Волки (СИ) - Токтаев Евгений Игоревич "Инженер"

Рука его дёрнулась к бедру, но меча там не оказалось.

— Только тронь! — возопил купец, — я обращусь к префекту! Я к самому цезарю…

Лонгин простёр руку перед грудью приятеля.

— Тиберий, остынь.

Взгляд Тита Флавия был прикован к девушке. В глазах промелькнуло сострадание.

— Мы заплатим Метробий, — сказал Лонгин, — заплатим, только ты одень их, как-нибудь… получше. Правда же, замёрзнут совсем.

— Да продай ты их, декурион, — посоветовал кто-то из солдат, — на кой тебе эти расходы?

— Вот и я о том, — заулыбался Метробий, — продавай. Пятьдесят денариев дам. Выгоднее же, чем каждый месяц платить.

— Да отвяжитесь вы! — зарычал Тиберий, — не продам, сто раз было говорено! Девке цена — двести, а мужики ещё дороже!

— Свежо предание, — усмехнулся купец.

— Кто же тебе здесь такую цену даст? — поинтересовался ветеран.

Тиберий закатил глаза, всем своим видом изображая, как ему надоели эти вопросы.

— Да не здесь. Весной в Македонии продам, когда в отпуск поеду.

— А чего туда?

— Дом у меня там.

— Дом, ишь ты. Мне бы вот тоже… — завистливо протянул Диоген.

— Войне конец, — ободрил его Сервий, — а там и службе. Мы все себе построим дома, как у Тиберия.

— А, я слышал, там у него баба, — заулыбался Балабол, — и он ею перед всеми похваляется.

— Рот закрой, — буркнул Тиберий, который уже устал огрызаться.

— Так ведь не дождётся она тебя.

— Рот закрой!

— Схарчат тебя к весне, декурион. Не доведётся больше с бабой полежать, лучше сейчас девку свою попользуй.

— Что ты сказал⁈

— Прастина! — рявкнул Лонгин.

— Гней прав! — неожиданно вступился за Балабола Сервий, — всем известно, тварь его искала! И наших из-за него…

Договорить ветеран не успел. Тиберий таки прорвался к легионеру сквозь заслон его товарищей и метко впечатал кулак ему в челюсть. Лонгина оттолкнули. Голова Тиберия мотнулась от ответного удара Гнея, скорого не только на язык. Мгновенно образовалась свалка.

— Прекратить! — заорал Тит Флавий.

Он схватил двоих солдат за шиворот, встряхнул, но остальных это не остановило.

— Что здесь происходит⁈ — раздался ещё один голос, молодой, но, несмотря на это, прозвучавший властно, — прекратить!

Лонгин обернулся. Позади него стоял трибун Гентиан с десятком вооружённых легионеров. Те бросились к дерущимся и растащили их, щедро при этом отпинав.

— Максим и Лонгин? Вот уж кого не ожидал увидеть в такой обстановке. Что здесь происходит?

Тит Флавий в трёх словах рассказал о случившемся.

— Понятно, — невозмутимо сказал трибун, повернулся к одному из пришедших с ним легионеров и приказал, — этих негодяев вязать и на экзекуцию. Доложишь Аполлинарию, я велел выдать каждому по тридцать розог.

— Эти, вроде, не наши, трибун, — сказал один из легионеров, пришедших с Гентианом, — они из Первого.

— Аполлинарий и Марциал разберутся.

Он смерил Лонгина взглядом, но ничего ему не сказал. Повернулся и бросил, через плечо:

— Максим, за мной.

Тиберий, понурив голову, поплёлся за трибуном назад в лагерь. В принципии Гентиан сел за письменный стол, налил в чашу вина и развернул какой-то свиток. Декурион стоял напротив него навытяжку.

Изрядно промурыжив Тиберия, трибун, наконец, соизволил обратить на него внимание.

— В очередной раз убеждаюсь, что Марциал выполняет свою работу из рук вон плохо. Он должен пресекать брожение в умах, а слухи и сплетни расползаются по лагерю, как лесной пожар.

Тиберий молчал, стоял, ни жив, ни мёртв перед мальчишкой, годившимся ему в сыновья. Гентиан выдержал паузу, в течение которой сверлил декуриона холодным взглядом. Продолжил:

— И, похоже, в Тринадцатом имеются светлые головы, раз уж козлом отпущения назначили тебя.

— К-кем назначили? — пробормотал Тиберий.

— Козлом отпущения. Не слышал? У иудеев есть обычай — ежегодно козла наделяют грехами народа и уводят в пустыню. Говорят, там его сбрасывают со скалы. Ты бывал в Иудее, Тиберий?

— Нет.

Гентиан усмехнулся.

— При чём здесь козёл? — осторожно поинтересовался декурион.

— Определённо, в Тринадцатом есть светлые головы, — насмешливо повторил трибун, — но твоя к ним не относится.

Он снова взял в руки свиток и заскользил по нему взглядом.

— Уступи мне рабыню, — сказал трибун через некоторое время, не отрывая взгляд от папируса.

— Что? — не понял вопроса Тиберий.

— Это ведь твоя рабыня там была? Я правильно понял Лонгина? Уступи мне её.

Декурион пожевал губами и выдавил из себя:

— Меньше, чем за триста не отдам.

— Триста чего?

— Денариев.

Гентиан засмеялся. Голос у него был звонкий, будто девичий. Однако от этого смеха Тиберий ощутил слабость в ногах. Он повидал на своём веку мальчишек-латиклавиев, сенаторских сынков, проходивших годичную службу в легионах перед началом политической карьеры. То была первая ступень «пути чести». Все они были в военном деле неопытны, часто обладали большим гонором, зная за своей спиной силу отцов. Однако такого страха, как этот властный щенок, никто из них Тиберию не внушал.

— Разве я тебе сказал, что хочу купить её? Зачем мне это? Я говорю — уступи. На время. Приведёшь её сегодня вечером в таберну. Договорились?

Тиберий судорожно кивнул. Отказать любимчику цезаря? Нет уж, увольте.

— Вот и хорошо. Свободен.

Декурион попятился было, но остановился на пороге. Гентиан поднял на него взгляд.

— Ну, что ещё?

— А деньги?

— Какие деньги? — удивился трибун, — разве ты не хочешь сделать мне подарок? Сегодня же Сатурналии.

XVII. Механик

— Ну и отъел ты ряху, сволочь, на римских харчах… — прохрипел Дардиолай, сгрузив с плеч на снег связанного Деметрия, — ты же, вроде, худым был?

Молния втащил пленника под высоченную старую ель, в шатёр, образованный тяжёлыми лапами, устало опустившимися к самой земле. Прислонил к стволу, а сам выпрямился во весь рост. Стукнулся затылком о ветку, выругался. Осторожно потянулся, разминая затёкшие плечи. Деметрий что-то невнятно промычал. Дардиолай наклонился к нему и вытащил изо рта кляп.

— Они нас найдут! — затараторил пленник, — тебе не скрыться!

Дардиолай поморщился и снова заткнул ему рот. Деметрий протестующе мотал головой и мычал. Молния сел рядом с ним.

— Сейчас отдышусь немного. Устал, что-то.

Он стащил шапку, почесал вспотевшую голову.

— Ты, Деметрий, молись, чтобы не нашли. Потому как если найдут, я первым делом тебя зарежу.

Пленник притих.

Сколько они проехали верхом, удирая из кастелла, Деметрий не знал. Показалось, что не очень много. Может быть, около мили. Всё это время он висел поперёк конской спины и с трудом мог вздохнуть. Отчаянно мутило, в глазах начало темнеть, и он уже думал, что вот-вот потеряет сознание, однако, прежде чем это произошло, похититель остановил лощадь и спешился. В этот момент Деметрий, с трудом извернувшись, смог разглядеть его лицо. И узнал.

Шум погони позади не различался, но Дардиолай не сомневался, что она будет. Едва ли не под стенами крепости механика похитил, тащил через лес, бросив лошадь.

Продирался он сквозь буреломы долго. Деметрий подивился его выносливости. Погоня, как видно отстала, треска сучьев за спиной не слышно. Однако на земле лежит снег и следы, как на ладони.

Дардиолай это понимал и как только на пути встретился овраг с незамёрзшим ручьём на дне (а ручьёв, впадавших в Марис, в округе довольно много), он немедленно свернул в сторону и пошёл прямо по воде вниз по течению.

Передохнув, Молния распустил пленнику шнуровку на правом сапоге и связал ноги. Проверил, не ослаб ли ремень, стягивавший руки за спиной. Затем вылез из-под ёлки, встал, огляделся, обошёл её кругом и куда-то исчез. Деметрий изворачивался, стараясь не упускать похитителя из виду, однако всё же потерял.