Усадьба толстушки Астрид (СИ) - Грин Агата

Тейг! Тейг Васс!

Я резко отвернулась, хотя вряд ли он узнает меня сейчас.

— Что? — озадачился Рис и тоже стал оглядываться. — Кого увидела?

— Показалось, знакомый, — отмахнулась я.

Тейг говорил с хозяйкой трактира у стойки; вероятно, комнату взял. Поговорив еще немного, он направился на второй этаж, и даже отсюда я услышала, как заскрипела под ним лестница.

Не хотелось бы с ним встречаться. Да и что он делает здесь, ведь должен патрулировать побережье? Трактир менять не вариант – остальные поблизости еще страшнее, да и Рис вопросы задавать начнет, а узнав, что это тот самый Тейг, может ему и врезать, а проблемы нам ни к чему.

Ладно! Бывший муженек меня не узнает, даже если посмотрит в упор: я уже не то болезненное, толстое создание с лоснящейся кожей и жирными волосами. Кста-а-ати… Я нахмурилась, вспомнив, в каком плачевном состоянии мне досталось нынешнее тело.

— Нет, ты увидела кого-то, — настоял Рис. — Кого, Астрид?

— Скажи, когда ты увидел меня в первый раз, что подумал? Только честно, не щади.

Друг замялся, но выдавил:

— Ну… крупновата ты была…

— Рис!

— Серая была, раздутая, хромала, потела.

Я снова окунулась в размышления. Быстро забылось, как тяжело мне было поначалу двигаться в новом неповоротливом теле, как резало живот, как пахло изо рта. Я списывала все на последствия самоубийства Астрид, но волосы у нее клоками лезли и до этого, кожа шелушилась и тускнела, рвалась, уродуя тело красными стриями, ногти истончались, как бумага, вес рос как на дрожжах. И как бы Астрид ни любила своего мужа, каждая брачная ночь была для нее пыткой. Ей нравились его редкие поцелуи, объятия, но сам акт… Было сухо и оттого больно.

Первое время в Редландии я и сама о мужчинах и думать не могла. Но уже зимой при виде Фэйднесса мое тело реагировало отнюдь не как пересохший источник, напротив… Уверена, с гормонами у меня сейчас все в порядке: цикл как часы, с ногтями порядок, растяжки поблекли, кожа чистая, матовая – красота, а не кожа! И после недавнего гриппа даже не чувствую слабости.

— Но сейчас ты вон какая красивая, — добавил уважительно Рис.

— Меня вылечила твоя умница-жена, — протянула я, вспоминая слова Иннис о том, что меня, вероятно, долго травили.

Тейгу не нужна была Астрид, только ее деньги и усадьба. Однако его самого постоянно не было дома, он не имел возможности мне что-то подмешивать. Свекор – тоже вряд ли. Свекровь… Пегги Васс могла бы, но я помню, как она была испугана, когда я очнулась. Да и слишком уж Вассы зависят от людского мнения; они побоялись бы молвы, а она пошла бы, если бы я не заняла тело Астрид и та бы умерла для этого мира.

Так кто мог травить Астрид? И имеет ли это значение сейчас?

Тем же вечером, когда я увидела Тейга, некий лакей постучал в мою дверь и сообщил, что его каэр, граф Бринмор, ожидает меня в экипаже. Я растерялась: визит оказался и поздним (уже стемнело!), и ранним – я никак не ожидала, что за мной приедут так быстро, ведь и трех дней не прошло, а разбирательства в условиях этого мира длятся долго.

Куда-то делся чепчик; плюнув, я спешно расчесалась, накинула плащ, а на голову опустила капюшон – сойдет для приличий и так. Постучалась к Рису, сказала, что меня ждет граф.

— Мне с тобой? — разволновался мужчина.

— Не стоит, лучше я одна.

Рис не стал навязываться; я спустилась вместе с лакеем Бринмора на первый этаж, в общий зал трактира, затем мы вышли на улицу. Экипаж с вензелями, запряженный четверкой лошадей, стоял не вблизи трактира, а несколько поодаль, и простой люд с окраин Кивернесса таращился на транспортное средство с любопытством.

Еще один лакей при нашем приближении открыл для меня дверцу экипажа и помог зайти внутрь.

— Садитесь, — сказал Бринмор, и я опустилась на сиденья напротив.

— Ваше Сиятельство, — напряженно проговорила я и опустила в знак почтения голову.

Экипаж тронулся с рывком; капюшон моего плаща от этого «упал» ниже; я откинула его, открыв лицо.

— Я говорил уже, что у меня есть сомнения насчет происхождения вашей подруги, — начал Бринмор. — Я отправил человека в лесное графство, но при всем желании тот не разберется скоро; один только путь займет время. Но это касается лишь происхождения вашей подруги. Другие вопросы этого дела туманны. Отец настоятель кивернесского храма не знает, кто указал на Иннис, но тоже находит ее подозрительной.

— Можно ли допросить жрецов, которые задержали Иннис? — осторожно спросила я.

— Они отвечают, что молва привела их в Тулах.

— Какая странная молва, избирательная. С Иннис колдовала и я, если уж верить в злые чары. Почему не задержали меня?

— Потому что вы никому не переходили дорогу? — предположил Бринмор.

Я громко усмехнулась, и каэр вопросительно приподнял бровь.

— Враги у меня тоже имеются, Ваше Сиятельство.

— Видимо, они не так предприимчивы, как враги вашей подруги. В любом случае, во время разбирательств она неприкосновенна, и никакие из пыток к ней применяться не будут. Принц не одобряет всех этих дикостей, тем более по отношению к женщине. Всерьез разбирать дело о колдовстве – это так по-редландски, — процедил каэр.

— Вы тоже редландский каэр и в вашей власти изменить положение дел, сделать наше герцогство развитым, — поддакнула я.

Бринмор отвел свой задумчивый взгляд; мужчина сидел так прямо и так гордо держался, что мне даже стало совестно за свою неидеальную осанку. Кстати, вот и разница с Фэйднессом – тот двигается плавно, словно перетекает с места на место, в нем есть текучая грация, эмпатия, и, садясь, он разваливается. А Бринмор – холодный и будто статичный; статуя изо льда, незаметно меняющая свое положение в разных декорациях.

— Вам будет позволено поговорить с подругой два часа, и я надеюсь, вы используете это время с пользой, — сказал Бринмор. — Раз вы привлекли меня, до правды я все равно докопаюсь, не сомневайтесь. Но лучше, если ваша подруга сама все расскажет. Хотя бы о том, кто она.

— Разве вы еще не расспросили ее сами?

— Лучше это сделаете вы.

Он прав – так действительно намного лучше. В темноте я не могла отследить, куда мы приехали, но точно не в тот храм, где я бывала; Бринмор велел мне снова накинуть капюшон и провел куда-то в подвалы. Мы спустились по разбитым скользким ступеням – каэр держал меня за руку – и оказались в тюрьме. Нет, все же в темнице, вед это невеселое заведение явно было построены давным-давно: низкие потолки, чадящие факелы, череда камер по одну сторону… Снаружи весна, а тут холодно и сыро.

— Здесь можно околеть, — сказала я зло.

— В подвалах храма еще холоднее.

Я заставила себя больше не возмущаться: и так мне сделали большую поблажку. У последней из камер мы остановились, и нам отперли дверь.

— Два часа, — повторил каэр.

Я смело вошла в камеру, и за мной сразу закрыли дверь; заворочался зловеще ключ в замке, и послышались отдаляющиеся шаги. Я прищурилась; зрение не сразу распознало в темноте фигуру.

— Иннис? — позвала я.

— Астрид?! — выдохнула неверяще подруга.

Судя по звукам, она что-то с себя сбросила, а потом слезла с койки. Полагаю, в этой темноте она видит лучше, чем я – притерпелась за эти дни, а я все еще слепо моргала. Меня обняли теплые руки, прижали к себе.

— Это ты, энхолэш! — прошептала Иннис.

— Я тебя вытащу отсюда, — опрометчиво пообещала я. — Эти идиоты пожалеют, что посмели тебя оклеветать и запереть в этом склепе!

Иннис рассказала, что сначала ее закрыли в подвалах храма, но потом перевели сюда; и здесь, и там ей не оставляли на ночь света и кормили лишь хлебом и водой. Зато хоть днем из узенького проема проникает в камеру свет, и охрана принесла несколько одеял, так что Иннис не замерзает.

Слушая о том, каково ей здесь, я негодовала. Подвал, холод, одиночество, скудная еда… и, хуже всего, неопределенность.