Мелкий писец (СИ) - Мамин Олег

Вообще-то, жрецы принимают в школы при храмах уже с пяти лет, но в этом и состоит суть спора: талантливого ребёнка может научить любой, а ты попробуй научить глупца! Они обговорили и возраст: не младше десяти лет, в это время уже заканчивают первый этап обучения, так как дети достаточно взрослые, чтобы начинать работать в поле или помогать отцу в семейном ремесле.

Если до десяти лет мальчик не научился писать, то он скорее всего совсем пропащий. Выбрать из таких «остатков» способного — очень трудно.

Трудно сказать, хорошо или плохо учить почти взрослых, даже если у них есть талант: с одной стороны, их проще призвать к дисциплине, но с другой — разум со временем костенеет, обучить новому ребёнка проще, чем старого.

Хорошо ещё, что только одного придётся натаскивать, а ведь сначала спор вёлся о нескольких. Но всё-таки даже в одурманенной мандрагорой голове промелькнула мысль, что Саптах не учитель, у него есть и прямые обязанности, некогда ему возиться со столькими непослушными балбесами.

Не иначе боги вели его в тот момент. Не зря же мандрагора применяется для пророчеств и вещих снов. Так что всё случившееся — не просто пьяный спор. Два человека фактически провели пророческий ритуал, и боги вели их в процессе. Так что всё более чем серьёзно.

Правда, чтобы обосновать то, что одного ученика достаточно, пришлось втянуть в спор Рахотепа: тот тоже обучит одного мальчика, и победит тот, чей ученик преуспеет больше. Так что теперь не удастся отмахнуться, научив писать пару знаков — это же тоже результат. Теперь нужно действительно быть лучше, чем опытный наставник, воспитавший сотни (если ему верить) школяров.

Вот он и вынужден плестись непонятно куда, ведь выбор места, откуда взять ученика, предоставили сопернику. К счастью, это тоже случилось в момент опьянения, и в указании его немало воли божеств.

Рахотеп выбрал место о котором ни один гусь не гогочет ничего доброго. Сказал: «Пойду на уступки. Твой город на западном берегу Реки, так что выберу для тебя что-то привычное».

Дурная репутация у этих мест. Кто-то говорит, что именно здесь обитает Апоп, в его пасть опускается заходящее солнце; кто-то уверен, что это место — родной дом для духов болезней и несчастий, которыми повелевает Сехмет.

Из-за такой славы в этих местах не селятся достойные люди. Даже сборщики податей стараются не задерживаться в краях, где из западной пустыни веет дыханием воплощений хаоса.

Но это дарит и надежду — возможно, жрецы и чиновники просто не заметили таланта какого-нибудь юнца, а уж он-то, Саптах, точно его не пропустит.

Впрочем, и Саптах не был милосерден к оппоненту: в ответ указал на самый разбойничий край, и эта мысль вызывала у него кривую злобную ухмылку. У войска будет работа. А у Саптаха новые работники на каменоломнях.

— Остановись там, — Саптах указал на необработанный камень, выступающий из воды, кажущейся бесконечной.

Хорошее место. Чем не первый холм бен-бен, первым показавшийся из изначальных вод?

Почтив утреннее солнце Хепри чтением гимнов и поклонами, знающий приступил ко второму ритуалу, ради которого и просил разбудить себя до восхода.

Бросил в воду две фигурки павианов, моля их, промотать великий свиток жизни быстрее, если в нём встретится имя Саптаха. Надеялся, что Сехмет не успеет заметить и вычеркнуть его из списка живущих. Он всё равно решил проделать ритуал, хоть время сейчас для него не подходящее, он опоздал сразу в двух смыслах. Во-первых, это подношение нужно делать в последний день уходящего года. А во-вторых, Саптах уже вычеркнут: ему был сон, в котором он видел, как Великая проводит на его имени красную черту.

Но боги не были бы богами, если бы не возвестили о способе избежать смерти. Ему было сказано, что спасение он найдёт на западе, вблизи самой границы с пустыней.

Он решил, что раз уж оказался в западных землях, которые по мнению местных жителей принадлежат этой гневливой богине, да ещё и почти у самой пустыни, почему бы не воспользоваться шансом и не провести ритуал? Вдруг именно об этом шла речь?

Солнце взошло и лодка отправилась дальше. Осталось совсем недалеко, час-два и прибудут. Дымы поселения уже ощущаются носом, можно понять, что готовят на очагах.

Рыбу и хлеб.

Разыгрался аппетит: эти голодранцы готовят с приправами, которые так приятно пахнут! Не какие-то лук или чеснок, обычная еда простого люда, а что-то вроде тмина и кориандра!

Съеденный ранее виноград утолил голод, но ароматы «настоящей» еды напомнили о том, что его диета, на которой настаивала супруга, ссылаясь на лекаря, не такая уж и сытная.

Саптах покосился на лодочника, подумал, что можно считать, что пришло уже время второго приёма пищи, и достал хлеб, отломил немного, пожевал, скрипя песком на зубах, запил пивом. Почувствовав себя намного лучше физически, но на сердце стало тяжело: будто обманул дражайшую возлюбленную супругу.

Разливы Великой Реки не являются неожиданностью, так что само поселение расположено выше уровня полей, Хапи не поглотил маленькие домики.

Лодку на большой воде заметили заранее, и встречать его вышел заспанный староста деревни — почтенный мужчина с седой щетиной на щеках. Так спешил, что не успел привести себя в порядок, только надел нарядную набедренную повязку (егип.: шендит) и «золото чести», ожерелье с тремя золотыми мухами, свидетельствующее о воинских заслугах.

Саптах поморщился: иметь дело с ветеранами, одаренными самим царём, порой очень трудно. Часто они бывают высокомерны, пусть небезосновательно, но забывают, что сейчас Чёрной землёй уже правит вовсе не их благодетель, даровавший это поселение за преданное служение ему.

— Чем наша скромная деревня привлекла такого важного человека? — ехидно поинтересовался одряхлевший ветеран.

Он видит статус гостя, но не пал на колени. Ожерелье заслуг позволяет ему такую дерзость. А вот остальные наджесы, как положено, уткнулись лицами в землю.

— Оракул посоветовал мне взять ученика именно здесь, — не моргнув глазом соврал Саптах. Отчасти он и сам верил в то, что прибыл по воле богов, так что ложь не такая уж и очевидная.

Староста переглянулся с мужчиной рядом, тот едва заметно кивнул и скрылся за ближайшим домом.

— Мы не дерзнём спорить с богами. Можешь ходить, где тебе угодно. Выбирай, — владеющий деревней сделал широкий жест рукой, и гость не стал отказываться, зашагал по единственной улочке, не оглядываясь.

Всё в деревне говорило о неправильности: домики прячутся в тени рожковых деревьев, которые так далеко от морского побережья Саптах никогда не встречал. У них есть даже сикоморы: совершенно невероятно, чтобы деревенщины смогли обеспечить надлежащие условия для её произрастания. Так далеко от русла реки священному дереву совершенно не место. Кто научил их ухаживать за ними?

Да ему вообще не место на землях Сехмет! Источающее млечный сок, оно посвящено богине в ипостаси Матери, а не гневливой разрушительнице.

Приправы, которыми так щедро пахла приготавливаемая еда, растут у каждого дома. У кого-то больше, у кого-то меньше, но небольшой садик есть у всех. Саптах лично видел как сгорбленная женщина оторвала несколько листьев кориандра и бросила их в своё крестьянское варево.

Обычно лачуги жмутся друг к другу, а тут каждый имеет небольшое пространство личного огородика вокруг стен, используемое (помимо пряностей, включающих травы, лук и чеснок) для выращивания латука и гранатовых деревьев. У кого-то писец заприметил даже мандрагору. Росла, не таясь.

— Дитё, ты сам это сделал? — старший остановил мальчика с прядью юности, играющего с вертушкой. На веточку надеты четыре кусочка листа папируса (!), свёрнутого особым образом, и когда малыш двигал это приспособление, они неистово крутились, ловя ветер и даря радость огольцу.

Папирус слишком ценный, чтобы его могли себе позволить деревенские, а уж использовать вот так… К тому же, он чистый.

— Нет, это Афарэх мне подарил, — сказал юнец, испугался, что сболтнул лишнего, и ускакал так быстро, что только шум от его игрушки указывал направление, куда побежал паренёк.