Усадьба толстушки Астрид (СИ) - Грин Агата

Естественно, мы не стали говорить старому больному человеку, что свадьбы может и не быть, а кивнули, поблагодарили за благословение и убедили, что барону еще жить да жить, и мы обязательно помолимся за его здоровье богам. Но когда вышли из каэрских покоев, я сказала:

— Это грипп. Мы привезли вирус из Кивернесса.

— Хворь? — неуверенно уточнил Кэл.

— Да, и называется эта хворь гриппом. Не обычная простуда, когда достаточно отлежаться, а опаснее. И, главное, заразнее. Я переболела, а ты нет, так что тоже можешь заразиться. Лучше тебе пока не ездить сюда, оставаться в усадьбе.

— Лихорадка, — кивнул понимающе рэнд.

Я вздохнула; местные любую болезнь, которая сопровождается высокой температурой, называют так. Достаточно заглянуть в храмовую книгу брата Кэолана, чтобы убедиться, что многие в Тулахе умерли от лихорадки. Точнее, умирали раньше, потому что после появления Иннис смертность сократилась, особенно смертность при родах.

— Вот что, Кэл, — решила я. — Я пока побуду в особняке, займусь болеющими, а ты приглядывай за усадьбой.

— Так я тебе помогу.

— Нет! Сказала же – заразишься. А ты мне живой и здоровый нужен.

Рэнд Кэлвин Таггарт застеснялся немного и ответил:

— Ну, раз нужен, тогда повинуюсь.

— Спасибо за понимание, — выдохнула я, — а то у меня и самой после болезни особо нет сил доказывать что-то и спорить. Веди дела как обычно, но следи за своим состоянием и состоянием работников. Предупреди, что по деревне может разойтись опасная хворь, и лучше не собираться по домам некоторое время. Если у кого-то начнется жар или слабость, пусть сразу идут домой и отлеживаются. А сегодня свози меня в деревню. Надо переговорить с братом Кэоланом и Иннис.

Сказано – сделано. Я рассказала повитухе и жрецу, чем опасен грипп, а также о необходимости карантина, затем мы вместе обсудили план лечения тех, кто тяжело заболел, и тех, кто только стал температурить. Врач из меня такой же, как балерина – то есть никакой, но я, по крайней мере, знаю примерное течение болезни, а также то, что руки нужно мыть часто и тщательно, и вообще держать тело в чистоте, постоянно проветривать помещения, налегать на укрепляющие отвары из собранных по осени брусники и клюквы, полоскать горло ромашковым отваром, смягчать горло медом, держать ноги в тепле.

Брат Кэолан собрал деревенских и передал им мои наставления, а Иннис объяснила, как самим, без нее, лечиться при первых признаках болезни. Но главный фронт работ предстоял, конечно же, в каэрском доме.

Заболели многие, включая и лекаря барона, и лишь несколько слуг еще оставались бодрячком. То, что баронесса тоже была слаба, как и ее доверенная служанка, обычно управляющая другими слугами, дало мне некоторую степень свободы, так что я безо всяких разрешений со стороны привела в дом Иннис и позволила ей хозяйничать на кухне барона, а также пользоваться запасами из кладовок для приготовления отваров и настоек. На время переехал в замок и брат Кэолан, но тоже, увы, заболел, и стал одним из наших подопечных.

Таким образом, работы у нас с Иннис было немерено: мы были нужны и на кухне, где готовили, а также прибирались, стирали, мыли полы, проветривали и дезинфицировали комнаты, окуривая можжевельником или развешивая повсюду ветки хвойных деревьев, а также связки чеснока и разрезанный лук. Но, естественно, большую часть времени мы проводили с больными.

Болезнь у всех начиналась одинаково резко, с сильного жара. Белье и простыни у болеющих приходилось менять постоянно, и вскоре мои руки от частых стирок в горяченной воде покраснели и огрубели. На следующем этапе, когда начинался насморк, появлялась боль в горле или в ушах, тоже уходило немерено полотна, и стоило больших трудов уговорить некоторых промывать нос и полоскать горло вместо привычного закапывания лукового сока в нос. Но больше всего я боялась кашля своих подопечных, который мог перерасти в бронхит или пневмонию. С некоторыми «пациентами» приходилось подолгу сидеть рядом, сбивая жар, помогая откашливаться, отпаивая – до того сильной была порой слабость.

Мы с Иннис страшно выматывались, и я, поглядывая на подругу, боялась, как бы и она не заболела. Но молодая женщина говорила убежденно, что здоровье у нее крепкое, и если что, болезни она не боится. А вот то, что грипп может зайти в деревню, где живут ее муж и дети – да. Потому и старалась вылечить всех в особняке, себя не щадя, и домой носа не казала.

К счастью, грипп не расползся по всему Тулаху – надеюсь, карантин помог. Брат Кэолан пошел на поправку, как лекарь и некоторые слуги, так что у нас появилась помощь, и я смогла больше внимания уделять барону.

Эх, барон… Он переносил грипп тяжело и постоянно упоминал, что его время пришло.

— Нет, не пришло! Ну-ка не смейте говорить при мне такого! — отвечала я резко.

— Зачем ты бьешься за жизнь старика? — возражал он слабо. — Еще летом жрецы из храма на побережье говорили, что мои дни на исходе, и вот смерть пришла за мной в скорбном наряде болезни…

— Хватит! Вы еще дождетесь моей свадьбы! Вы должны меня замуж выдать, вы мне как родной!

Каэр быстро заморгал, гладя на меня, а я прикусила язык. Иннис так и не разузнала ничего насчет того, было ли что у Фионы Лорье с бароном Дамменом, и слухов никогда по деревне никаких не ходило: Фиону считали мужеподобной, а потому не нуждающейся в мужчинах.

— Сядь-ка, — тихо попросил Даммен, и я присела к нему на край кровати.

— Твоя бабушка делала многое, чтобы ты не знала тягот и нужды. Она потеряла сына, и для единственной внучки была готова на все. И однажды она… — Каэр прервался, закашлявшись; справившись с приступом, он продолжил сипло: — Однажды Фиона пришла ко мне с крайне нахальной просьбой. Она попросила написать графу Тавеншельду, что ты моя внучка, чтобы дать тебе титул. Тогда бы у тебя был шанс выйти замуж за каэра, а мой род заботился о тебе, случись что с Фионой. Но я отказал, сказал, что и так помогу. И помогал, как мог, опекал, хотя видел, как неприятно такое внимание к Лорье моей жене и моим детям. Теперь все повторяется: я опекаю тебя, и моя жена злится. Она думает, что между мной и Фионой было что-то, и ее не переубедить. Так что, наверное, теперь можно, раз моя репутация как супруга все равно пострадала…

— Что можно? — вымолвила я.

— Сделать, как просила твоя бабушка. Отправить письмо графу Тавеншельду с просьбой сделать тебя хранительницей титула баронета на том основании, что ты – моя внучка. Если граф одобрит, и в королевской канцелярии тоже, ты станешь каэриной, а твой муж – каэром. Так я выплачу Кэлу долг за годы преданной службы, и вы с ним станете частью титулованной аристократии. Хорош будет подарок к свадьбе? — усмехнулся устало барон и раскашлялся снова.

Я не знала, что и сказать. Мне-то казалось, что между Фионой и бароном точно что-то было, иначе с чего бы это ему так заботиться обо мне, а его баронессе – так злиться, но ситуация другая: и проще, и сложнее. Барон меж тем стал кашлять сильнее, надрывно; я поднялась с кровати, налила ему в кружку отвара из кувшина и дала попить. Мокрый, дрожащий, трогательно слабый барон пил осторожно, и все равно давился.

— Нет уж, милый каэр, — проговорила я, глядя на него, — не надо этой лжи и уловок. Вы всегда жили честно и живите честно и дальше.

— Честно… — выдохнул взмокший Даммен. — Тогда напишу письмо Тавеншельду с просьбой сделать Кэлвина баронетом.

— А основание?

— Преданная служба.

— Так себе основание.

— К просьбе умирающего могут и прислушаться.

— Надо же, как вы нацелены умереть! Но я вас на тот свет не пущу. Пора звать брата Кэолана, пусть он вытрет вас насухо, прежде чем служанки поменяют вам простыни.

Барон возражать не стал и лишь глаза утомленно закрыл; тоже уставшая, я вышла из его покоев и пошла разыскивать Кэолана. Мне было абсолютно все равно, стану я когда-то каэриной или нет, выйду ли замуж за Кэла или нет. Беспокоило меня лишь одно: грипп.

Пережить бы всем нам эту весну, энхолэш!