даже больше тридцати детских сердец.

Плюс трое взрослых.

Когда Алан Айземанн с пропитанным кровью мешком, за которым тянулся дух свежей смерти, снова явился на порог Веналайнена и велел отдать ему близнецов, старый шаман уже понял, что его любимый ученик сделал нечто ужасное.

Нечто непростительное.

Что душа Айземанна отныне искажена; что за синими глазами нет больше ничего, кроме пустоты.

– Я не могу пустить тебя, Алан, – сказал Веналайнен. – Что ты натворил?

Когда тот в ответ молча всадил ему клинок в грудь и старый шаман сразу осел на пол, он почувствовал огромное облегчение. Ведь он боялся, что придется сражаться, и что – самое страшное – он может победить. А ведь это был его любимый ученик, черт возьми.

Любимый и талантливый настолько, что смог попасть мечом в ту самую точку, которая обездвижила Веналайнена и создала у астиномов впечатление, будто Алан хотел убить шамана, но промахнулся.

Но вот в чем загвоздка: если бы Алан хотел, он бы убил.

– Прощайте, наставник, – поклонился Айземанн-старший и вместе с плачущими в люльке близнецами и мешком, полным чужих сердец, ушёл во тьму.

Его арестовали через пару месяцев.

А близнецов нашли только через пять лет – Алан пристроил их к одной ведьме в Сумрачном Городе.

Они были живы и здоровы. Вот только ведьма не удержалась от любопытства и насильно пробудила магические дары детей, когда им было всего по пять лет – чтобы понимать, чего от них ожидать в будущем. И, возможно, в дальнейшем найти им более полезное применение, чем «счастливая спокойная жизнь», за которую заплатил их отец.

Жадность губит. Все знают это. Но некоторые все равно почему-то попадаются на крючок.

Это опрометчивое решение – насильственная инициация – и сгубило ведьму. Испуганные, близнецы сбежали. Их вскоре нашли; ведьму – тоже, и, будучи сообщницей Убийцы Детей, она тоже оказалась в тюрьме. Только не в Беззвёздной для особо опасных преступников, а в обычно-магической.

Перед Небесными Чертогами встал вопрос: что делать с близнецами?

За жизни Клугге и Инги было заплачено чужими жизнями. Блистательный страж Алан Айземанн, пример для других колдунов, поклявшийся посвятить свою жизнь защите людей от чудовищ, устроил кровавую бойню. Чтобы спасти двоих, без сомнений убил три дюжины.

Что это значит теперь? Ведь время вспять не повернешь. Как быть с близнецами? Просто – как? В какой мере дети должны расплачиваться за грехи отцов?

В конце концов, Инга и Клугге не понесли никакого наказания за деяние Алана. Никто не ограничивал их права, не ставил условий, не выдвигал требований.

Они были свободны.

Но Инга Айземанн всю жизнь совалась в передряги, из которых было больше шансов выйти мертвой, чем живой, и, будучи наследницей огромного состояния, упрямо работала на нескольких работах, всё время чувствуя, что она в страшном долгу, от которого ей никак не избавиться.

А Клугге Айземанн, как две капли воды похожий на своего отца, никогда не смеялся на людях, чтобы никто, глядя на него, не увидел в нём и тени балагура, красавца и весельчака Алана. Чтобы никто не подумал, что он, в своем-то положении, имеет наглость улыбаться.

Нет, Айземаннов простили не для того, чтобы они радовались жизни. А чтобы были полезными.

Им никто об этом не говорил. Но, к сожалению, так чувствовали сами близнецы.

***

Я сидел, оглушенный.

История Айземаннов была страшнее любой сказки о проклятых. Я вдруг по-новому взглянул на Клугге. Его ледяное спокойствие и отстраненность оказались не фигуральными темными очками суперзвезды, а щитом, выкованным из одиночества.

– Если бы не Феликс, в Академии мы бы поехали кукухой, – сказал Клугге, заливая в рот последние капли настойки.

Слова «кукуха» в его исполнении звучало почти по-французски.

– Потому что до поступления мы, по сути, учились индивидуально. А там впервые оказались среди огромного количества сверстников. Ты уже знаешь, что Рыбкин к своим семнадцати годам успел прославиться в определенной сфере.

Я кивнул. Самый молодой наемный охотник на проклятых и, в некотором смысле, плохой парень колдовского мира. Мой сосед буквально вышел из young adult романа.

– У нас с Ингой наоборот, – Клугге создал из тени дротики и начал от нечего делать бросать их в ствол ближайшей сосны. Выпитая настойка не сказалась на его меткости. – Мы до Академии жили настолько тихо, что я даже не представлял, что бывает иначе.

Новый дротик вонзился прямо в предыдущий, расколов его пополам. Какая-то белка на верхних ветках сосны с негодованием наблюдала за действиями Айземанна и судорожно сжимала орех. А потом и вовсе сунула его за щеку. Стресс. Надо заесть.

– Многие полагают, что я замкнут и молчалив потому, что пытаюсь создать интересный образ, – Клугге прикрыл глаза. – Но на самом деле я, по собственным меркам, я тот еще болтун. Мне чаще приходится уговаривать себя сказать что-либо, нежели промолчать. Будь моя воля, вообще бы не разговаривал – за редкими исключениями.