Хроники новуса
Глава 1
Бум!
Лавка подо мной затряслась. Я скатился на пол, подхватив одной рукой сползающие портки.
— Жрать! — прорычал отчим.
Ненасытная утроба! И чего он вчера не ушел к полюбовнице? Там бы и пожрал.
Я помотал головой, чтобы прогнать сон. Никак не мог продрать глаза, будто вот только уснул. Кое-как разлепив один глаз, я побрел к очагу, чиркнул огнивом, подпалил заранее подложенную под дрова солому и лишь потом вспомнил, что сегодня наш черед пасти деревенское стадо. Отчим говорил о том вчера. Говорил, ага. Попросту буркнул: «Завтра стадо пасем» и всё.
Так, чего брать-то? Лепешки еще с третьего дня остались. Кашу можно нарезать кусками, она задубела за ночь, вдруг и не прорубишь. Отрезать засоленную свинину? Не, это пусть отчим сам думает. Мне трогать мясо нельзя! Будто я его объем. Такого разве объешь? Он жрет в три горла, да и сам размером с быка. Мамка его за то и выбрала, думала, он будет пахать за троих. Он и впрямь ел и работал за троих, и ночью ему тоже не спалось, заездил мамку, потому она и померла рано.
Я плюхнул в миску вчерашней каши и отдал отчиму. Тот наконец поднялся с лавки, в свете очага блеснула лысина на полголовы. Борода и брови у него была любому на зависть, а вот на макушке волосы держаться не хотели.
Он захрустел полусваренными зернами. Никак мне не давалась стряпня: то всё в кисель размякнет, то недоварится, а вода уж выкипела. Как только бабы с этим справляются? Меня ж никто не учил. Пока мать была жива, я и не смотрел на ее труды, бабское ведь дело! А как померла, так отчим сказал, что стряпня ныне на мне. Как мы только с голоду не померли? Я всякий раз после еды сильно животом страдал, но с тех пор наловчился: на вкус также преотвратно, зато хоть уж не хвораю. Или попросту привык.
Пока отчим жевал, я пошел собирать мешок, нам ведь весь день за коровами ходить. Оно дело несложное, знай смотри, чтоб тупая скотина далеко не забрела да отгоняй волков.
Как вышли, еще было темно, только-только край неба посветлел. Отчим пошел к краю деревни, пощелкивая кнутом, я поплелся за ним. Коровы выходили из дворов одна за другой, медленно сбиваясь в большое стадо. Хозяйки сонно глядели им вслед и исчезали в домах.
— Тарг! — окликнул отчима сосед. — Пригляди за моим быком. Он нынче буянит, как бы сдуру не убег куда.
Сунул мне куль с чем-то ароматным. Никак пирог с рыбой! Не пробовал его с той поры, как мать померла.
Отчим кивнул. Сосед распахнул ворота коровника и едва успел отскочить, со двора вылетел черный коренастый бык с широко расставленными рогами. Бык взревел, увидел отчима и сорвался прямо на него. Отчим выставил руки вперед и ухватил скотину за рога. А потом я узрел небывалое: бык остановился, как вкопанный. Он упирался всеми четырьмя копытами, мычал, размахивал хвостом, но не мог сдвинуться с места, а отчим как стоял так и стоит. Даже назад шагу не сделал. Выждал, пока бык устанет, да как хватит его кулаком по лбу! И тот разом присмирел.
Не, я знал, что отчим силен, но чтоб бешеного быка голыми руками остановить… Может, он этот… как его… новус? Только новусы столь могучи! Хотя что новус забыл в нашей деревне? Был бы он новусом, так отправился бы в город, вошел бы в бургомистрово войско, ел бы каждый день от пуза, ходил в блестящем железе по улочкам и брал у торгашей что вздумается, задаром. Эх, вот это жизнь! Это тебе не горбатиться с утра до ночи в полях, чтоб потом тот же бургомистр забрал половину твоего урожая.
— Иди давай! — отчим отвесил мне подзатыльник, и я поспешил вслед за стадом.
Когда отец помер, мамка не справлялась с хозяйством. Мы уж и скотину роздали, чтоб взамен нам помогли с полем, да и не хватало мамке сил заготовить столько сена. Еще год-два, и пришлось бы бросать землю, идти в город и искать иную долю. А какая участь ждет бабу без ремесла, без мужика и с малолетним сыном? Только одна, и она обычно недолгая.
Тогда-то и появился в деревне мой отчим, Тарг. Он сходу высмотрел вдовую мать и почти сразу поселился у нас. Хоть он мне не нравился никогда, но жить мы стали сытнее, обзавелись скотиной. Мать несколько раз тяжелела да всё скидывала. Помню, плакала тайком от отчима, боялась, что бросит нас, коли она родить не сможет. А после очередного выкидыша захворала и померла. Я, как дурак, накричал тогда на отчима, сказал, что в том его вина. Не подумал, что будет, если он разозлится и уйдет. А он не ушел. Нашел себе молодух для веселья, но жил со мной.
Чудной он. Всё время молчит. Хорошо, если за день десяток слов скажет. Кто таков? Откуда пришел? Никто в деревне не знает.
Собрав всю скотину, мы погнали ее на дальнее пастбище, что за лесом. Я поглядывал на отчима, но он вел себя, как обычно: молчал, смотрел по сторонам, время от времени кивал мне на какую-нибудь корову, которой померещилось, будто на соседней поляне трава зеленее. Не, какой же он новус? Новусы — они же ого-го какие! Говорят, что любой из них может ударом повалить дерево с меня толщиной, взвалить его на плечо и протащить от деревни до города, не запыхавшись. Разве новус пойдет пасти коров? И где меч? У каждого новуса должен быть меч. Ну или хотя бы топор. А отчим вон только кнутом пощелкивает.
День тянулся медленно. Со скуки захотелось есть, но я побоялся так рано лезть к припасам, потому надергал лопуха, очистил от земли корни и начал грызть. Потом углядел щавель. Мамка раньше делала лепешки со щавелем — вкуснотища! А клятый пирог с рыбой, что дал сосед, пах так вкусно, что аж слюни текли. Я поднялся по ручью повыше, где еще не прошло наше стадо, и нахлебался воды по самые уши.
Отчим, будто назло, сразу после этого сказал:
— Ломай пирог.
Я вытащил кусок, разделил на две части: большую отдал отчиму, а сам вгрызся в маленькую. Соседская жена, видать, запекла в тесте всякую мелочь, и я после каждого укуса долго сплевывал косточки.
Лишь умяв угощение, я вспомнил, что опять не поблагодарил Древо Сфирры за хлеб и воду. Раньше мы с мамкой всякий раз перед тем, как поесть, славили Сфирру так, как учил хранитель корней. Как там было? «О, древо Сфирры, светоч наших дней, тебя благодарим за щедроты, что не иссякнут…» Дальше что-то про зерна, хлеб, урожаи на полях.
Тарг запретил мамке молиться древу. Сказал, что этот хлеб мы не просто так получаем, сами для того горбатимся немало. Вот коли древо Сфирры нас яблоками или караваями засыпет, тогда да, и поблагодарим, и поклонимся. Мать пыталась спорить, да быстро перестала, молилась про себя, только губы шевелились.
И чего отчим еще раз не женится? За него любая бы пошла. И мне стало бы полегче, хоть стряпать и стирать перестал бы. Надо мной и так все в деревне смеются, мол, как баба. Ну, не все, старшие-то помалкивают, а бабы так вообще хвалят, говорят, какой я молодец. Мальчишки только ржут, спрашивают, когда у меня сиськи начнут расти.
Стоило набить живот, как потянуло в сон. Не спал же толком ночью, а тут на солнцепеке разморило. Глянул — травы полно, коровы еще долго не пойдут никуда, так что я махнул отчиму, устроился под кустиком и задремал.
* * *
— Лиор! Лиор!
Я вздрогнул, подлетел наверх с ошалелыми со сна глазами, не понимая, где я и что случилось.
— Уводи стадо! Живо!
На краю пастбища, в двух шагах от леса, яростно размахивал кнутом отчим. Коровы в ужасе бежали прямо на меня.
— Уходи!
Так и не увидев, с кем дерется Тарг, я рванул вслед за стадом. Добежав до ручья, тупые коровы подумали, что ушли достаточно далеко, некоторые зашли в воду, другие потянулись за травой, но я не дал им передышки. Начал кричать, свистеть, бить по задам, чтобы погнать их к деревне. Пусть не так быстро, но стадо всё же пошло куда надо.
Отчим прежде никогда не повышал голос, говорил спокойно, неспешно, а сейчас я явственно услыхал в его крике страх. Знать не хочу, чего же может испугаться такой силач!
