Хроники новуса II (СИ) - Сторбаш Н.В.

— Перед великим древом Сфирры клянусь! — рявкнули мы.

'Кровью своей, что отныне принадлежит культу!

Болью своей, что очистит плоть для откровений!

Волей своей, что не дрогнет перед испытаниями!

Отрекаюсь от рода и наследства, от личных обид, от страха смерти!

Клянусь хранить слова, что даруют силу, тайны, что отделяют избранных, закон, что стоит выше королей!

Если нарушу клятву — плоть моя да сгниет, уста онемеют, душа да останется во тьме вечной!

Revelatio veritatis illuminat animam!'

И на всю залу или, может быть, даже на весь замок прогремело:

— Revelatio veritatis illuminat animam!

— Встаньте, братья мои! — магистр широко раскинул руки. — Отныне мы все братья! Заботьтесь друг о друге, помогайте друг другу, сражайтесь бок о бок!

И на меня вдруг нахлынуло… Впервые со дня смерти матери я ощутил тепло в груди, от чувств сдавило горло. Я теперь не сирота беспризорный, а новус, член культа Revelatio, и у меня много братьев, а магистр заместо отца. Любовь, забота и безмолвная ласка магистра окутали меня, как толстое овечье одеяло. Я невольно всхлипнул и зажал рот рукой, испугавшись, что могу разозлить его своей неотесанностью и глупостью, но рядом захлюпали носами братья-новусы. По щекам Ренара текли взаправдашние слезы и уже не от яркого света, Эдмер что-то забормотал себе под нос, то и дело вытирая рукавом лицо.

У меня такое было всего пару раз. К примеру, когда после выволочки из-за глупой оплошности отец усадил за самое скучное дело на свете — перебирать крупу, и вдруг подошла мать, взъерошила волосы и украдкой сунула кусок теплого пирога. И от жалости к себе, от несправедливости, от мимолетной материнской ласки к горлу подступило желание упасть на колени перед мамкой, схватить за передник, прижаться к ее ногам и зареветь во все горло. А нельзя! Уже большой, чтобы реветь и за мамкину юбку держаться!

К нам подошли старшие новусы в красивых сюрко с вышитом гербом культа и преподнесли по свертку. Судя по цветам и ткани — точно такое же сюрко. Если я его надену, никто меня не отличит от настоящего новуса!

Я поднял глаза, чтобы поблагодарить своего, и вмиг отрезвел.Это ведь он приезжал к нам в деревню тогда, я хорошо разглядел шрам на подбородке. Он сказал, что тупая чернь перепутала псину с кровавым волком, а потом пожаловался, что его с бабы сняли ради эдакой глупости. А что у меня отчим погиб, сражаясь со зверем, ему было наплевать!

— Ну что, брат, бери, надевай, — сказал новус со шрамом, глядя прямо на меня и не узнавая. — Теперь ты наш.

Да и как ему узнать? Я ведь тогда был всего лишь очередным пацаненком в очередной деревне. Сколько он таких повидал?

— Благодарю, — сумел ответить я.

Взял сюрко, натянул прямо поверх одежды. Гладкое, приятное на ощупь, богатое. И герб красивый, вышит ниточка к ниточке, у нас в деревне никто так вышивать не умел, или нитки были похуже и погрубее.

Новус со шрамом отступил на шаг. Я глянул на своих собратьев — все, как один, разнюнились после слов магистра, глаза у всех чудные, будто осоловевшие. Они с поклонами принимали новую одежку, будто никогда в жизни хорошей ткани в руках не держали, а ведь все из благородных родов, там, поди, в колючей шерсти на голое тело не бегали. Только один человек остался при своем разуме, и, как ни чудно, это был Фалдос. Мы пересеклись взглядами, и он едва заметно кивнул мне, чуть ухмыльнувшись, как будто принял меня или худо-бедно зауважал за то, что я не обливался горючими слезами.

— А это мой брат Лиор! — неожиданно обхватил меня за плечи Ренар. — Он достоин уважения, хоть вышел из простого люда.

— Простолюдин?

Перед Ренаром стоял худой усатый мужчина, чем-то похожий на него, то ли глаза такие же, то ли нос. Наверное, это и был знаменитый ренаровский дядя, который много чего поведал своему племяннику о культе.

Дядя глянул на меня и тут же забыл, вернувшись к Ренару:

— Теперь мы иногда сможем видеться. Я потом сам к тебе загляну. Учи истинный язык, тренируйся с мечом и копьем и поскорее становись адептусом. Новус — это…

— Братья новусы! — окликнул нас Арнос. — Следуйте за мной.

Дядя хлопнул Ренара по плечу и отошел в сторону вслед за другими. Мы же гуськом поплелись за нашим наседкой. После всего пережитого хотелось вернуться в свою келью, подпереть дверь и выдохнуть, но Арнос повел нас в иное место.

Короткий переход. Распахнутая дверь. И мы очутились во дворе замка. Впервые за полтора или даже два месяца надо мной не нависал каменный потолок, а широко раскинулось голубое небо.

Я смотрел и не мог насмотреться на белые рваные облака, на подпорченный высокими стенами простор, на зелень, упрямо пробивающуюся меж булыжниками… В деревне зелени было полным-полно, сплошные хлопоты с ней — возле дома убери, скотине брось, курицам надергай, а сейчас мне хотелось размять в пальцах эти чахлые травинки и почуять резкий запах, который напрочь забивает нос во время сенокоса. А ветер, чудом запрыгнувший в каменный колодец? А теплота солнечных лучей на щеке? А щебет случайной пичуги на древе Сфирры? Ради такого стоило просидеть в темноте несколько дней.

— Брат Арнос, — обратился я к нашему наставнику, — сколько мы пробыли взаперти?

— Три дня, — ответил он. — Сегодня четвертый пошел.

А казалось, что дольше.

— Новусы! — вновь крикнул Арнос. — Отныне вам дозволяется свободно передвигаться по замку и двору в часы, какие сочтете удобными. Однако, прошу помнить, что некоторые покои остаются недоступными: кельи других братьев, алхимические мастерские, а также личные покои магистра и прочих высокопоставленных членов культа.

— А когда нам позволят выходить в город? — спросил Фалдос. — Что-то в замке я баб пока не приметил. Или их где-то прячут?

Прежде приятели Фалдоса бы поддержали его остроту смехом, но сейчас они промолчали. Более того, они вместе с ренаровыми подопечными глянули на него так, будто Фалдос предложил срубить древо Сфирры, разжечь из его веток костерок и зажарить поросенка.

Брат Арнос отвечал со спокойной учтивостью:

— В город вам пока выход заказан. Два испытания выдержали вы достойно, но впереди ждут иные. Знайте: каждое из них несёт не одни лишь тяготы, но и достойные награды за рвение ваше. А посему счастлив сообщить, что отныне занятия ваши станут многообразнее: не только трапеза, сон, фехтовальные упражнения и постижение истинного языка, но и служение во благо культа. Новусам с единственным ядром обыкновенно вверяется попечение о конюшнях, уход за лошадьми да караульная служба на стенах — под началом братьев более искушённых. А сейчас я укажу вам путь до трапезной, и на сим мы распрощаемся до утра. Завтра жду вас в оружейной зале, как и всегда.

Со двора внутрь замка вело немало дверей, причем всяческих — от широких в две створки до узеньких и неприметных. Наша была как раз из последних. Мы протиснулись в проем, прошли пару поворотов и оказались перед нашей трапезной. И стоило нам только усесться за столами, как показались слуги. Один споро расставлял меж нами миски, а второй накладывал черпаком кашу. Мы будто вернулись в самые первые дни в культе, где пища была столь же скудной.

— Снова жрать этот корм для свиней! Мы неделю просидели без куска хлеба, на одной лишь воде. И вот чем нас потчуют? — взревел Фалдос.

Брат Арнос, который уже собирался уйти, остановился:

— После долгого воздержания грубая пища лишь во вред. Кашу подали не от скупости, а по милосердию.

Но я видел, что Фалдос вовсе не зол или, скорее, зол вовсе не из-за каши, слишком уж внимательно он вглядывался в лица братьев, пока кричал. Не похоже на него.

Быстро проглотил кашу, я поспешил в свою келью, и Фалдос вышел сразу за мной. Когда мы поднялись по лестнице, он окликнул меня:

— Эй ты!

Я повернулся, сжав кулаки.

— Почему ты не стал овцой, как другие?

Чего?

— Их будто подменили в застенках. Видал, как они смотрели на магистра? Будто тот из древа Сфирры вышел! Один ты при своем уме остался.