Усадьба толстушки Астрид (СИ) - Грин Агата

***

Когда барону стало лучше, я поняла, что кризис миновал – и для него лично, и для всего Тулаха в общем. Многие из переболевших обитателей дома каэра, кто раньше поглядывал на меня с тем же высокомерием, что и баронесса, изменили ко мне отношение, и больше холодка от них я не замечала – меня теперь уважительно приветствовали, а одна из девушек-служанок вручила собственноручно расшитый розами платок. Иннис также удостоилась тихих благодарностей от слуг.

А вот от баронессы, к которой после болезни силы вернулись достаточно быстро, мы не дождались ни слова благодарности – да и не ждали ее, в общем-то. Каэрина вызвала нас с Иннис к себе и процедила:

— Понравилось командовать в моем доме, Астрид? Надеялась, что я умру и освобожу тебе путь к сердцу барона?

— Я всего лишь лечила людей, — процедила и я в ответ. — Мне известна коварность этой болезни.

— Экая умница! Когда только успела узнать? Или тебе подсказала твоя ведьма? — ядовито проговорила каэрина и, прищурившись, посмотрела на Иннис. — Может, вы сами устроили это, чтобы представить себя спасительницами? Никто здесь никогда не болел так; после тебя, Астрид, началось все это!

«Это клиника», — подумала я, не зная даже, чем ответить на такие бредовые обвинения. Но каэрине и не нужны были мои объяснения, она твердо решила, что я ее вражиня. Баронесса вздохнула, приняла привычный прохладно-надменный вид и произнесла:

— Настала тебе пора покинуть наш дом.

— Разумеется, Ваша Милость, — кивнула я. — Я сегодня же соберу вещи.

— Не забудь забрать свою лошадь и коляску.

— Да, Ваша Милость.

Когда мы вышли из покоев баронессы, Иннис произнесла:

— Она просто ненавидит тебя, да и на меня смотрит, словно я грязь. А ведь это наша каэрина, мы должны ей подчиняться. Такая и руку в кипящее масло может заставить сунуть, лишь бы напомнить, что она главная.

— Она мнит себя доброй, благородной и разумной, так что не пойдет на такое. Главное держаться от нее подальше, и все будет нормально. Иннис, — я приблизилась к подруге и приобняла ее за плечи, — мы имеем полное право отдохнуть. Я сначала не хотела, а теперь думаю, что просто обязана устроить праздник по поводу своего переезда в усадьбу. Приходите ко мне с Рисом и детьми, развеемся.

— Придем, конечно, — ответила Иннис и протянула деловито и с хитрецой: — Подарочек бы тебе еще приготовить надо.

— Не надо подарков, так приходите.

— Нет-нет, подарок будет!

Мы стали обсуждать предстоящее веселье, хихикая, как девчонки – потому что устали быть серьезными и напряженными, и вышедший нам навстречу рэнд даже остановился, а потом обернулся на нас. Дальше нам встретился брат Кэолан, и я попросила его отвезти Иннис в деревню, а также сказала, что скоро жду его к себе отпраздновать возвращение в отчий… бабушкин дом.

Жрец посмотрел на нас с явным удовольствием и проговорил:

— Сколько же в вас сил и жизни, красавицы! Любо поглядеть!

— Ну и глядите, — кокетливо ответила ему Иннис.

Она вернулась домой, где ее ждали муж и сыновья, а я стала собирать свои вещи для перевозки в усадьбу, где меня тоже ждал жених. Жених… Я-то скорее воспринимала Кэла как управляющего или еще одного работника.

Слуги барона вывели мою лошадь из конюшни, запрягли ее в коляску и эту же самую коляску перетаскали мои вещи, благо что их оставалось уже мало в доме. И когда все уже было готово, и коляска ждала меня, я поднялась к Даммену, постучалась и вошла.

— Езжай, девочка, — разрешил он. — И спасибо тебе за твои старания. Подруге тоже скажи, что старый барон знает, сколько она сделала для нас.

Я посидела с ним немного, поговорила, стараясь выбирать приятные темы для разговора, а когда вышла от него, буквально понеслась вниз; меня просто распирало от желания уехать, наконец, и заснуть в своем дом.

И как же приятно было приехать к себе! Не волновал ни накрапывающий дождик, ни грязища, ни голод – я буквально забыла поесть утром. Когда коляска остановилась у клумбы, там уже стоял улыбающийся Кэл.

Видеть его тоже было приятно, хотя я все равно еще не до конца верила, что он – мой жених. Однако ж жених! Он помог мне сойти и спросил, глянув на сумки в коляске:

— Все, домой?

— Домой, — выдохнула я.

Переезд был, конечно, знаменательным для меня событием, но я не прониклась важностью дня, ведь пролетел он быстро: сначала сидела с Кэлом и поварихой Дори на кухне, жадно поедая овсянку, потом раскладывала свои пожитки по сундукам в спальне, затем в конюшне вместе с Кэлом выбирала стойло получше для Лады – так я назвала свою лошадь. И до самой ночи я ходила по усадьбе и дому, проверяя, осматривая, радуясь. Кэл остался ночевать в усадьбе, в комнате для слуг на первом этаже, как и Дори. Я же впервые спала на своей собственной кровати в своей собственной спальне, и настолько устала, что заснула сразу, как легла в кровать, даже и не вспомнив о призраке Фионы.

А на следующий день уже начала приготовления к празднику – по сути, новоселью.

У меня было достаточно помощников и советников, но все решения насчет программы, так сказать, мероприятия, и меню я решала сама – хозяйка ведь! И теперь ответственность меня уже не пугала, не ощущалась кандалами. Еще в начале зимы я чувствовала себя бестолковым, всеми опекаемым ребенком, но теперь это чувство ушло, как и внутренние зажимы.

На новоселье я пригласила Иннис с мужем и сыновьями, молодежь из тех, с кем хорошо общалась на осенних свадьбах, знакомых, с которыми по первости ужинала в доме Дермида. Естественно, пригласила в числе первых и самого Дермида с семьей, а также брата Кэолана. Разумеется, и Кэл был приглашен, и чета каэров. Но ни барон, ни его супруга не явились: барон еще был уязвим, а супруга… ну, тут и так понятно.

Конечно, присутствовали и мои работники; Нетта, дочка лавочника, привела с собой еще и лучшую подружку, и Грег, ее брат, потом бурчал, что тоже мог бы своих друзей позвать. В общем, гостей собралось достаточно, причем разношерстных. А уж какие полезные подарки они принесли! Дермид и Лесли подарили шкатулку с пуговицами, приобретенными в Вирринге; брат Кэолан вручил связку весьма дорогих восковых свечей, молодые деревенские пары надарили красивых покрывал (вероятно, ранее подаренных им самим на свадьбы, но да какая разница?), а также гребни и бусы. Иннис подарила целый набор притираний для лица – что-то для отбеливания, что-то для смягчения и увлажнения. Кэл – шелковые ленты для волос и серебряную заколку.

Были и живые подарки. Работники вскладчину подарили мне козу, младший сын Иннис преподнес котенка, Лесли и Дермид привезли нескольких кур и петуха. И барон, как и говорил, отправил мне со слугой щенков – двух очаровательных биглей. С этими биглями потом дети Иннис весь вечер носились, а переполошенный котенок сидел у меня на коленях и шипел, когда щенки пробегали рядом.

В общем, шумно было с самого начала, зато весело. И угощениями гости, надеюсь, остались довольны. Мы с Дори запекли целиком несколько кур, которые я прежде замариновала в медово-горчичном соусе; приготовили рыбку – Кэл накануне принес; испекли два курника и один пирог с капустой; напекли булочек, нарезали колбас, достали соленья. На сладкое были слоеные пирожки с медом и творогом, а запивали мы все вином – тоже Кэл принес. Купили и эля.

Это был небогатый по каэрским меркам стол, но отличный – по меркам простолюдинов. И по моим личным меркам тоже.

Как хозяйка, я сидела во главе стола, и ухаживал за мной Кэл: подавал куски получше, наполнял мою кружку (более изящной посуды у меня пока нет). Он был немногословен, даже молчалив, но, как я уже поняла, это для него типично. Меня поздравляли, желали процветания и, косясь на Кэла – детишек побольше. Молодые замужние девушки – ну, не поворачивается у меня язык назвать семнадцати-восемнадцатилетних гостий женщинами – уже вовсю обсуждали нашу с Кэлом летнюю свадьбу, мое свадебное платье…

— А как похудела наша Астрид, как похорошела! — заметила хрипло слегка опьяневшая Лесли. — Я, признаться, и не узнала ее, когда по осени увидела. Теперь же вон какая красавица!