Княжна Тобольская. Дилогия (СИ) - Смышляева Ольга

– Далан такой счастливый, будто в лотерею выиграл, – хихикнула Вика, потягивая холодный чай. – Бедняга ещё не знает, на что подписался.

– Не жалеешь, что отказалась? – спросила её я.

– Стать председателем? Ни секунды! По правде сказать, Вась, я до последнего боялась, что ты передумаешь и всё‑таки выберешь меня. Нет уж, я хочу наслаждаться курсантской жизнью, а не работать куратором забесплатно.

– Это вклад в будущее, Вик.

Рыжая подруга беспечно махнула ладошкой:

– Молодость ценнее честолюбия.

– Но она удивительно быстро заканчивается.

– Зато остаётся счастье! Мне по праву рождения не занимать высокой должности, – Вика постучала пальчиком по серебряному медальону с гербом Саратова на своей груди. – И, честно говоря, я не хочу положить жизнь на ступени карьерной лестницы, как Надир. Я хочу стать уважаемым специалистом на месте, работать на благо семьи и выйти замуж за любимого человека, – она мило покраснела, вспомнив друга детства. Насколько знаю, этим летом они хотели объявить о своих чувствах открыто.

– Прекрасная мечта.

– Я даже немного сочувствую вам, платиновым медальонам, – вздохнула она. – У вас такого выбора нет, только долг.

– И золотая ложка во рту, – засмеялась я. Надеюсь, не очень фальшиво.

Подруга понимающе улыбнулась и, к счастью, не стала продолжать. Зачем портить такой хороший вечер разговорами о безрадостной доле губернаторской дочки?

Условия договора выполнены. Четвёртый ранг силы автоматически возобновляет мою помолвку с Красноярским, о чём объявят уже через три дня. После стычки в кабинете ректора я намеренно избегала Ярослава, но знаю, что он так и не успел взять восьмой ранг. Можно считать, жернова адской матримониальной машины пришли в движение. Одно радует – до свадьбы останется год. Целый год, чтобы придумать, как избавиться от дурацкой помолвки на веки вечные. Независимость для меня высшая ценность, в каком бы из миров я ни очутилась.

«А если не получится, всё‑таки сбегу отсюда подальше», – тихонечко подбодрил внутренний голосок Ирэн. – «С разблокированной карточкой сделать это будет чуточку проще».

– Чего приуныла, Вась? – Надир плюхнулся на диван между мной и Викой, обняв нас мускулистыми руками, как мишка оленей.

– Да так, – пожала плечом. – Расставаться грустно. Как подумаю, с кем придётся учиться в следующем году, оторопь берет. Бывшие подружки, бывшие друзья, просто бывшие… Только представьте – они делали ставки, сумеет ли обнулённая восстановиться в срок или нет!

– Сурово. И как, выиграл кто?

– Двое, – поморщилась я. – Павел Вологодский и Рихард Тавастгусский сорвали банк. Первый ставил по личным причинам, а второй по приколу. Рихарду нравится идти против толпы просто потому что. Тьфу на них! Впору ещё один ритуал устраивать, лишь бы не видеть эту кодлу мажорчиков.

– Надир, дай ей затрещину, чтобы не шутила так больше.

– Не надо затрещин, у меня в руках стакан с чаем.

– Тогда точно дай!

– Да ладно, я ведь не серьёзно! Но к управленцам действительно не хочу. Мы расстались паршивым образом, и вертела я на Кролике восстанавливать отношения хоть с одним из них.

– Предложил бы уйти к стражам, но прости, Вася, тебе не хватит баллов рейтинга в ушу и цзяньшу, – задорно подмигнул Надир. – Челябинский берёт к себе только самых лучших.

– Не забудь купить бочку крема от мозолей, лучший ты наш. Видел замученных мальчиков, бегающих по стадиону с высунутыми языками? Ну вот, теперь и ты будешь. Днём и ночью – круглый год, Самаркандский!

– Всё веселее, чем портить зрение над страницами налогового кодекса.

– Святой Иннокентий, покровитель Саратова, я уже скучаю по вам! – воскликнула Вика. – Обещайте, что однажды мы ещё сходим в «Юлдус», – она свела брови домиком. – Или в другое место. Хоть куда‑нибудь, но только все вместе!

– Например, в Малахитовый дворец, – тут же предложила я. – У вас есть планы на ближайший понедельник? Хочу пригласить на светский приём.

Надир задумчиво нахмурился:

– Малахитовый дворец – это ведь малая резиденция Великого Князя?

– Она самая, – подтвердила я и развернула мысль подробнее: – Восемнадцатого мая состоится оглашение моей помолвки с Красноярским. Мероприятие чисто номинальное, но народу нужны зрелища, а семье Тобольских прилюдное опровержение грязных слухов. Честно скажу, гостей планируется много, две сотни плюс‑минус десяток человек: аристократы и прочая титулованная братия толстосумов с космическим самомнением.

– Жёстко! – присвистнул Надир. – Ты уверена, что мы не помешаем?

– Вы никогда не помешаете. Давайте, ребята, соглашайтесь! Будет забавно, всё же помолвка юбилейная, третья по счёту. Когда ещё такое увидишь?

– Никогда, – с серьёзной мрачностью ответила Вика. – Третья помолвка дурной знак, она всегда заканчивается разрывом.

– Сильно на это рассчитываю.

– Я не шучу, Вася! Третья помолвка очень нехорошая примета. Это все знают.

– Так скрестим же пальцы, чтобы сработало наверняка.

– Оно‑то сработает, только сделает это таким паршивым образом, что ты уже не рада будешь. Третья помолвка кончается трагедией. Это аксиома!

На мгновение мне почудилось, будто Вика изрекает пророчество, а не глупое суеверие. Однажды она рассказывала, будто её бабка умела предсказывать будущее и передала этот дар потомкам. Смешно в такое верить, но бр‑р.

– Поживём – увидим. Так что́ с вечеринкой? Идёте?

– Я в деле, – кивнул Надир. – Событие такого уровня нельзя пропускать, даже если оно окажется скукой смертной. Правда, Вик?

Рыжая растерянно хлопнула ресницами:

– У меня нет подходящего платья. Они все в Саратове.

– Вообще не проблема, – улыбнулась я. – Бери любое из моих, а лучше все сразу. Давно собиралась сменить имидж, да повода не было.

– Если думаешь, что откажусь, не на ту напала! – Вика радостно взвизгнула. – У тебя есть зелёное? Или красное? Да, лучше красное! Обожаю красный цвет…

Пользуясь случаем, я отдала ей практически весь гардероб Тобольской. Блузки, топики, платья. Стильные, безумно дорогие и решительно не для меня. У Васи красивая грудь, она никогда не стеснялась демонстрировать декольте, но потом случился специфический шрам: три линии прямо в области сердца, вечное напоминание о страшном грехопадении – кровавом ритуале. Отныне мой удел платья с высоким лифом, пуговицы и свитера.

Утро нового дня началось с облома. Я планировала наконец‑то отоспаться, когда в комнату ворвался пахнущий ванильно‑вишнёвыми духами вихрь в элегантном лавандовом костюме, с крокодиловой сумочкой под мышкой и неприлично тяжёлыми бриллиантами в ушах. Её сиятельство Лариса Сергеевна Оренбург‑Тобольская. Мама или просто ма.

Однажды это должно было случиться – встреча с человеком, которого не провести парой типичных фраз Василисы. Родитель сердцем чует подвох, не так ли?

Накануне я заново перечитала личный дневник Васи, стараясь запомнить всё, что написано о семье в целом и маме в частности: мелкие детали, ласковое обращение, знаковые события. Отмахнуться от родительницы не могла и, в общем‑то, не хотела. Это будет подозрительно и крайне неблагодарно, учитывая, что всё это время она защищала меня от отцовского гнева, поддерживала морально и регулярно подбрасывала деньги. Хорошее отношение – меньшее, чем я могу ей отплатить.

– Васенька, малышка! – мама бросилась с объятиями. – Как же сильно я скучала!

– Взаимно, ма, – обняла её в ответ, как и подобает любящей дочери. Ванильная вишня ударила в ноздри удушливым кулаком.

Глаза женщины заблестели от слёз, но она быстро взяла себя в руки, чтобы не попортить идеальный макияж. Осторожно поставив сумочку на краешек стола, придирчиво осмотрела интерьер. Увиденное ей не понравилось.

– Здесь так тесно, мне уже нечем дышать. Костромской посадил тебя в карцер?

– Двадцать пять квадратов, вполне прилич… да, настоящая клетка! Не представляю, как за семь месяцев я ещё не свихнулась от клаустрофобии.