Хроники новуса (СИ) - Сторбаш Н.В.

Едва коровы дошли до первых домов, как мне навстречу повыходили соседи.

— Лиор! Ты чего так рано? Белены что ли объелся? Глянь, солнце еще высоко! — заверещала Каллора, самая сварливая баба в деревне.

— Там беда! Отчим сказал, чтоб я уводил стадо! — выпалил я.

— Какая беда? Волки, что ли?

— Не знаю. Не видел. Может, и волки!

Каллора уперла руки в бока:

— Ну, ты и трус! Нет бы помочь, так удрал, поджав хвост, еще и коров перепугал. А ну как моя кормилица доиться перестанет? Вон как дышит тяжело!

— Да пусть сдохнет твоя корова! — заорал я. — Там Тарг! Ему помочь надо! Вдруг там целая стая?

Кое-как собрали с десяток мужиков, и я повел их к дальнему пастбищу.

Как только перешли лесок и выбрались к ручью, я вытянул шею, высматривая отчима, но с виду казалось, будто тут и не было никого.

— Он там! На той стороне! Правду говорю! — взмолился я.

Мужики переглянулись, но всё же пошли следом.

Лес подступал ближе и ближе. Вскоре мы наткнулись на коровью тушу.

— Это не волк, — сказал Харт. — Волки стаей охотятся, со всех сторон рвут. А тут вон — горло одним укусом перегрызли.

— Медведь?

— Медведь бы хребтину сломал, ему снизу кусать несподручно.

Дальше мужики шли настороже, подняв вилы и вытащив топоры из-за пояса. У меня со страху аж сердце заходилось, и я постоянно сглатывал подступающий к горлу ком, колени тряслись так, что я еле стоял на ногах. Лучше чуть помедлю, пропущу мужиков вперед. У меня-то ни топора, ни палки.

— Тарг! — крикнул Харт.

— И кровавый волк, — прошептал другой. — Он завалил кровавого волка!

Я вытянул шею и увидел зверя. Громадный какой! У него одни только клыки с локоть, в пасть моя голова поместится. Такой взмахнет лапой — дерево повалит, зарычит — как гром загремит.

Кто не слыхивал про кровавых зверей? Если такой рядом с деревней объявляется — нужно бежать в город и молить о защите. С кровавыми зверями только новусы и могут биться, причем новусы с мечами, копьями да стрелами. Каким бы сильным ни был мой отчим, он никак не смог бы одолеть кровавого волка одним кнутом!

— Глянь! Никак живой?

Я едва портки не запачкал. Неужто волк жив? Он же нас всех сожрет и не подавится!

— Тарг жив? Надо его в деревню отнести.

Мужики быстро срубили волокушу, кое-как подняли отчима, уложили туда и поволокли назад. А трое осталось с волком. Если такого освежевать, за его шкуру немало отсыпят меди.

На отчиме живого места не осталось. Он весь был изорван когтями да клыками, как только требуха еще не вывалилась? Только по лысине да бороде можно угадать, кто это. Отчим еле-еле дышал, а когда волокуша подпрыгивала на кочках, хрипел от боли.

В деревне нас встретили криками да слезами. Услыхав про кровавого зверя, бабы подняли вой. Одна орала, что надобно в город послать за новусами, вторая — что за лекарем, третья просто ревела навзрыд, сама не зная почему. Они будто не слышали, что зверя уже убили, и рыдали так, словно их самих рвали на куски.

Тарга затащили в дом и уложили на лавку, Харт сказал, что позовет бабку-травницу. И я остался наедине с умирающим отчимом. Что делать — я не знал. То ли древу Сфирры молиться, то ли бежать куда подальше… Перетянуть бы раны, но с этим травница лучше сладит.

Хуже нет, когда ничего не можешь сделать!

— Лиор, — вдруг прошептал отчим.

— Да! Я тут! — тут же бросился я к лавке.

— Повторяй. Повторяй…

— Что повторять?

— Море камней и льда, — с трудом выдохнул Тарг.

— Море камней и льда, — отозвался я.

— Пылает в огне вода…

Я сказал и эти слова.

— Ветер из пепла и стали

Стирает жизнь навсегда.

Тарг проговорил это еще несколько раз, а потом прошептал:

— Повторяй. Повторяй.

Я повторял и повторял, а потом увидел, что отчим уже не дышит.

Глава 2

Похороны… Уже вторые в моей жизни. Я знал, что меня ждет. Придет хранитель корней, проговорит погребальную речь, взмахнет веткой осины, получит плату и уйдет. Потом приковыляет старуха Умара, и вот уж она сделает всё, как надо.

Умара знала всех в деревне, потому в причитания-плач вплетала всё хорошее, что было в усопшем. Слушая ее, даже злейший враг покойника бы не смог не прослезиться. За это старухе насыпали целый мешок всякой снеди, совали отрезы тканей, иногда давали пустые горшки, если уж совсем больше ничего не было. А потом, едва старуха выходила за порог, ее окружали детишки, чтоб выпросить угощение. Умара никогда не скупилась, щедро раздавала пироги и яйца, приговаривая: «Да что ж вы, мои хорошие… Кушайте-кушайте, мои маленькие.»

Я тоже когда-то выплясывал перед ней, протягивая ручонку, а потом, ухватив кусок, убегал в сторону и жадно пожирал его. Ни разу не донес до дому. Даже когда мы с матерью жили вдвоем, и в закромах не было ни крупинки зерна.

Если б не соседи, я б так и просидел возле мертвого отчима. Я не рыдал, нет. Что толку? Думал, как дальше жить. Сам собрать весь урожай я не сумею, попробую сговориться с соседями, отдам им часть собранного зерна. Осенью придется резать скот, оставлю одну корову да десяток кур, тогда и корма на зиму заготавливать меньше, и зерна больше останется. Весной мой надел отберут, оставят лишь лоскут земли. Ну, а чего? Я всё равно не сумею его один вспахать.

И зачем только мать с отцом бросили своих родных и перебрались жить сюда? У всякого, помимо родителей, есть и деды-бабки, и тети-дяди, а я тут один, как перст. Мать вон, даже когда отец помер, не захотела возвращаться в отчий дом, и мне не сказала, откуда она родом. Да еще второго мужа такого же бобыля приглядела.

Когда я начал раздумывать, на сколько хватит нынешних припасов, пришла травница, увидала мертвеца, всплеснула руками и выскочила наружу. После этого ввалились соседи, глянули на меня и тут же забыли, начали обсуждать, какую домовину делать да сколько запросит хранитель корней. Под вечер пришла Филора, соседка, чтобы помочь со скотиной, а заодно угостила меня кашей. И только тогда я расплакался. Каша была точь-в-точь как мамина: мягкая, рассыпчатая, со сладким запахом масла.

На другой день я встал рано, глянул на мертвого отчима, что так и лежал на своей лавке, разжег очаг, задал корму скотине, выгнал коров к стаду, затем затеял болтушку, сразу побольше. Этого котла мне на три дня хватит, отчим же есть не будет, а он всегда ел за троих.

К полудню пришли мужики, притащили крепкую домовину и уложили в нее отчима. Бабы помогли омыть его тело, одели в чистое. Весь в зеленом появился и хранитель корней. Он встал в изголовье домовины и скучно, без души, забормотал:

— О, Древо Сфирры, священное и могущественное,

Твоя тень укрывает нас в час утраты.

Мы приходим к твоим корням с заблудшими душами,

Собираемся, чтобы почтить память ушедших.

Ты, источник жизни, силы и света,

Прими их, как ты принял всех нас.

Наполни их сердца миром и покоем,

И дай им силы пребывать среди духов природы…

У меня самого не было ни единого медяка, и я со страхом ждал, чего же хранитель потребует в оплату, но тут я увидел, как Харт что-то вложил в его руку. Хранитель мельком глянул, кивнул и удалился.

С трудом переставляя больные ноги, прихромала старуха Умара. С самого порога она завела свою песнь. И я с любопытством ждал, что хорошего она расскажет про умершего отчима. И там оказалось ого-го сколько!

И работник он золотой, и сердце у него преогромное, смогло вместить не только вдову, но и ее сына. Уж он-то меня не обижал, растил как родного. Да что там! Не всякий родной отец так заботился, как он: не бил, не колотил, голодом не морил, трудами излишними не изводил. И думал-то он не о себе одном, а обо всех, как и заповедало древо Сфирры, что кормит и поит нас. Даже в последний час он не бросил общее стадо на погибель кровавому зверю, а встал на защиту, хоть и неравны силы. И теперь вся деревня, каждый двор обязан великому Таргу, ведь корова — это наша кормилица.