Волки (СИ) - Токтаев Евгений Игоревич "Инженер"

Присутствие юного Гентиана не просто в свите императора, а в его ближнем кругу, среди немолодых и заслуженных людей, было почвой для самых разнообразных пересудов. Изучение и пресечение коих, кстати, по причине касательства персоны Августа, входило в сферу прямых обязанностей Марциала. Многие объясняли невиданное расположение императора к юноше тем, что отец Гентиана, сенатор Скавриан — давний друг и соратник Траяна. Они почти земляки, Скавриан — уроженец Нарбоннской Галлии. Траян всегда благоволил ему и, учитывая, что именно Децим Скавриан уже три месяца как назначен наместником новообразованной провинции Дакия, присутствие его сына в императорском претории выглядело вполне естественно.

Но это с какой стороны посмотреть. Августа окружали многие отпрыски знатнейших семейств, но вот на совет легатов приглашался далеко не каждый юнец-латиклавий, военный опыт которого исчезающе мал.

Адриана это обстоятельство весьма настораживало. Он был ближайшим родичем Траяна, если считать лишь мужчин, и привык думать, что имеет наивысшие шансы унаследовать титул Августа. Конечно, хватало и других кандидатов в преемники, что не добавляло Адриану душевного спокойствия, но прошлогоднее появление в свите цезаря этого юноши заставило Публия заволноваться всерьёз.

— Для идиотов, конечно, нет разницы, кто командует варварами, — сказал Адриан, стараясь, чтобы голос звучал как можно безразличнее, — вождь северян, прежде не видевший ни одного римлянина, или два опытных волчары, успешно дравшихся с нами ещё при Домициане. Не все ли равно?

Гентиан поджал губы.

— Надо вызвать Бицилиса и расспросить!

— Можно и вызвать, — спокойно ответил Марциал, — только вряд ли он скажет что-то новое.

— И все же, Гай, Децим прав, — сказал император, — надо использовать все возможности по сбору сведений о противнике.

— Будет исполнено, Август, — слегка наклонил голову Марциал.

Адриан чуть скривил губы, правда никто этого не заметил — Публий не брил бороды. Так он скрывал уродливый шрам на лице, полученный на охоте. Злые языки поговаривали, что он прячет бородавки. За бороду, а также любовь к сочинениям эллинских поэтов и философов, сестра цезаря, увы, покойная ныне Ульпия Марциана ласково, но за глаза, называла Публия «гречонком».

— Значит, имя вождя ты, Гай Целий, не знаешь? — спросил Квиет.

Марциал отрицательно покачал головой.

— А численность варваров твои эксплораторы смогли выяснить?

— Весьма приблизительно. Их около пяти тысяч человек.

— Не густо, — сказал Гентиан.

Уже не Адриан, а Лициний Сура сверкнул в его сторону уничтожающим взглядом.

— Не стоит недооценивать врага, — мягко, но осуждающе произнёс Лаберий, предупредив гневную тираду соправителя императора.

Осторожность была поставлена во главу угла стратегии Траяна в обеих его войнах с Децебалом. Марка Ульпия некоторые придворные льстецы сравнивали с Александром, но цезарь был далёк от методов ведения войны великого македонянина, ошеломлявшего врага своей стремительностью. Вглубь Дакии легионы продвигались черепашьим шагом. Обстоятельно по всем правилам осаждали крепости, строили мосты и дороги.

— Недооценивать не следует, — сказал мавретанец, — но всё-таки действительно не густо. Думаю, до весны они не сунутся. Будут дальше копить силы.

— Вот именно, — согласился император, — но я не собираюсь ждать, пока на носу у нас созреет чирей в виде нового объединения племён. Надо выдавить гнойник сейчас.

— Скорее уж не на носу, а на заднице! — хохотнул Сура.

— Это если спиной к ним повернуться, — сказал Адриан.

— Тебя, дорогой мой Луций, ноги уже в Рим несут? — поинтересовался Траян у друга.

— Я там, где ты, Август, — все ещё улыбаясь, заявил Сура, — но, откровенно говоря, не вижу смысла зимовать в этой дыре. Скавриану и без нас хватит способностей обустроить колонию. К тому же ты оставляешь ему три легиона.

— К тёплому солнышку потянуло? — усмехнулся Лаберий.

— Не только его, — оскалился Квиет.

Адриан вспомнил слова мавретанца про «зелёную зиму» и улыбнулся.

— Я не сомневаюсь в Скавриане, — согласился Траян, — но затравленный нами волк слишком опасен, чтобы повернуться к нему спиной, не убедившись, что он издох.

— Сколько войск ты пошлёшь на варваров, Август? — вернулся к делу Адриан.

— Твой легион, — ответил Траян, — и Македонский, когда прибудет. Тринадцатый останется в Апуле. Так же возьмёшь шесть когорт ауксиллариев для строительства дорог.

— Не чрезмерна ли такая мощь против пяти тысяч варваров? — удивился Квиет.

— Предположительно пяти тысяч, — уточнил Сура.

— Вот уж чего я не собираюсь устраивать, так это сомнительные состязания с варварами, один на один, — отрезал Траян.

Адриан усмехнулся. Император это заметил.

— Ты чувствуешь в том урон для своей чести, Публий? Не забывай, мы не на Играх. Варваров надо просто раздавить, чтобы навсегда исключить эту угрозу.

— Ты поставишь командующим Публия? — уточнил Квиет.

— Разумеется, — улыбнулся император, — вы же слишком теплолюбивы для житья в палатке посреди снегов. На этом все. Публий, начинай подготовку к выступлению.

— Слава цезарю! — отсалютовали легаты и потянулись к выходу из претория.

Марциал ненадолго задержался, а когда вышел наружу, нос к носу столкнулся со стоящим навытяжку Тиберием Максимом. Декурион был бледен.

— Что-то случилось, Тиберий? — спросил трибун.

— Случилось? — пробормотал декурион, — да, случилось. Такое, что… Думаю, командир, ты должен это своими глазами увидеть.

VI. Следы

Обугленный остов дома, заметный издалека, волей-неволей притягивал взгляд, уставший от созерцания савана, что чья-то гигантская рука набросила на окоченевшую землю. Немного к западу, где под ледяным припорошенным снегом щитом дремал Марис, сквозь прорехи белого полотна торчали острые серо-бурые скалы. Медленно, год за годом, они все сильнее вспарывали берег реки, словно наконечники копий, пронзивших тело великана, решившего прилечь отдохнуть у воды.

На юге громоздились горы. Их вершины еле-еле различались на фоне мрачного неба. К северу, докуда хватало глаз, простиралась однообразная заснеженная равнина. Впрочем, равниной её можно было назвать лишь с большой натяжкой. Это далеко не плоская степь, а просто обширное безлесное пространство, изрытое оврагами, вздыбленное буграми, заросшее бурым кустарником. Лес еле-еле угадывался на самом горизонте.

Безрадостное зрелище. За милю от него веяло смертью, даже если не знать, что она действительно собрала здесь немалый урожай. Тягостную могильную тишину время от времени разрывало на части хриплое карканье и негромкое беспокойное конское ржание.

— Я не слишком сведущ в чтении следов, — сказал Марциал, — но вижу, что в настоящее время читать тут уже нечего. Вы всю землю перепахали копытами.

— Следов и без того не осталось, — мрачно ответил Лонгин, — метель все скрыла. Хоть топчись, хоть на цыпочках прыгай — легче не станет.

За сотню шагов до мёртвого дома трибуна и его спутников ожидали трое верховых. Паннонцы. Поравнявшись с ними, Тиберий остановил коня и повернулся к Марциалу.

— Здесь первый.

Он спешился, кинул поводья одному из всадников и, пройдя несколько шагов, остановился в зарослях сухого и ломкого бурьяна, достававшего ему почти до пояса.

Марциал подъехал ближе. У ног Тиберия лицом вниз лежал человек.

— Это Авл Скенобарб, — сказал декурион.

— Остальных убили в доме? — спросил Марциал.

— По большей части, — подтвердил Тиберий.

— Стало быть, это не первый, а последний, — предположил Гай Целий, — он пытался убежать.

— Не обязательно, — возразил Лонгин, — может быть, он стоял в дозоре.

Тиберий покосился на Бесса. Несколько часов назад, когда паннонцы только прибыли на это место, у Сальвия вся кровь отхлынула от лица, а зубы отбивали замысловатую дробь. Сейчас он уже несколько пришёл в себя, но всё равно выглядел подавленным. Впрочем, как и все присутствующие, кроме, разве что, Марциала, который являл пример хладнокровия и сосредоточенности.