Мы, Николай II (СИ) - Черняк Станислав

— Благодарствую, отче, — направь, вразуми, открой тайные смыслы мира земного.

— Просты смыслы нашего мира — вера, надежда и любовь. Вера в Бога, в свой народ, в силы собственные, надежда на лучшее и светлое и любовь к ближнему, чтобы дела великие смысла не потеряли.

— Отец Иоанн, говорят, что будущее предсказывать умеете. Что ждёт нас грешных?

— Войны ждут — сначала с Востоком, потом с Западом, а потом и того ужаснее — внутри страны брат на брата с топором кровавым поднимется…

— А можно ли это как-то изменить?

— «От упорных трудов — всегда прибыток, от пустословия — лишь нужда», «Что бы вы ни делали, трудитесь от всей души — как если бы это было для Господа, а не для людей», — так гласит Библия, — Царь есть пастырь для своих подданных, то есть пастух, а потому от трудов его и жизнь каждой овечки Божьей зависит, — Иоанн грустно улыбнулся, его взгляд внезапно затуманился и совсем другим голосом — глубоким и низким он внезапно добавил: — Попытаться Николай можно, но учесть надо бесконечное число факторов.

Я испуганно взглянул на Иоанна, но туман в его глазах уже рассеялся, и они вновь сверкали, источая любовь и свет.

— Что Вы сказали, отче? Я последнюю фразу не расслышал.

— Каждую овечку беречь надо, запомните Ваше Величество, ибо не волк Вы, а пастух!

— Буду обращаться за мудрыми советами к Вам, не откажете?

— Как же можно отказать помазаннику Божьему. Если смогу — помогу. Душа моя открыта для Вас, Государь. Работайте на общее благо, а я молиться усердно буду за Вас, семью Вашу царскую, за скорейшее появление наследника, да за каждого человека грешного в стране нашей…

В этот день мне удалось встретиться с ещё одним человеком — министром внутренних дел Иваном Логгиновичем Горемыкиным. Явился он не один, а со своим другом и покровителем обер-прокурором Святейшего Синода Константином Петровичем Победоносцевым, что уже само по себе вызвало моё скрытое раздражение, ведь я планировал разговор один на один. Образ Победоносцева был мне всегда неприятен, ещё со школьного курса истории. В моём понимании это был не живой человек, а какой-то Мороз Морозович, сковывающий действия и намерения окружающих. В своё время он очень удачно дополнял Александра III, но в данный момент являл собой день вчерашний, во-всяком случае для меня — хорошо знающего развитие предстоящих событий.

— Ваше Величество, — скрипучим голосом начал Победоносцев. — Мы явились по Вашему указанию.

— Я Вас, Константин Петрович, сдаётся мне — не вызывал.

— Обер-прокурора в дни смутные и переломные и звать не надо, сам явится, — молвил Победоносцев, и как-то странно заскрипел, возможно этот звук у него означал смех.

— Иван Логгинович, — демонстративно обратился я к Горемыкину, который, глядя на нас, медленно и заботливо разглаживал свои огромные седые усы. — Не устали Вы от трудов праведных на такой беспокойной должности?

— Иван Логгинович, — вновь заскрипел Победоносцев, — человек недюжинных сил и способностей. Равно, как и я — Ваш покорный слуга. Мы от отца Вашего Вам даны для продолжения его дел и воплощения планов и замыслов.

— Боюсь, уважаемый господин Горемыкин, Вам, да и Вам, не менее уважаемый Константин Петрович, — гневно взглянул я на Победоносцева, — придётся попрощаться со своими должностями, так как планируемые мной изменения в жизни государства и общества вряд ли придутся вам по вкусу.

— Помилуйте, Ваше Величество, — впервые я услышал голос Горемыкина, оставившего наконец в покое свои величественные усы, — и кого же Вы на мою должность поставить соизволите?

— Ну, к примеру, Петра Аркадьевича Столыпина.

— А, я извиняюсь, кто это?

— Титулярный советник. Каунасский, то есть, простите, Ковенский уездный предводитель дворянства и председатель тамошнего суда мировых посредников, чиновник IX класса на должности V класса государственной службы.

— Кого Вы хотите назначить? — оказывается голос Победоносцева мог не только скрипеть, но и звучать достаточно глубоким баритоном. — Да Вы что, Николай Александрович, только через мой труп. Реформатор на реформаторе, кошмар Вашего покойного батюшки. Побойтесь Бога, они и Вас и Россию в гроб загонят.

— Боюсь, уважаемый Константин Петрович, что в гроб меня гораздо скорее загонит Ваш консерватизм, страна меняется, а модель государственного управления нет. Про свой двор я вообще молчу. Вчера я впервые разглядел скорохода. Настоящий попугай — костюм разноцветный, фалды ливреи короткие, а на голове шлем со страусовыми перьями трёх цветов. Просто Маленький Мук из арабской сказки. Тысяча и одна ночь, воплотившаяся в реальность. Хорошо хоть палача штатного Вы нам в штат не включили, он был бы вполне уместен при нашем дворе в своём красном бархатном колпаке с прорезями для глаз.

— Николай Александрович, я служил верой и правдой Вашему отцу-императору и служу Вам, но такого я не потерплю, мне оскорбительно слышать Ваши намёки. При таком развитии событий мы будем вынуждены уйти в отставку. Да, Иван Логгинович? — Горемыкин явно неохотно закивал головой, а Победоносцев продолжал. — Но мы ещё вернёмся, я Вас уверяю, вернёмся и Вы сами первым попросите нас об этом…

Перед сном я заглянул к моей нынешней матушке.

— Тебе не жаль Победоносцева, он муж верности и разума, — она с улыбкой смотрела на меня. — Хотя и бывает зануден своей природной скрипучестью.

— Да, он всё новое воспринимает со скрипом, — решил я поддержать её шутку.

— Ты знаешь, ещё пару лет назад я бы осудила твои первые императорские шаги, но сегодня я соглашусь и всячески поддержу тебя, пусть я уже не совсем молода, но слух у меня прекрасный и я отлично слышу ход часов времени. Вся наша страна подобна огромной кастрюле — огонь снизу всё жарче, кипение всё сильнее, а крышка привинчена наглухо. И что будет, если ничего не менять? Сорвёт крышку, а заодно и оторвёт наши бедные головы.

Глава 4

ИСТОРИЯ НЕ ТЕРПИТ СОСЛАГАТЕЛЬНОГО НАКЛОНЕНИЯ

Утро было солнечным и прохладным, бесконечно устав от напряжения последних дней я решил немного прогуляться в одиночестве по территории Кремля. Насчёт одиночества я, конечно, немного лукавлю. Несколько охранников на почтительном расстоянии внимательно следили за моей безопасностью.

С террасы Дворца за красными кирпичными зубцами кремлёвской стены прекрасно просматривалась Набережная Москвы-реки, чуть поодаль, в туманной утренней дымке — Храм Христа Спасителя в его изначальном виде. В этот миг я наиболее остро почувствовал весь ужас моего одиночества — виды почти не изменились, но огромная временная пропасть разделила меня с моими родными и близкими.

Виды действительно внешне были те самые, знакомые с детства. Выйди на Красную площадь — увидишь Собор Василия Блаженного, памятник Минину и Пожарскому, здание ГУМа… Но вот звуки и запахи резко отличались. Как я прочитал в одной из библиотечных книг — первый автомобиль в Россию в 1891 году завез из Марселя, одессит — журналист и предприниматель Василий Васильевич Навроцкий, владелец очень популярного тогда «Одесского листка». В Москве пока автомобилей не было. Правда, трудно такое представить? Не тешьте себя иллюзиями — насчёт диких московских пробок, организуемых извозчиками, меня уже предупредили. Что же касается автомобилей, вчера мне торжественно вручили рекламный буклет.

Чёрным по белому, ярко и крупно: «Первый российский автомобиль на базе самодвижущегося экипажа, собранный на каретной фабрике Петра Фрезе с использованием двигателя Евгения Яковлева будет продемонстрирован на XVI Всероссийской промышленно-художественной выставке в Нижнем Новгороде». На самом деле, как я выяснил, это была двухместная заднемоторная коляска с одноцилиндровым четырехтактным двигателем, мощностью 1,5 лошадиной силы и возможностью развивать дикую скорость — 21 км/час. Всё это было довольно интересно, но признаюсь — куда больше меня интересовали разработки инженера Ипполита Романова, который изобрёл первый отечественный электромобиль. Статья на эту тему в своё время меня очень удивила, теперь же насмешница-судьба давала мне возможность не только встретиться и пообщаться с этим гением, но даже поддержать его на государственном уровне. Как тебе такое, Илон Маск?