Когда-то я была злодейкой (СИ) - Лей Лора

Начальник сего богоугодного заведения, почетный ветеран метлы и лопаты, товарищ Скобликов Григорий Матвеевич, из простых дворников выслужившийся, увидел взбешенную Лизаньку (так ее называли на районе) и сразу понял – лучше сдаться.

-Милая Елизавета Владимировна, не вели казнить! – залебезил дородный усатый дядька. – Знаю, знаю про твою беду! Но, дорогая, что я могу? Не хотят работать молодые, сбегают на стройку! Там и зарплата больше, и прописка раньше, и квартира отдельная в перспективе …Ну, где я на такие деньги нормального дворника найду? Твой-то муженек прямо уникум, дай бог ему здоровья! Я уже наверх сколько раз писал, жду положительного решения к концу года, не подведу.

Лиза знала, что начальник хлопочет о досрочной и внеплановой прописке для Хантера и была уверена, добьётся – так хотел оставить отличного работника на своей территории!

- Нормального, говорите? А если найду, точно возьмешь? – прищурившись, заговорила попаданка.

-Зуб даю, Елизавета Владимировна, ты ж меня знаешь!

Через месяц постоянной соседкой Манджиевых и Блюмина стала…тетя Таня Сормова, конечно! По призыву «своих деток» маленькая женщина «махнула, не глядя» один ЖЭК на другой и устроила несчастному Скобликову «веселую жизнь»!

Дядька орал, ругался, проклинал «тот день, когда он сел за баранку этого пылесоса», но вскоре понял, какое сокровище ему досталось…Окрестные бабки приняли приезжую как родную, порядок она на отведенном участке навела показательный, многому начальника подучила, и переходящее красное знамя передовиков производства, а также грамоты от райсовета и Моссовета, бессменно украшали кабинет Григория Матвеевича, лаская его усталый от забот взор.

Михаил Ефимович Блюмин также пал жертвой неземного обаяния и цветистой самобытной речи бывшей детдомовки, в первый же вечер разгадавшей кроссворд, над которым он бился два дня. Сердце часовщика забилось как в юности, и он начал робко ухаживать за Татьяной Ивановной.

Манджиевы с интересом следили за развитием этих отношений и втайне молились за счастье ставших близкими немолодых одиночек. По всем приметам, дело шло к ЗАГСу…

****

Так вот и прошли мимо Лизы, по факту, последние годы «периода развитого социализма», и включилась она во внешнюю жизнь только в декабре 1985-го, когда сожрала за два дня пятилитровую банку маринованных помидоров от «Глобуса», припасенных к новому году…

Отлавливая в кисло-сладком остром рассоле трясущейся от нетерпения рукой продолговатый овощ (сорт «Дамские пальчик», кажется), и сожалея, что он – последний и к празднику придется искать ещё банку, Манджиева вдруг задалась вопросом: а с чего это она так разошлась? Любила она солёное и остренькое, да, но чтобы так?!

«Неужели…?» – Елизавету аж затошнило от мелькнувшей догадки. Они же предохранялись…

Часть вторая Глава 16

Ирина Давыдова, ставшая, по примеру мачехи и по её протекции, гидом-международником ещё в студенческие годы, исправно привозила им изо всех поездок за рубеж импортные презервативы (гаденько так хихикая при вручении коробочек и «ленточек»), журналы по вязанию, пряжу и спицы известных марок, чтобы только сводная сестра не отказывалась выполнять «хотелки» нужных людей в стиле хенд-мэйд по моделям европейских дизайнеров.

Лиза брала заказы: платили, сколько говорила, так чего не связать, тем более, что это её увлекало все больше и больше? Уж лучше, чем на машинке стучать, мешая соседям, устающему Хантеру и себе, несмотря на наушники. Да и руки поберечь надо, как и сердце.

Так что «защиту от проникновения» они использовали. Не всегда, конечно! Лиза, дорвавшись до «комиссарского тела», использовала любую возможность совратить молодого мужа, порой чувствуя себя озабоченным кроликом!

Спасибо Хантеру: он не критиковал ни ее активность, ни инициативность, ни фантазийность в этом деле, часто сам перехватывал «управление» и показывал себя внимательным и неутомимым любовником.

В голове у Елизаветы, уставшей, но «сытой», крутилась иногда не пойми откуда попавшая туда фразочка: «Хорошо-то как, Машенька…– Да я не Машенька! – Да все равно хорошо!»

***

Эти годы Лиза считала очень счастливыми! Несмотря на занятость, они с мужем (как звучит-то!) жили как две половинки одного целого, как иголка и нитка, как, по шутливому определению бабы Жени, «шерочка с машерочкой»: всегда вместе, всегда на одной волне…Сложные вопросы бытия решали после обсуждения, делились учебными проблемами, строили планы на будущее…

Им не нужны были компании, с родней они поддерживали ровные необременительные для обеих сторон отношения, имели пару хороших общих приятелей. Может, это и неправильно, с чьей-то точки зрения, но супругам Манджиевым было все равно. Им хватало друг друга. И пусть весь мир подождет, часто думала Лиза.

***

Было, правда, одно обстоятельство, омрачающее счастье молодой пары – это взаимодействие, вернее, полное его отсутствие, с матерью Мергена. На письма женщина не отвечала, тётя Таня сообщала, что жива родня, работает, переживать о них не стоит.

Фактически, за прошедшие годы с момента его ухода из дома после памятного избиения Дамбой, парень с новой семьей Иджили виделся лишь однажды, когда, тайком от Лизы, слетал на материн день рождения.

Встреча оказалась нерадостной для обоих. В квартиру, где теперь жили мать, отчим и двое их детей, Мерген не попал, потому что маленькие сводные братья ему просто не открыли дверь, сказав, что не знают его, а родителей дома нет.

Мерген поспрашивал у соседей, выяснил, что мать ушла в магазин, и дождался ее на улице. Иждиля, постаревшая, какая-то поникшая и тусклая, долго плакала, сидя с ним на скамейке рядом с детской площадкой у дома, просила прощения у повзрослевшего сына, говорила, что живет хорошо, но потребовала больше не приезжать и не лезть в ЕЁ семью…Вот прямо так.

Тётя Таня, к которой он буквально приполз, придавленный новостями, извинялась перед парнем, винила себя, что не досмотрела когда-то и позволила Иджиле «замутить» с этим «святым чертом», утешала молодого человека и предложила последовать словам матери.

-Не рви себе сердце, сынок, не вини себя и её прости. Слабая она баба, ведомая…Но раз живет, значит, её все устраивает. Им должны новую квартиру дать, побольше, за твоей пропиской я прослежу, не волнуйся. Пацаны мелкие неплохие, хоть и зашуганные малость, да и Иджиля не цветёт… Однако, сама постелила – самой и спать. Езжай к Лизке, живите дружно, а там как бог даст – посоветовала маленькая дворничиха, похлопав расстроенного парня по плечу.

Лиза, когда, наконец, узнала (после свадьбы уже) о произошедшем, порывалась поехать, разобраться, навалять…Но Хантер резко пресек её поползновения, обнял и сказал, что у него есть семья – это она, Лиза, старики Хмыровы, тетка Сормова и будущие дети. За них он готов отдать жизнь, и большего ему не нужно.

«Закрыли тему» – поцеловал жену Хантер, и только многие годы спустя, приехав на могилу Иджили, безутешно расплакался…Жестоко? Возможно, но бывает такое. И кого винить? А, проехали…

***

«Съесть банку маринованных помидоров – к беременности, точно» – думала прибабахнутая новостями Лиза Манджиева, сидя в коридоре МИДовской больницы, куда её привезла на такси взволнованная Светлана Давыдова после звонка дочери с сообщением «Что-то со мной не так».

По словам гинеколога, состояние девушки соответствовало нормам начала второго триместра, велела не напрягаться, избегать стрессов и волнений и назначила день следующего посещения.

Лиза до вечера, пока не вернулся с работы Хантер, пребывала в прострации, пытаясь осмыслить и всё равно не осознавая свое «интересное» положение.

Муж сначала даже не понял, что она ему сказала, потом встал перед ней на колени и поцеловал в живот. И Лизу отпустило: она улыбнулась и вступила на путь подготовки к родам, которые, по словам врача, случатся в мае.

«Ну, прям земля в иллюминаторе: я – Козерог, Хантер – Дева (да, муж Лизы был моложе её почти на год), ребенок – Телец. Хоть скандалить не будем» – решила попаданка.