Волки (СИ) - Токтаев Евгений Игоревич "Инженер"

На военных советах, даже когда они проводились в очень ограниченном кругу, Гай Целий неизменно присутствовал и часто исполнял обязанности секретаря. На эту, третью по счету войну с Децебалом император взял семнадцать легионов, в каждом из них имелся трибун, руководивший фрументариями, но часто это были люди почти случайные и занимались они хлебным снабжением в его буквальном смысле. Никто из них не мог сравниться с Марциалом, ни по заслугам, ни по обязанностям. Кто везёт, на том и едут.

Третья война, если считать ту, которую вёл с Децебалом император Домициан. Не все легионы участвовали в ней в полном составе. Некоторые, например британские и каппадокийские были представлены отдельными подразделениями.

Накануне прибытия Тиберия Максима Марциал получил от своих лазутчиков, вернувшихся с севера, некие сведения, которые в совокупности с сообщением Тиберия заставили его заторопиться на доклад к императору. Что, в свою очередь, повлекло за собой совещание высших военачальников.

Те, однако, задерживались. Марциал пришёл в принципий первым, а Адриан вторым.

Откинулся полог палатки и внутрь вошёл смуглокожий Лузий Квиет, начальник конницы, сын вождя мавретанских варваров, недавно отмеченный цезарем за храбрость сенаторским званием. Отряхнул плащ.

— Погодка…

— Снег пошёл? — поинтересовался Адриан, — только что не было.

— Когда уже построят нормальный принципий? — поинтересовался Квиет у Марциала, — задрали эти сквозняки, зима эта сраная. Зелёная зима здесь ещё ничего, но белая — совсем жуть, ужас и смерть.

— Люди работают с опережением планов, — ответил Гай Целий.

Из внутреннего отделения шатра бесшумно появился лучший друг и соправитель Траяна Луций Лициний Сура, а следом за ним и сам император.

Все присутствующие вытянулись перед ним по струнке. Он жестом велел им расслабиться.

— Где остальные? — поинтересовался император.

Марциал открыл было рот, чтобы ответить, но тут в шатёр ввалились, едва не уронив друг друга ещё два человека.

— Я опоздал, — тяжело дыша проговорил один из них, тот, что был старше, — прости Август.

— Маний, — с усмешкой поинтересовался император, — тебе говорили, что бегающий военачальник в мирное время вызывает смех, а в военное панику?

Лициний Сура посмотрел на второго опоздавшего, молодого человека, и добавил:

— Дециму ещё простительно.

Адриан скривился. Вот уж как раз помянутого Децима никто и никогда не видел бегающим. Тот не ходил, а шествовал, гордо вскинув голову. Важная птица. И ввалились они в принципий скорее всего потому, что юнца едва не сшиб спешивший Маний Лаберий, наместник Нижней Мёзии, немолодой муж, склонный к полноте.

— Ладно, — сказал император, — все в сборе. Приступим.

Когда Марк Ульпий Нерва Траян Цезарь Август увидел голову царя даков, извлечённую из кожаного мешка и водружённую на серебряное блюдо, на его сосредоточенном лице не дрогнул ни единый мускул.

Причин тому было две.

Во-первых, Траян не имел склонности к бурному проявлению чувств, отличался сдержанностью и трезвым хладнокровием даже в крепком подпитии. Вообще-то, в отличие от некоторых своих предшественников, например, мнительного и злопамятного Домициана, Марк Ульпий в обхождении был довольно мягок. Это отражалось и в чертах его лица, лишённых всяких признаков высокомерия и величественной суровости. Однако даже рядовые легионеры знали, что за внешней мягкостью скрывается несгибаемый стержень.

Второй причиной более чем сдержанной реакции императора было осознание того, что война со смертью Децебала ещё не закончилась.

Без сомнения, голова на серебряном блюде стоила того, чтобы устроить торжества. Пусть её увидят легионы. Для солдат это зрелище станет наградой не меньшей, чем венки, фалеры и денежные подарки. После стольких тягот войны они имели на это право. Потому завтрашний парад просто необходим. Но празднование смерти Децебала не станет последней сваей в фундаменте замирённой Дакии.

— Говори, Гай, — разрешил Траян, когда все участники совета прибыли в принципий и разместились вокруг большого стола, на котором была расстелена карта Дакии.

— Судя по всему, — начал Марциал, — наш расчёт на то, что сопротивление даков прекратится со смертью царя, не оправдался. Варвары собирают новое войско, и оно не имеет отношения к царю.

— Откуда это известно? — спросил Лициний Сура.

Маний Лаберий посмотрел на него и спросил:

— Что именно? То, что собирается новое войско, или то, что его собирает не царь?

— Что не царь, — уточнил Сура.

— Децебал и Диег были убиты на востоке, — раньше Марциала ответил Адриан, — а войско варвары собирают на севере, возле Поролисса.

— Именно так, — подтвердил Марциал, — и я считаю, что, узнав о смерти царя, оружие они всё равно не сложат.

— Почему ты так думаешь? — спросил Сура.

— Потому что это даки, — пожал плечами Марциал.

Сура скептически хмыкнул.

— Или ты не был, Гай, в Сармизегетузе, сразу после её падения? Забыл, что там творилось? Они совсем потеряли способность к сопротивлению. Даже волю к жизни. Вспомни, как они сидели кружками — воины, женщины и дети. Сидели, закатив мёртвые глаза. А рядом валялись кувшины с отравой.

Лузий Квиет покачал головой. Было видно, что с Сурой он не согласен, однако перебивать не стал. Тот продолжал:

— Сколько мы перед этим взяли крепостей? Везде они дрались, как загнанные волки. Не сдавались. А здесь сами лишили себя жизни. Почему?

Сура обвёл взглядом собравшихся, и сам же ответил:

— Потому что они пришли в полнейшее отчаяние. Утратили всякую надежду.

— Прошло три месяца, — сказал Адриан, — надежда появилась снова.

— И так же исчезнет, когда они узнают, что Децебал мёртв.

— А ты знаешь, почтенный Лициний, — спросил Марциал, — что на севере, у так называемых «свободных даков» слово «отчаяться» имеет два значения? На юге я, кстати, такого не слышал.

— И какие? — спросил Сура.

— Одно — потерять надежду, что и случилось с даками в Сармизегетузе. А второе — решиться.

— На что? — не понял Сура.

— Я думаю, свободные даки, наконец, решились выступить против нас. Децебал их не мог подчинить в полной мере и заставить воевать за себя. Заставило печальное зрелище гибели его царства. Да, признаюсь, ещё позавчера, когда я получил сообщение о войске в окрестностях Поролисса, то подумал, что это царь или его брат. Но, как выяснилось, оба они пытались собрать новые силы на востоке. Так что, я думаю, смерть Децебала не заставит этих людей сложить оружие.

— Ваш спор не имеет смысла, Лициний, — подал голос император, — в любом случае угрозу следует воспринимать серьёзно. Ждать, что противник сдастся сам — глупо.

— Если не ошибаюсь, — сказал Маний Лаберий, — из всех дакийских вождей нам не известна судьба двоих?

— Так точно, — кивнул Марциал, — Диурпаней и Вежина.

— Старый неугомонный пердун Диурпаней, — усмехнулся Лаберий, — никак не сдохнет. Пора помочь. Двадцать лет уже гадит.

— Может, это они собрали войско? — спросил Лузий Квиет.

— Нельзя этого исключать, — сказал Адриан.

— Если и они, — раздался голос, прежде ещё не звучавший, — разве это имеет значение?

Адриан поморщился. Самоуверенно-беспечные нотки, которые он постоянно улавливал в этом голосе, его раздражали.

Человек, задавший вопрос, резко контрастировал со всеми собравшимися в принципии. Они разменяли пятый десяток лет (только Адриану через пару месяцев стукнет тридцать один), и седьмой участник совета годился им в сыновья. Ему едва исполнилось восемнадцать. Звали его Децим Теренций Гентиан, он служил трибуном-латиклавием Тринадцатого легиона.

Латиклавий — один из шести военных трибунов, старших офицеров легиона. Молодые люди из семей сенаторов, не имевшие военного опыта, годичной службой в качестве трибунов-латиклавиев начинали свою карьеру. Остальные пять трибунов назывались ангустиклавиями и происходили из сословия всадников. Обычно они были старше и опытнее своего коллеги.